Грег пожал плечами.

— Это дело вкуса. — Его губы обиженно дрогнули.

Нэнси снова дотронулась до его плеча, заставляя взглянуть на нее. И когда Беркли в конце концов повернул голову, сказала:

— У тебя очень изысканный вкус, Грег.

И это говорилось не ради утешения. Все так и есть на самом деле. Нэнси действительно восхищалась его работами, поэтому ей очень хотелось выразить свои чувства.

Но вовсе не для того, чтобы заставить Беркли поцеловать ее.

Он совершенно не собирался целовать Нэнси. Во всяком случае, не так!

Не нежно и медленно, чтобы во всей полноте ощутить вкус полных губ и сладкого дыхания. Но и не с жаждой, желанием и нарастающей страстью. Никак.

Грег не хотел, чтобы поцелуй этот имел какое-нибудь значение.

А поцелуй с Нэнси означал очень многое.

Для нее — это сквозило в ее взгляде, когда они с Беркли отстранились друг от друга.

Для него — он чувствовал это в глубине души. Там будто трескался ледяной панцирь и нарастало тепло. А вместе с ним — боль.

Не стоило этого делать!

Грег прокашлялся.

— Думаю, пора отвезти тебя домой.

Что он и сделал.

Всю обратную дорогу они сидели на заднем сиденье такси в разных углах. Грег смотрел в окошко, пальцы его лежавших на коленях рук были сплетены. Каковы бы ни были сейчас его мысли, Нэнси полагала, что они недобрые.

Сама же она старалась не думать вообще. Ее сознание словно заволокло плотной непроглядной пеленой.

Едва машина остановилась перед нужным домом, Нэнси поспешно открыла дверцу и выбралась наружу. Беркли сделал то же самое.

— Не беспокойся, — произнесла Нэнси, не глядя на него и пытаясь вставить ключ в замочную скважину. — Все в порядке. Тебе незачем провожать меня.

— Мне нетрудно.

Разнервничавшись, Нэнси все никак не могла совладать с замком. В конце концов Грег отобрал у нее ключ, открыл дверь и вернул обратно.

— Спасибо за приятный вечер, — сказала Нэнси, надеясь, что Беркли поймет намек и оставит ее одну.

Но не тут-то было. Он придержал дверь.

— Я поднимусь с тобой наверх.

Она хотела было возразить, но передумала. Зачем усложнять ситуацию? Нэнси кивнула и стала быстро подниматься по лестнице впереди Грега. Дверь квартиры Софи поддалась скорее, чем входная. К счастью, Дженнет, которая осталась, чтобы впустить водопроводчика, уже ушла домой.

Нэнси ни с кем не хотелось общаться. Приостановившись на пороге, она повернулась к Беркли и твердо произнесла:

— Спасибо. — Разумеется, при этом следовало улыбнуться, хотя бы из вежливости, но у нее не было настроения. Она не могла выдержать такого количества лицемерия за один раз. — Спокойной ночи, — добавила она и захлопнула дверь, так и не взглянув на Грега.

Прислонившись к двери спиной, Нэнси некоторое время с благодарностью прислушивалась к стихающему звуку его шагов. Ее била нервная дрожь. Чтобы как-то успокоиться, она обняла себя руками за плечи.

Нэнси пребывала в замешательстве. Ее разум и душа пришли в смятение.

Вот так-то вступать в игру, не зная правил, сказала себе Нэнси. И вот что бывает, когда не ценишь того, что имеешь, а ищешь лучшего!

Она поплелась на кухню, где обнаружила, что водопроводчик действительно приходил, потому что оба крана больше не текли. Нэнси плеснула в лицо несколько пригоршней холодной воды, смывая легкий макияж и вкус губ Грега. Яростно вытираясь жестким кухонным полотенцем, она приговаривала:

— Так тебе и надо! Впредь будешь умнее!

Покончив с умыванием, Нэнси прямо здесь стянула платье и после этого направилась в свою спальню. На кровати ее ждала записка от Дженнет.

«Звонил Чак. Очень милый парень. Перезвони ему, расскажи о вечеринке!»

Да, подумала Нэнси, Чак действительно очень милый. И добрый. А также гораздо более здравомыслящий, чем я.

Ей отчаянно захотелось выплакаться у Чака на плече или хотя бы по телефону рассказать о том, какая она дуреха, сколько ошибок совершила и что первым же рейсом вылетает домой.

Но Нэнси не могла позвонить Чаку. Он фермер, каждое утро встает в половине пятого. И сейчас, должно быть, крепко спит.

Кроме того, Нэнси ни за что на свете не поведала бы жениху о событиях нынешнего вечера. Нет никакой возможности объяснить ему то, что непонятно ей самой: почему ее в самое сердце поразил поцелуй Грега Беркли?

Только к середине следующего дня Грег наконец нашел причину, заставившую его поцеловать Нэнси Джонатан.

Проводив ее, он отправился домой пешком, надеясь, что прохладный ночной воздух освежит его горячую голову. Однако этого не произошло.

Все, о чем Беркли мог думать, — это губы Нэнси, их вкус и нежная податливость перед его напором. Они раскрылись как цветок, позволив ему проникнуть внутрь, коснуться ее зубов, языка…

Воспоминание это каждый раз бросало Грега в дрожь. Его тело пронзал болезненный импульс желания. Он жаждал Нэнси всей душой.

Что за бес в него вселился?

А в нее? Ведь она помолвлена! Ей не положено целоваться с другими мужчинами!

И тем не менее она поцеловала Грега.

Да, он первый начал. Он наклонился, коснулся ее губ, потому что — черт бы его побрал! — Нэнси выглядела невероятно соблазнительно. Однако она могла бы воспротивиться, сжать губы и не позволить ничего!

Но Нэнси повела себя по-другому.

Она словно растаяла от прикосновения Беркли. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее!

И не только. Она желала большего.

Как и Грег.

Именно это выводило его из равновесия. Беркли занимался любовью со многими женщинами, и все это происходило с обоюдной легкостью. Никогда не было ни боли, ни душевных мук, ни сердечной тоски.

Как это он не поостерегся?

Впрочем, поцелуй не исключался с самого начала, но он являлся составной частью плана, основной целью которого было заставить Нэнси понять, как рискованно оставаться в Лондоне вообще и рядом с Грегом в частности!

Предполагалось, что к ней вернется здравый смысл, она испугается и быстренько унесет ноги обратно в Престонвилл, в родное, знакомое и безопасное окружение.

Благие намерения!

В воскресенье Беркли пытался убедить себя в том, что его план сработал, а все остальное существует лишь в воображении. В понедельник утром он отправился на работу почти в уверенности, что есть большая вероятность получения приятной новости: Нэнси опомнилась и отбыла домой. Возможно, что сейчас, когда он поднимается по ступенькам офиса, она пьет утренний чай с родителями…

Нэнси сидела за столом Пола.

Она вздрогнула, когда Грег отворил дверь, и еще ниже склонилась над какой-то бумажкой.

— Рано ты пришла! — заметил Беркли. Это прозвучало как обвинение, но он ничего не мог с собой поделать.

Нэнси промолчала. Ее лицо было бледным. Грег заметил, что она попыталась скрыть этот факт, применив камуфляж в виде большого количества румян.

— Ты перестаралась, — произнес он. — Щеки у тебя получились слишком красными. Ты похожа на девочку, добравшуюся до маминой косметики.

Нэнси повернулась к нему. Помады на ее губах тоже оказалось слишком много. Грег обратил на это внимание, увидев, как дрожит и кривится ее рот.

В следующую секунду Нэнси сорвалась со стула и побежала в туалет к умывальнику.

— Да не тушуйся так! — крикнул Беркли вслед. — Ничего тут страшного нет…

Ответом ему стал звук захлопнувшейся двери.

В распоряжении Нэнси было тридцать три часа, чтобы понять, что произошло между нею и Грегом. Так что глупо сейчас заливаться слезами. Она взрослый человек и должна уметь справляться с подобными ситуациями. А самое главное, не нужно обмирать всякий раз, когда Беркли посмотрит на нее. Надо вести себя достойно. И благоразумно.

Например, как в телефонном разговоре с матерью, состоявшемся в воскресенье. Та принялась корить дочь за безответственность, за то, что она сидит в Лондоне, когда столько дел дома, и вдобавок до сих пор не удосужилась разослать приглашения на свадьбу.