- Странная штука - рот, губы, вообще. Глазами солгать нельзя. Женщины лгут улыбкой.
- Шикарная дамочка, - прошипела Шура, - туфли, чулки на ней видели? - а сукно на пальте? Вся модная, тысяч на десять контрабанды.
- Чего хочет от меня эта дама? - с ужасным волнением спросил Хопкинсон. - Что ей от меня нужно?
Спутники не ответили. Только Гусев - скучливо:
- Берегите карман, товарищи.
Двинулись к пароходным сходням. В это время на спине голого по пояс грузчика проплыли новенькие, с пестрыми наклейками чемоданы. Позади шагали два иностранца - бритые, седые, румяные, серые шляпы (цвета крысиного живота), пальто - на руке, карманы коричнево-лиловых пиджаков оттопырены от журналов и газет.
Тот из них, кто был пониже, - налитой как яблочко, говорил:
- Уверяю вас, - они сели в экипаж вслед за нами.
Другой, тот, что повыше, - с запавшими глазами:
- Я верю вам, мистер Лимм, но я своими глазами видел, как мистер Скайльс менял деньги в буфете, а мистер Смайльс пил нарзан.
- Выходит, что один из нас ошибается, мистер Педоти.
- Несомненно, мистер Лимм.
- Я готов держать пари, что Скайльс и Смайльс через три минуты будут здесь. Идет?
- Я не большой любитель держать пари, мистер Лимм. Но - идет.
- Десять шиллингов.
- Вам не гарантирована покойная старость, мистер Лимм. Отвечаю.
- Вынимайте ваши часы.
Лимм и Педоти полезли в жилетные карманы за часами. Ни у того, ни у другого часов не оказалось.
- Мои часы? - растерянно спросил Лимм.
- И мои тоже, - сказал Педоти.
- Куда они могли деваться?
- Я только что вынимал их.
Оба произнесли протяжно: "о-о-о"...
Около озадаченных иностранцев уже стоял Гусев. Оба глаза открыты. Сказал сурово:
- Сперли у обоих. Понятно вам?
- О, - проговорили Лимм и Педоти, - это непонятно.
- То есть - как непонятно? Каждый сознательный гражданин сам должен смотреть за карманами, а не ходить разиня рот, затруднять госорган - искать ваши побрякушки. Работа уголовного розыска основана на классовом принципе, но в данном случае -ваше счастье: вы наши гости, полезные буржуи, считайте - часы у вас в кармане.
Он пронзительно свистнул и с непостижимой расторопностью кинулся в толпу. Сейчас же оттуда выскочили два карманника, - помчались по селедочным бочкам, через кучи колес, ящиков и лаптей. Гусев, казалось, появлялся сразу в нескольких местах, будто три, четыре, пять Гусевых выскакивали из-за тюков и бочек.
На румяных лицах Лимма и Педоти расплывались удовлетворенные улыбки.
- Оказывается, они умеют охранять собственность, мистер Педоти.
- Да, когда хотят, мистер Лимм.
Грузчики, привалившись к перилам, говорили: - Проворный, дьявол.
- Не уйти ребятам.
- Засыпались ребята.
Хохотал меднолицый Парфенов, расставив ноги. В толпе ухали, гикали, свистели:
- Сыпь! Крой! Наддай! Вали! Вали!
И вот - все кончилось: Гусев появился с обоими часами: лицо равнодушное, один глаз опять закрыт. Лимм и Педоти захлопали в ладоши:
- Браво! Поздравляем...
- Никаких знаков одобрения, - Гусев одернул кушак.- Работа показательная, - для своих, а также для международных бандитов...
Внезапно что-то с треском обрушилось, покатилось, загрохотало на берегу. Крик. Тишина. Парфенов проговорил:
- Не иначе как ящики с экспортными яйцами.
Из темноты появился капитан. Унылое лицо вытянуто, усы дрожали. Развел руками:
- Необыкновенное происшествие... Граждане, нет ли среди вас доктора?
Гусев, подскочив к нему: - Ящики с экспортными яйцами?
- Да не с яйцами, с таранью... Черт их знает - обрушилось полсотни ящиков прямо на сходни... И уложены были в порядке... Впрочем, не я их укладывал, меня это не касается, я ни при чем...
- Сколько человек задавило?
- Да двух иностранцев, - говорю я вам.
- Мне это не нравится, - сказал Гусев. - До смерти?
- Ну, конечно, - покалечило, шутка ли - ящиком-то... Да - живые... А, впрочем, мое дело вести пароход, за груз отвечаю, а что на берегу...
- Господин капитан, - спросил Лимм, - мы поджидали здесь двух американских джентльменов...
- Ну да же, говорю вам, - одному бок ободрало, другого вбило в песок головой, завалило рыбой, вытаскиваем...
- Это они, мистер Педоти, - сказал Лимм.
- Это Скайльс и Смайльс...
Педоти и Лимм поспешно пошли на берег. За нимикое-кто из любопытствующих пассажиров, москвичи, капитан, Парфенов, Гусев. На конторке появился Ливеровский, - шляпа помята, руки в карманах. Гусев, приостановившись, внимательно оглядывает его. Ливеровский - с кривой усмешкой:
- А еще хотите, чтоб к вам иностранцы ездили...
Возмутительные порядки...
- У вас оторваны с мясом две пуговицы, - заметили?
- А вам, собственно, какое дело? Убирайтесь-ка к чертям собачьим.
- Ладно, встретимся у чертей собачьих. - Гусев ушел.
Ливеровский задрал голову к палубе, где, взявшись за столбик, стояла Эсфирь Ребус.
- Грубо работаете, Ливеровский, - сказала она.
- Плевать, зато - чисто.
- Могу я, наконец, пойти спать?
- Спите как птичка. Скайльс и Смайльс не поедут с этим пароходом...
- Очень хорошо. У Скайльса и Смайльса отобьет охоту иметь дело с этой грязной страной.
Эсфирь Ребус ушла в каюту. Ливеровский, захватив чемоданы, - на пароход. По палубе прогуливались Хопкинсон, в отблескивающих пароходными лампочками черепаховых очках, и профессор Родионов. Остановились, облокотились о перила, глядели, как из конторы вышел пароходный агент и за ним молодая женщина в парусиновом пальто с откинутым капюшоном,- за руку она держала хорошенькую сонную девочку. Рубя ладонью воздух, агент говорил со злостью:
- Гражданка, отвяжитесь от меня, - билетов ни в первом, ни во втором, ни в третьем...
- Что же нам делать?
- Что хотите, то и делайте...
- Мы смертельно устали с моей девочкой, - восемьдесят верст на лошадях...
- Пожалуйста, - это меня не касается.
- Тогда уж - дайте палубные места...
- То - дайте, то - не давайте... Сразу надо решать... Неорганизованные... Нате, - два палубных...
Молодая женщина, не выпуская руки девочки, попробовала захватить чемодан, укладку, корзину с провизией, кукольную кроватку и картонку для шляпы. Но то либо другое падало, - ничего не выходило. Тогда она сунула девочке кукольную кровать и - с досадой:
- Можешь мне помочь, в самом деле. Не видишь - я мучаюсь...
- Не вижу, - сказала заспанная девочка.
- Держи кровать.
- Держу.
Но только мать подхватила кое-какие вещи, - девочка стоя заснула, кроватка упала...
- Мука моя с тобой, Зинаида! Неужели у тебя нет воли, характера преодолеть сон? Возьми же себя в руки.
- Взяла.
- Держи кроватку... Идем, не спи...
И, конечно, - опять шаг - и девочка заснула, кроватка упала. У матери покатилась шляпная картонка, посыпалась провизия из корзиночки. Она села на укладку с подушками и всхлипнула. Зинаида проговорила: - У самой нет характера, а на меня кричишь.
На девочку и на мать глядели с палубы Хопкинсон и Родионов. Когда рассыпались вещи, негр сбежал вниз, широко улыбаясь, сказал:
- Я вам немножко помогу. (И - девочке, присев перед ней:) Не бойтесь, литль беби, я не трубочист. Помуслите пальчик, проведите-ка мне по щеке. Я не пачкаюсь.
Девочка так и сделала, - помуслила палец, провела ему по щеке:
- Нет, не пачкаетесь.
- Теперь ко мне на руки, дарлинг. Алле хоп! - Он поднял Зинаиду, подхватил чемодан и укладку, пошел на пароход. Женщина с остальными вещами, несколько замешкавшись, - за ним. На сходнях стоял профессор Родионов. Глаза - изумленно расширены: - Нина Николаевна...
Она приостановилась, посмотрела на профессора длинным взором. Казалось - ничуть не удивилась встрече.
Подхватила удобнее картонку: