Долго сидеть там не пришлось. Все время у самых дверей караулила стюардесса, ждала пока я не выйду. Сначала она стучала и что-то говорила, а потом о чем-то стала просить, наверное, чтобы вышел и сел на место. В это время самолет только подъезжал к взлетной полосе. [Я] открыл дверь и вышел, в стороне стояла она и смотрела на меня. А в самом последнем ряду [я] увидел пустое кресло, рядом находился большой черный телефон. [Я] с облегчением сел и стал смотреть в иллюминатор на удаляющийся малайский аэропорт. Смотрел я в сторону и о чем-то думал, как [вдруг] с другой стороны ко мне обратился [раздался] женский голос. Это были они [стюардессы] и, наверное, опять все вместе. Я ошарашенно глядел на них и думал, что они говорят. А говорили они на японском языке, я сделал удивленный непонятливый вид. Теперь они говорили на английском языке, и я вслушивался в быструю речь, но так и не понял. Увидели, что я ничего не понимаю, начали показывать жестами. Я думал-думал и, наконец, понял - они просили отправиться вперед и сесть на "свое" место, т.к. я уселся на место одной из стюардесс. Я встал и пошел вперед на "свое" кресло. Я шел замедленным шагом, катя [шаря] по сторонам глазами в поисках свободного места. Уже почти начало салона, но все сидят, и ничего для себя не видно. Осталось несколько рядов - пять или шесть, и в самом центре - "оно" было. Потревожив двух европейцев страшной английской речью, пробрался сквозь них и "утонул" в глубоком сиденье. А впереди светился экран, где тренировались два человека в гольф, но странно - звука никакого не было. А у соседки по креслу на голове были наушники и она смотрела на экран. Я взял на впередистоящем кресле наушники, подсоединил к подлокотнику и стал крутить переключатель. Нашел громкую музыку и включил "на всю катушку". Казалось, что весь самолет содрогается от этого.

Последовал незаметный взлет, и мы полетели в Токио. Когда уже набрали высоту, раздался голос и спустя некоторое время нам давали ужин. Включился яркий свет, пробуждая всех спящих, и впереди появились стюардессы, переодетые в яркие красные фартуки. Они шли параллельно по проходам по две. Одна катила тележку с подносами, другая их раздавала.

Весь поднос "провалился" в желудке, а самое интересное, что там было, то это палочки из которых едят - хаси. Я ел из них и вроде получалось. И тогда же одна из стюардесс начала писать что-то в своем

= 13 =

блокноте, осматривая сидящих пассажиров. Мне уже было все ясно рассчитали "безбилетника". И под конец обеда они расхаживали по проходам и считали, считали, не показывая виду пассажирам. Вскоре они звонили по телефону в кабину пилотов и что-то сообщали. Погас яркий свет, самолет летел дальше.

Тогда мне показалось, что лайнер начал спускаться вниз где-то на середине маршрута, и я подумал, что спустимся в какую-нибудь страну, там у всех проверят билеты, а заодно выпроводят меня, а семьсот двадцать второй полетит дальше. К тому же и в Токио будет усиленная проверка и все равно, когда [бы] меня поймали - "внизу" или "наверху". И я решил узнать что-то у стюадесс, для чего нажал на кнопку и на потолке загорелась яркая зеленая лампа.

До этого еще кто-то вызывал стюардесс к себе, и те со страхом на лице подходили по двое к пассажиру.

Через несколько мгновений появились в стороне две девушки и смотрели на меня в ожидании вопроса. Я спосил: "We Landed?" - то есть не идем ли мы на посадку. А та ничего не поняла. Я написал на специальном пакете для нужд пассажиров, которые были у каждого, вот такую надпись, перед чем я попросил у нее ручку: "We Landed?" Она ответила отрицательно, а дальше написал еще: "I NO HAVE BOMB. GIVE ME, PLEASE, GO TO THE TOKYO!"

То есть я хотел их успокоить, чтобы они не беспокоились и летели дальше. Она долго смотрела на мой набор английских слов и спросила у меня билет: "Where is your ticket?" Мне ничего не оставалось, как ответить: "No ticket". Она позвала всех стюардесс и они окружили меня со всех сторон и опять спросили: "Where is your ticket?" Я отвечал так же: "Ноу. Ноу хэв тикет". Вскоре жестами попросили встать, что бы пройти куда-то вперед. Я вышел из ряда и встал на проходе. Они окружили со всех сторон и повели на кухню в самый "нос".

Мы шли через спящий самолет из последнего салона в "бизнес-салон" первого класса и попали в светлую и большую кухню. Там уже стоял пилот или капитан самолета спиной ко мне и курил сигарету. Затем он повернулся ко мне и сразу же дал стакан горячего кофе. Мне тогда было совсем не до кофе, я отказался, но он настоял на своем и я взял [стакан] в руки. И начался разговор. Он обратился ко мне с такими фразами: "You speak English?" Я показал головой "нет". "Парле ву франсе?" Я показал то же самое. Теперь он фразу сказал на немецком языке, я ответил отрицательно. Он начал думать, что же сейчас делать. В этот момент я ему сказал: "Ай спик Инглиш" и вдобавок показал пальцами, что знаю очень мало. Он обнадежился в лице и задал вопрос: "What's you name's?" Я сказал: "Аян".

= 14 =

Потом они ожидали, что я им сейчас буду говорить. Протянул им свой паспорт. Они брали из рук в руки и не верили, что перед ними стоит "росияндзин". Сначала одна из них удивленно сказала: "Москва?" И другие говорили друг другу: "Москва?! Москва?! Росияндзин?!" После минутной восхищенности у них сменились лица. [Они] испуганно смотрели, в ожидании новых сюрпризов от меня. Но лишь капитан остался невозмутим до конца, предложил сигарету, но я не курил и отказался.

В целях безопасности они, конечно, меня обшарили: такая неприятная процедура, но нужная для них, и спросили у меня багаж. Багажа большого не было, а осталась куртка, которая лежала в самом конце самолета и сказал им об этом. Мы шли опять через салон. Там я вытащил одежду и мы пошли обратно. А старшая на вид стюардесса отправила всех по своим местам и мы остались вчетвером: я, пилот, стюардесса и еще одна, которая всегда стояла у стойки на кухне и работала.

Обшарив все мои вещи, стюардесса отдала мне их на руки. Так мы стояли где-то час. За это время я письменно отвечал на вопросы капитана, рисуя маленькие схемы и вставляя в них слова. Затем меня посадили на большое кресло возле иллюминатора, а рядом сидел пилот и писал на листах иероглифами протоколы. Пререписали все мое имущество. Спросили, есть ли деньги. Я вытащил из кармана брюк триста восемнадцать рублей с копейками. А те удивились, что у меня хоть что-то есть. Иногда пилот уходил в кабину и, наверное, сообщал на землю. Мы оставались вдвоем сидеть на креслах. Женщина спросила у меня, показывая руками, не волнуются ли родители. Конечно, я ответил: "да", и у нее заметно прослезились глаза. Вот этого я не ожидал вообще. Я был готов к таким допросам и даже, [так] сказать, пыткам, а получил обратное. Еще они спросили, чем я питался в Куала-Лумпуре, зная о цене наших денег. Сказать, что ничего не ел, было бы неверно; ответил, что питался объедками в ресторане. Вскоре появился опять он [капитан] и попросил написать имя, фамилию и отчество на английском и опять ушел. Затем они дали мне огромный поднос, я его мигом "проглотил". Вообще, как потом оказалось, это было самое лучшее времяпровождение за весь вояж.