— Мог бы и не повторять, провалами в памяти пока что не страдаю.
— Ладно, не сердись…
— Знаешь, я вашу схватку не рассмотрела…
— Было бы на что смотреть! Лучше скажи, где ты научилась так хорошо раны перевязывать?
— Когда-то моя семья жила в бедной части города, а там случалось всякое.
— Понятно… А еще я боялся, что при виде крови и ран ты в обморок упадешь…
— Там лапника не было.
— Какого лапника?.. — не понял Патрик.
— Того самого, который ты мне обещал принести, чтоб без чувств падать было мягче и удобнее… — съехидничала я.
На эти мои слова дорогой супруг лишь хмыкнул, но отвечать не стал. Ну и хорошо, пусть помолчит, все одно любезных бесед у нас с ним не получается. А еще мне пришло в голову, что такие переживания вряд ли стоят всего лишь триста золотых, и в будущем мне не помешает поговорить о том, что неплохо бы добавить к оговоренной сумме еще несколько десятков золотых монет…
Через пару часов мы вновь оказались в городе, который покинули утром. Как это ни странно, но на наши слова о том, что на нас напали в пути, и мы с трудом сумели отбиться, стражники лишь вздохнули — мол, такое в наших краях случается не так и редко, душегубов по лесам хватает, только для чего же вы такую дорогу выбрали? Она ж по лесу петляет, ею в основном пользуются крестьяне, когда отправляются за душистым лесным сеном или еще по каким-то своим делам. Надо ехать по новой дороге, она и лучше, и народу на ней не в пример больше…
Я ни на шаг не отходила от Патрика, вцепившись в его руку, и всем своим видом показывая, что напугана едва ли не до смерти, и все еще не могу придти в себя от пережитого страха!.. Если первое время стражники еще пытались уговорить меня отойти от мужа, то потом махнули рукой — мол, баба всерьез струхнула, потом в себя придет, а пока что ее лучше не трогать…
Что же касается графа, то Патрик предложил старшине стражников (который, как мы поняли, был правой рукой главы города) более чем хорошую награду за то, что они доставят нашего раненого родственника в столицу, причем сделают это как можно скорей. Для начала Патрик положил перед старшиной десять золотых монет (то есть его жалованье за несколько месяцев), и сказал, что оставшиеся пятьдесят он получит в столице, как только доставит туда раненого. Для здешних глухих мест это были огромные деньги, и потому старшина не колебался, но сказал так: сам поехать не могу — служба, но с вашим раненым отправятся два моих сына. Парни крепкие, оружие в руках держать умеют, так что за вашего родственника не беспокойтесь. Заодно отправлю еще двух стражников для охраны — мол, так будет надежнее, да и эти люди в столице уже бывали, так что дорога туда им хорошо знакома. Конечно, за это надо будет заплатить отдельно, и на путевые расходы тоже добавить не помешает, но ради удобства и безопасности можно и расстараться. Если вы ничего не имеете против, то с завтрашнего утра и отправитесь в путь-дорогу, потому как людям тоже надо собраться, ведь путь до столицы неблизкий… Ну, а пока я за лекарем пошлю, он у нас большой умелец…
Мы снова остановились на постоялом дворе, правда, в этот раз комнатку взяли себе побольше, а вскоре к нам пришел лекарь, осмотрел раны графа, смазал их какой-то на редкость неприятно пахнущей мазью, снова забинтовал, и более велел их не трогать — мол, не беспокойтесь, все будет хорошо! Хотелось бы… А еще пусть ваш раненый пьет тот отвар, который я вам чуть позже пришлю…
К вечеру у графа начался сильный жар, и мы с Патриком всю ночь просидели подле него, постоянно меняя на лбу раненого мокрые полотенца и заставляя беднягу пить лечебный отвар, который, судя по всему, отличался достаточно горьким вкусом. Между собой мы особо не говорили: как сказал граф, уж очень проницательный взгляд у здешнего старшины стражников, такой может в соседней комнате своего человека посадить, чтоб тот слушал все наши разговоры, а раз так, то лучше лишний раз промолчать. Еще Патрик попросил несколько листов бумаги, и чернила с перьями — как видно, собирается написать послание отцу.
Утром граф почувствовал себя несколько лучше, во всяком случае, такого жара у него уже не было, но чувствовал себя по-прежнему неважно. Я видела, как Патрик дал дядюшке два письма — мол, передай сам знаешь кому, там все написано…
К тому времени уже все было готово для отъезда. Нашу карету едва ли не наполовину заполнили сеном, туда же принесли подушки и несколько одеял, так что наш раненый путь проведет в лежачем состоянии, и хочется надеяться, что выдержит дорогу до столицы. Правда, граф никак не хотел оставлять нас одних, но в то же время понимал и сам, что в своем нынешнем состоянии он может стать обузой. Сопровождающие, крепкие вооруженные мужчины, уже были на своих местах.
— Ну, дядя Эрнил, пора прощаться… — Патрик стоял у кареты, уже привычно держа меня за руку. — Пусть тебя хранят в пути все Светлые Боги.
— Ох, племянник, как же я тебя подвел… — горько вздохнул граф. — Но уж если так получилось, то я буду денно и нощно молиться за тебя. И главное: помни, что времени у тебя осталось не так и много. Поторапливайся, не опоздай… А вы, Черил, присмотрите за ним, не отходите ни на шаг…
— Не сомневайся, я все помню и постараюсь успеть… — кивнул головой Патрик, и закрыл дверцу кареты. — Счастливого пути.
Глядя вслед отъезжающей карете, я думала о словах графа насчет того, что Патрику нужно куда-то не опоздать. Скорей всего, речь идет о Синих горах, и значит, они туда шли не наобум, а к какому-то определенному месту и установленному времени. Ладно, не буду пока что забивать себе голову лишним, постепенно и так все выяснится.
— Молодые люди, вам еще что-то нужно?.. — поинтересовался старшина, который все это время стоял рядом с нами.
— Да, нам бы купить повозку или двух лошадей… — повернулся к нему Патрик.
— Ну, насчет повозки и не мечтайте — сейчас лето, самая страда, в такое горячее время никто свою телегу продавать не будет. Да и лишних лошадей сейчас нет.
— А может, договоримся? Вчера мы вам трех лошадей привели, продайте двух из них.
— Продать, значит… — старшина сразу перешел к делу. — Не будем воду в ступе толочь и терять время понапрасну… Сколько предложите? Кони неплохие, стоят немало…
Вместо ответа Патрик вытащил из кармана кожаный мешочек, и протянул его мужчине.
— Вот, все, что есть…
Тот развязал мешочек, вытряхнул на ладонь золотые монеты. Я невольно их перечитала — кажется, там не менее двух десятков тускло блестящих монет.
— Ладно… — после паузы ответил мужчина. — Сейчас приведу.
Через несколько минут мы уже усаживались на лошадей. Надо же, их, кажется, с вчерашнего дня даже не расседлывали. Все бы ничего, только вот куда мне деть свою дорожную сумку? Неудобная, да и весит немало… Ничего, пока ее перед собой поставлю, а на первом же привале разложу вещи по седельным сумкам.
— И вот еще что я вам хотел сказать, молодые люди… — старшина все еще стоял подле нас. — Мои парни опознали того человека, которого вы к нам вчера привезли. Их трое проезжало через наш городок, интересовались темной каретой — куда направилась, кто в ней находился… Проще говоря, они шли по вашему следу. У моих парней глаз наметанный, сразу сказали — это еще те прохвосты!
— Зачем вы нам это рассказываете?.. — чуть нахмурился Патрик.
— А затем, что я должен знать, будут ли двое оставшихся бродить по лесам… — буркнул староста. — У нас и без того своих неприятностей хватает, на дорогах всякое случается, так что нет желания ловить еще и пару пришлых.
— Не придется… — Патрик тронул коня с места. — Они уже на Темных Небесах.
— Мне легче… — философски заметил старшина. — Ну, счастливого пути!
Мы не торопясь выехали из города, стараясь держаться, как можно ближе друг к другу. Пока что нам это удавалось, и хочется надеяться, что удастся и дальше. Пока на дороге хватало людей, проезжали телеги, и потому мы не решались гнать коней, успеем еще это сделать.
— Куда мы сейчас?.. — вообще-то я хотела спросить другое, но отчего-то вырвались эти слова.
— Пока прямо, а дальше видно будет… — отозвался дорогой супруг, даже не посмотрев в мою сторону. Ой, ну как же он меня злит!..
Святые Небеса, и зачем я с ним связалась?! Лучше бы пошла гувернанткой к детям в почтенную семью — конечно, там хлопот хватает, но таких неприятностей у меня бы точно не было! Да что теперь об этом говорить, все одно ничего не исправишь! Назвался боровиком — полезай в лукошко…