Жива!

Дверь распахнулась настолько резко, что я вздрогнула. Развернулась, прикрывая спину от возможного нападения. Нервы эта ночь расшатала сильно, сон усталость не снял, а лишь приглушил. Руки тряслись, и за это я себя почти ненавидела. За страх. За невозможность собраться. За чертовы сомнения, за вину, что сжирала изнутри. За нежелание исполнять волю Барта. Ведь я… Кто я? Обычный сольвейг, которого не заметили в детстве, не воспитали по законам других сольвейгов. Одиночка, прибившаяся к стае.

Я совершенно не умею принимать правильных решений. Вот и сейчас, застыла, не зная, как реагировать не неожиданный визит.

— Довольна? — зло выдохнула Алиса и сложила руки на груди.

— Что?

Я покосилась на тумбочку, в которую убрала нож. Алиса стояла к ней ближе, чем я, и странная, неконтролируемая ревность поднялась во мне. Жила натянулась, что-то побуждало броситься к сокровищу, защитить от цепких рук защитницы. Хотя бы нож, раз Эрика защитить не получилось.

Стараясь ступать медленно и плавно, я отошла от окна и сделала вид, что поправляю покрывало на кровати.

Зачем она пришла?

— Думаешь, можешь сыграть дурочку в беде, похлопать ресницами, и он к тебе вернется?

— Что… кто? Эрик?

— Эрик, Эрик, — передразнила она и решительно шагнула ко мне. А заодно и к тумбочке.

Ну уж нет, этот подарок ей так просто не достанется! Кен к ладоням потек послушно, кожа вспыхнула привычным жаром. Пусть только попробует!

— Терять не очень приятно, так? — едко продолжила она. — Но ты потеряла его, смирись.

— Послушай, Алиса…

Зуд в ладонях почти нестерпимый, вены вспухли от кена, перед глазами — белесая пелена, и я догадываюсь, что это значит. Встреча с Херсиром — не случайность, а еще один ход в многоходовке Барта. Как и то, что он отдал мне нож — ведь это тот самый, что держала Лив в видении. Вспыхнувшие письмена на лезвии, монотонный шепот. Эти голоса манят, зовут, и зову этому нельзя сопротивляться. Вокруг все белое, я тону в молоке, меня выворачивает наизнанку, и я взрываюсь брызгами чистой силы.

— Нет, это ты послушай, — перебила она и буквально вцепилась мне в плечи. Когда она успела подойти так близко? — Мне абсолютно плевать на то, что ты сольвейг, что у тебя особенный кен и глаза, как у куклы. Мне плевать, даже если ты можешь ублажить его сто одним способом в постели. Уясни одну вещь: такие мужчины, как Эрик, не прощают измен!

Абсолютная ярость. Белая. И я почти не сдерживаю ее — кен срывается с пальцев, осыпается на пол. Воняет горелым. Эта дурочка что, не чувствует? Держит… Я сама себя держу — из последних сил. Сорвусь и прибью ее ненароком. Этого Эрик мне точно не простит.

— Убери. От меня. Свои. Руки.

Слова приходится цедить сквозь зубы, и мне кажется, следующая порция кена вырвется из моих глаз — прямо в пылающее гневом лицо Алисы. Потому я закрываю глаза. Дышу. Внутри клокочет, ругается, рвется на волю заемная сила. Шумит в ушах, и я не сразу понимаю, что Алиса меня уже не держит, а сквозь ватную пелену моего безумия, в сознание проникают звуки.

— Алиса! Я задал вопрос.

Голос отвлекает. Как и горелый паркет на полу — два обугленных круга с рваными краями. Все-таки я вредитель.

— Что здесь происходит?

Схлынуло. После этого вопроса схлынуло. Пульсирует еще глубоко, в районе жилы, но я снова контролирую силу Барта. И перед глазами проясняется. В комнате уже совсем светло, утро наступило, и свет проникает внутрь сквозь широкую щель между не задернутыми шторами. У меня из груди свистящими звуками вырывается дыхание. Вдох-выдох. Сжатые кулаки. Концентрация на контроле.

И когда я вновь подняла взгляд на Алису, ее злость снова спряталась. Вползла в душу ядовитой змеей и скрутилась там кольцами, ожидая подходящего момента, чтобы ужалить. И она сама сейчас казалась мне змеей.

— Так ты ответишь мне? — настаивал Эрик. На меня не смотрел, все внимание было приковано к Алисе. Но нет, это все-таки моя комната, и я тут хозяйка, значит, и инициативу могу на себя взять легко.

— Алиса заглянула выразить радость по поводу нашего возвращения, — сказала бесстрастно. — Уверена, она молила богов, чтобы все окончилось благополучно.

— Выйди, — велел ей Эрик холодно, и от тона его голоса во мне проснулось злорадство. Нет, не то, чтобы я ее ненавидела… разве что чуть-чуть. Самую малость. И я убедила себя, что имею право.

— Но я… — начала было она, но он перебил:

— Пожалуйста, выйди. Мне нужно поговорить с женой.

Ого! Я не ослышалась? Он назвал меня женой? Наказывать, видать, пришел. Сейчас соберет всех скади и отведет меня в подвал. Там сыро, наверное. Ненавижу сырость! И крыс. Надеюсь, крыс там все же нет.

Истерика подступала незаметно. Сначала начали дрожать колени, затем руки, а потом уже все тело, и я обняла себя за плечи, стараясь не смотреть ни на Эрика, ни на Алису. Она же громко и обиженно выдохнула, размашисто прошагала к двери и с силой захлопнула ее за собой. Разозлилась, видать.

Эрик же остался стоять на месте, прожигая меня взглядом. От таких взглядов мне всегда хотелось спрятаться. Такие взгляды обнажают нутро, проникают в душу, выискивая там маленькие секретики. Они выворачивают наизнанку, препарируют, делая тебя совершенно беззащитной.

— Может, объяснишь, что это только что было? — спросил он строго, и я автоматически прикрыла собой тумбочку. Мало ли что.

Эрик смотрел и ждал ответа. А я… Что мне ему сказать? Ситуация дурацкая, пятна еще на полу… Дрожь. Ее уже почти не получается сдержать, и единственное, что кажется мне логичным и правильным — рассмеяться. Смех вышел нездоровым. Рваным. От него кислило во рту, и болел живот.

— Тебе смешно? — обиженно поинтересовался Эрик.

— Извини, но ты… сам… и она… — Ответ вышел путанным из-за спазмов и коротких смешков, которые я никак не могла остановить. И понимала: если не получится, начнется настоящая истерика, с соплями, глубокими всхлипами и слезами в три ручья. Поэтому я старалась дышать и не думать об Алисе, наказаниях и дурацком ноже, который хотелось от всех спрятать, а лучше — зарыть в саду.

— Что я сам?

— Немного странно, не находишь? Твоя эта… Алиса приходит сюда, орет на меня, хватает за руки. А я нервная, между прочим! Паркет вон испортила…

— Черт с ним, с паркетом!

— Хорошо, черт с ним, — кивнула я. — Ты приходишь, потом она… Орет. А виновата я? Серьезно? Давай на меня все грехи повесим!

— Полина…

— Что — Полина? Поверь, я сама прекрасно справляюсь с ролью палача для себя!

Я отвернулась и подошла к окну. Тяга защитить артефакт была практически непреодолимой, но я убедила себя, что Эрик не знает, где он лежит, а если узнает и захочет забрать, я все равно противиться не смогу — он сильнее. Особенно сейчас, когда силы у меня были практически на исходе, несмотря на сон и отдых. Все же я много кена потратила в хижине Херсира, пытаясь пробить защиту.

— Что тебе сказала Алиса?

Эрик, похоже, сдаваться не собирался. Оставлять меня в покое — тоже. Значит, впереди день разборок, к которым я оказалась совершенно не готова. В голову лезли совсем другие мысли. О Гарди и том, хватит ли мне сил его излечить. О Лив. О том, где она может прятаться. О Хауке, который затаился.

Лужайку перед домом заливало солнце. Трава пробивалась нежно-зелеными полянками. Защитницы сегодня тренировались без Эрика — лишь с Гектором и Никой. Алисы среди них не было, как и Дарлы. Шепчутся, небось, перемывают мне кости. Ну их! Солнце проникало сквозь мутное стекло и грело кожу.

На вопросы об Алисе отвечать не хотелось. Вообще все вопросы Эрика таили в себе некий тайный смысл, вникать в который — себе дороже.

— Какая разница, что она сказала? Извини, мне не хочется обсуждать твоих любовниц. Или, может, уже стоит называть ее невестой?

Эрик, казалось, опешил. Несколько мгновений молчал, будто придумывал ответ. Ну а что? Я тоже умею задавать неудобные вопросы. Могу поклясться, этот был для него неудобным. Потому он и ответил на него своим вопросом: