— Иди уже.

Я пошла. Развернулась и буквально взлетела по лестнице, не обращая внимания на ноющее колено — мимо ошарашенного Антона, мимо Эли, спускающейся вниз с подносом, мимо защитниц альва. Наверх — к живому другу, которого несколько раз мысленно похоронила.

Успею еще себя казнить, сейчас не время.

В коридоре на третьем моргала лампочка, словно жаловалась на присутствие врага в доме. Мягкий ковер скрадывал шаги. Тепло окутывало, соблазняло все бросить и спуститься вниз, на второй этаж, ближе к кровати.

Я устала. В спертом воздухе отчетливо чувствовался дух смерти. Проветрить бы…

Поравнявшись с нужной комнатой, я толкнула дверь. Внутри было темно. Пыльно. В углу бесформенной кучей лежал старый хлам — стул с обломанной ножкой, ржавая стремянка, пустые банки из-под краски. Мусор, который и на чердак-то выносить не стоит, не то, чтобы в комнате хранить. Ковер на полу поистерся и скалился дырами, в углах поселилась мохнатая паутина. Тут убирают вообще? Свалка, а не спальня!

А ведь Андрея специально принесли сюда. И не уложили даже — бросили. Сгрузили на кровать и закрыли дверь.

Враг в доме. Только вот какой он враг? Побитый весь, слабый…

Андрей лежал на кровати поверх застиранного шерстяного пледа и, казалось, спал. Лицо пестрило синяками и ссадинами, правый глаз заплыл, щека опухла, а висок был неаккуратно залеплен лейкопластырем. Лейкопластырь потемнел от пыли и топорщился клейкими краями.

Костяшки пальцев на руках Андрея были стесаны, одежда испачкана и кое-где изорвана. Казалось, его тащили по грязному, щербатому полу и били одновременно.

Он глубоко и тягостно вдохнул и сипло выдохнул. Дрогнули ресницы, наморщился лоб, с губ сорвался едва различимый стон, и я невольно коснулась его руки — чтобы утешить, облегчить хоть чем-то незавидную участь отвергнутого своими же охотника.

— Поля… — шепнул он, открыв здоровый глаз.

— Тссс, уже все хорошо.

Голос гортанный, хриплый, и слезы по щекам снова. Сколько их там, внутри? Казалось, за эти дни я все выплакала. Тома, Барт, Алла. Теперь вот еще Андрей…

— Поля, — повторил он, как мантру и склонил голову влево, пытаясь осмотреться. — Где…

— У скади, — поспешно ответила я, присела рядом и поспешно соврала: — Сейчас другую комнату приготовят. Белье, там, полотенца. Полы протрут. Ты уж потерпи…

— Спасибо.

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, рваной. Из разбитой губы сочилась кровь.

— Я скучала, — призналась я тихо. — Очень.

— Это еще не конец. Богдан ждет пополнение с запада. Охотники направляются в Липецк. Лучше уехать, переждать.

— Нет! — резко перебила я. — Я не сбегу. Не в этот раз. Сегодня мы выстояли почти без воинов. И в следующий раз выстоим. А Богдана этого я лично прибью, обещаю!

Андрей вздохнул. Глаза прикрыл, будто я сказала что-то плохое, недостойное. Рука дернулась, мазнула по покрывалу. Тишина. Только стены гудят — ветер в трубах. А из окна рассвет смотрит — серый, заштрихованный снегом.

Война. Верю ли я, что это происходит на самом деле? И Андрей теперь… Как? Что… Кто мы?

— Богдан был отличным парнем, — сказал он тихо. Глаз открывать не стал, так и лежал зажмурившись, и ладонь обмякла в моей руке. — Мы с ним прошлую войну прошли плечом к плечу. Он почти не убивал, жалел хищных. Пару раз давал уйти целому племени. Я его прикрывал, как мог… А потом Мишель… Мишеля он тебе простить не смог.

— Хочешь сказать, я должна простить ему Аллу? Алла погибла сегодня! — взорвалась я.

— Ничего я не хочу сказать, Полина, — устало ответил Андрей. — Я знаю его другим, и мне тяжело смотреть на то, что происходит. Охотниками так просто не становятся…

Верно, не становятся. Нужно потерять. Отчаяться. Разозлиться. Сойти с ума от горя. Только так можно заполучить благодать, пройти испытания богов и доказать, что ты достоин.

Чего? Убивать?

Ведь теперь я знаю, что все они — лишь слабая тень Хаука. Полуразвоплотившиеся духи, туман, ничто. А вот он… Его светящиеся щупальца, живая, первородная ярость, взгляд, сбивающий с ног. Он достоин, его сами боги послали.

Выстоим ли мы? Есть ли шанс?

— Мне все равно, — глухо сказала я и убрала руку. — Если Богдан еще раз нападет, я его убью. Потому что сейчас мне не до жалости. Первые идут.

Немая сцена. Андрей с вытаращенным глазом — второй заплывал с каждой секундой все больше, и щека опухала, сползая вниз. И ведь не поможешь ничем — охотник. Лекари хищных тут бессильны, а то я бы уже прислала Элю.

Нужно и правда унести Андрея из этого свинарника. В конце концов, я здесь хозяйка, и имею право…

— Как… Первые? Куда идут?

Дурацкая ситуация. И рассказать бы: о Креге, о смерти Барта, о портале. О видении. Но почему-то не получается. Только хихиканье истеричное и ком в груди. Тяжелый, давит.

— Хаук, представляешь?! — Я встала и отвернулась, торопливо стирая слезы и глупую улыбку — полустраха, полубезумия. — Чертов Хаук. Лив. Херсир и Гарди. Они…

— Первые… существуют? — совершенно искренне удивился Андрей. Хотела бы я уметь так искренне удивляться. И верить в лучшее.

От будущего веяло бедой. Неотвратимостью. Тяжелыми решениями. Болью. Потерями. От ощущений этих щемило в груди. Наверное, все же усталость, не хочется верить в плохие предчувствия. Нужно выспаться. Но сначала устроить Андрея.

— Я сама не верила. Но лично видела, как открылся портал. А потом видение. Лив и Хаук. Они придут, Андрей. Скоро.

Андрей молчал долго. И я молчала. Снег мягко ложился на подоконник, в коридоре прошаркали чьи-то шаги. И снова стало тихо, словно дом уснул.

— Твой муж, — наконец, тихо сказал охотник, — ненавидит нас всех. Ему нравится убивать, и когда он дерется, в нем живет зверь. Он бы и меня, наверное… если бы не Влад.

Я кивнула.

— Поэтому я и просила Влада. Но Эрик не зверь. Он просто… запутался. Но я помогу ему, и все будет хорошо.

Знать бы тогда, как оно будет. Но я не знала. Потому и верила, что все у нас получится.

Глава 5. Предвестники беды

На другой комнате для Андрея я настояла. И взгляд Эрика — недовольный, с вкраплениями рождающейся злости — выдержала. Скади удивились, конечно, но спорить не стали. Лишь молча качали головами и понимающе кивали шепоткам Лары — защитница с удовольствием делилась с соплеменниками воспоминаниями о моих похождениях.

Впрочем, мне было плевать. Лишь добравшись до спальни, я упала на кровать — как была, не раздеваясь, и провалилась в сон. Снился мне Хаук. В этот раз он не пугал, и вообще никому не угрожал. Стоял на горе молитв и всматривался вдаль — туда, где в закате предусмотрительно быстро скрылся Херсир, оставив ар и прошлую жизнь. Лицо охотника еще не хранило отпечатков страшных битв — гладкое, не испорченное шрамом, солнцем и ветрами, лицо молодого палача. И лишь глаза, зоркие и прищуренные глаза сокола, выдавали в нем убийцу.

А под утро мне приснилась Алла. Сильная амазонка в костюме из кожи, на поясе — короткий меч, на голове — повязка из темного хлопка. Она улыбалась пустыне в хельзе, а за ее спиной готовая драться выжидала армия хельинов. Был ли этот сон вещим? Я не знала и вряд ли когда-нибудь найду Аллу в хельзе.

Призрак Аллы мучил меня долго. Просыпаясь ночью, я утыкалась в пропитанную липким потом подушку и душила рыдания, рвущиеся из груди. В такие моменты кровать все чаще оказывалась пустой и холодной, Эрик возвращался под утро — усталый и задумчивый. Целовал меня в лоб и долго лежал, обнимая, а я замирала пойманной птицей с израненным крылом.

Мне не хватало его и почему-то казалось, подсознательно он все же винит меня в смерти Аллы. После похорон он долго стоял над ее могилой, забросанной белыми цветами. А когда мы уезжали, задержался — ненадолго, на несколько минут — у двух сглаженным временем холмиков, припорошенных снегом. «Божена» и «Эдмунд» гласили таблички.