— Не говори о моей жене здесь! Я сказал, что завязал с боями после боя с Магири. Мне уже тридцать лет.

— Черт, да ведь Саливену было тридцать пять, когда он побил Конта…

— Я сказал, что выхожу из игры. — Стефен протянул Джилу руки, чтобы тот завязал шнурки перчаток. — Ну, давай, держи крепче. Не успокоюсь, пока не сброшу тебя на пол.

Вокруг мешка собралась группа мужчин. Стефен стал в стойку и нанес серию ударов. Его перчатки из буйволовой кожи били мешок с яростью, достойной восхищения. Удары отдавались в предплечья и плечи. На шее и спине появились струйки пота, а он все бил и бил в мешок, не сводя с Джила глаз.

Лицо Джила покраснело — он изо всех сил пытался удержаться на ногах.

Отрабатывая удары, Стефен думал о давлении, с которым столкнется в ближайшие недели. Газеты возьмутся за него, сообщая о вызовах Магири, намекая на его женитьбу, делая заключения о его физическом состоянии. Газеты должны что-нибудь печатать, чтобы подогревать интерес публики. Газетчики всегда изображали призовых бойцов и как соперников в повседневной жизни — американец против ирландца, католик против протестанта, житель севера против жителя юга. Когда-то они описывали Стефена как паршивого ирландского революционера, но как только он сразился с Били Магири, то сразу же превратился в респектабельного бизнесмена, зато Били стал негодяем, связанным с шайкой бешеных и продажных политиков.

Стефен понимал, что ложь в газетах была частью игры, способом продать газеты и дать рабочему человеку отвлечься от каждодневных забот. Но никакая шумиха не могла бы заставить его изменить решение. Он оставил ринг навсегда.

Он прекратил бить по мешку — тело его истекало потом. Кто-то бросил ему полотенце.

Джил тяжело пыхтел, его редеющие светлые волосы облепили череп.

— Ну, ты горяч, чемп. Свой удар не потерял. А как ноги?

Стефен вопрос проигнорировал.

— Джил, Эмет даст тебе выпить, — сказал он. — Но только возьми с собой. Не пей здесь больше.

— Позже. Я тут покручусь и посмотрю, как ты работаешь.

Он пошел следом за Стефеном к рингу.

— А как насчет показательного матча? Ты и Магири в «Спортивном зале»? Три спарринговых матча и матч с перчаткой5. По доллару с носа за вход.

— Ты становишься тугим на ухо, Гилеспи! — фыркнул Стефен. — Я же сказал — я с этим покончил.

Около ринга стоял крепкий, рослый темнокожий юноша. Он не спускал глаз с двух мужчин, которые молотили друг друга на ринге. На парне была красная фланелевая рубаха, а волосы на голове напоминали шапку — так густы и кучерявы они были. Стефен изумился, как вырос Моуз. Когда он впервые появился в спарринговой комнате несколько лет назад, это был худенький, полууличный мальчишка, работавший крысоловом для крысиной ямы на Водяной улице. Сейчас Моузу было восемнадцать, но он был крупнее многих взрослых мужчин.

Стефен кивнул в сторону ринга:

— Они не собираются покалечить друг друга?

Моуз покачал головой:

— Эти два козла собираются ничего не делать, только воздух сотрясают.

Стефен отбросил полотенце:

— Давай-ка мы с тобой, Моуз, проведем несколько раундов. Потешим присутствующих.

Глаза Моуза, обычно равнодушно-спокойные и усталые, сверкнули.

— Даже не мечтал!

Стефен подал знак мужчинам прекратить свой матч.

Моуз снял рубашку, надел перчатки и поднялся на ринг вместе со Стефеном.

По спарринговой комнате пробежал ропот. Все присутствующие столпились около ринга, голоса зазвучали громче.

Стефен прыгал по деревянному настилу ринга и оценивал крутые плечи Моуза, его широкую грудь.

— Да ты почти моего размера, парень.

Моуз выставил руку, всю в гладких блестящих мускулах, и приставил к бицепсу Стефена:

— Кажется, ваша немного больше загорела. Стефен засмеялся.

— На корабле я много часов тренировался под солнцем. — Он оглядел комнату в облаках дыма. — Гилеспи! — громко позвал он. — Иди сюда, будешь засекать время.

Газетчик, локтями проложив себе путь в толпе, вынул карманные часы.

Стефен и Моуз коснулись перчатками друг друга и, подняв руки, приняли боксерскую стойку. Комната для спарринга затихла.

— Время, джентльмены.

— Гляди на меня, ну, — сказал Стефен Моузу. — Глаз с меня не своди. Полностью сосредоточься на деле.

Моуз прищурился. Его грозный вид производил впечатление на ринге, но он не умел увертываться от ударов — смело держал открытым лицо — бей как хочешь.

Чтобы проверить реакцию Моуза, Стефен сделал несколько ложных выпадов.

— Следи за движением головы, — сказал он. Стефен наступал, а Моуз все уходил.

— Я ударю тебя при отходе, — предупредил Стефен. — Не позволяй мне этого.

Неожиданно Моуз сделал выпад, целясь в подбородок Стефена. Стефен хотел ускользнуть, но не успел. Голова откинулась назад, удар прошел через все тело. Он ощутил секундное беспамятство. Моуз удивленно смотрел на него.

— Молодец, парень, — сказал Стефен, встряхнув головой.

Он бил по ребрам Моуза, отодвигая его назад.

— Да не стой ты, — довольный своей работой, воскликнул Стефен. — Бей, переходи в наступление.

Стефен уклонялся от ударов и финтил, установив свой темп. Ногами Моуз работал плохо, но он заставлял Стефена шевелиться. Во втором раунде Стефен почувствовал знакомое удовольствие, когда работаешь с хорошим боксером, — сильно сконцентрировавшись, наблюдая, реагируя, с напряжением, в каждом нерве. Даже после удара в подбородок он чувствовал себя проворным, ноги были упругими и сильными. Моуз таки схватил несколько резких ударов; тем не менее мальчишка все время атаковал и к защите не переходил. Стефен доставал ребра и грудь Моуза сколько хотел.

Они остановились после пяти раундов, невзирая на громкие протесты зрителей. Стефен сбросил перчатки и повел плечами. Он чувствовал усталость и возбуждение, с радостью отметив, что бедро не дало о себе знать. Моуз выглядел свежим, в глазах светилась тихая гордость.

— Защищай корпус, — сказал Стефен. — В настоящем матче именно удары по корпусу заставят тебя сдаться.

Моуз лукаво улыбнулся:

— А ваш подбородок я сразу нашел. Стефен дотронулся до головы парня:

— Да, это ты молодец.

Он пошел принять душ за деревянной перегородкой на дальнем конце комнаты для спарринга. Пока он стоял на каменном полу под струей холодной воды, он размышлял о молодости и силе Моуза, испытывая муки зависти. Да, без сомнения, покончить со всем этим будет для него облегчением. Его телу не будет больше угрожать призовой ринг, да и ярость, которая клокотала раньше в его жилах, угасла. Хотя в жизни каждого боксера было что-то такое, что ему очень нравилось: грубое мужское товарищество, считавшее его стоящим этих взрывов неистовства, да и слава титула чемпиона чего-то да стоила. Кроме того, даже в самом горчайшем, жесточайшем соперничестве на ринге было уважение и кровная связь мужества между двумя боксерами.

Стефен вытерся и оделся. Физическая нагрузка и холодный душ избавили его от усталости и взбодрили. Он пригладил рукой влажные волосы и подумал об Анне. Представил, как она спит выше этажом — теплая; с растрепанными волосами… Представил, как ложится рядом с ней, как будит ее поцелуями…

Он с трудом оборвал свои фантазии. Нужно купить подходящую кровать, да и ей надо дать время осмотреться и принять решение. Сегодня он будет спать на кресле в кухне.

Он вернулся в спарринговую комнату, чувствуя возбуждение. В голове пронеслись мысли о других женщинах в этом городе, с которыми имел дело годами, но ни к одной из них идти не хотелось. Он отверг их всех. Анна — единственная, кого он хотел все эти недели. Уж одну ночь он еще как-нибудь подождет.

В комнате стояла странная тишина. К запаху дыма примешивалось какое-то напряжение.

— Привет, Флин.

Стефен повернулся настороженно — перед ним стоял Били Магири, потрясая большими руками в перчатках из козьей кожи. Черные волосы, коротко остриженные, подчеркивали красивые черты его лица. Поверх клетчатого костюма на нем висели старинные часы.