И тут вдали за лесом вспыхнуло, расцвело волшебно-разноцветное зарево.

— Ура-а!.. И все хором отсчитывают залпы, и восторженным хором стучат сердца… Наши взяли еще один город. Она, партизанка Яна, сегодня тоже победила, и Бог услышал ее. Мы все вместе, и Бог с нами…

Остановись, мгновенье…

Май сорок пятого, праздничный салют после парада победы. Небо то и дело взрывается ликующими неистовыми красками, и море-толпа несет, качает. Подожмешь ноги, и плыви себе. Щека Яны мокрая от чьих-то слез, поцелуев, все без разбору целуют друг друга, свои и чужие, здесь нет чужих, здесь все «наши». Щеку не вытереть — руки не поднять, так тесно.

И все поют, поют, сбиваются, путают слова, затягивают новую песню, и мама поет, кажется, громче и звонче всех, но взгляд все с той же голодной цепкостью обшаривает толпу. А вдруг? В шесть часов вечера после войны?..

— Почему ушёл из семинарии незадолго до окончания? Ладно, давай разберёмся. Биографы пережёвывают несколько версий: потерял веру в Бога, увлёкся марксизмом, мать забрала домой из-за якобы начинающегося туберкулёза — это версия самой Екатерины…

Иосиф же всё объясняет издевательским режимом и иезуитскими методами в семинарии. Ни о каком атеизме или отступничестве речи не идёт, АГ, и не надейся.

На вопрос немецкого писателя Эмиля Людвига, нет ли у иезуитов положительных качеств, Иосиф сердито отвечает:

— Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод — это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство — что может быть в этом положительного?

— Да это же его автопортрет! — хихикнул AT, — Нечего туману напускать. Ушёл, потому что в Бога больше не верил, и весь сказ.

— А ты сам-то, сын тьмы, — ты знаешь, что Бог есть, «веруешь и трепещешь»… Но разве это тебя спасёт? Давай разберёмся. Положительный или отрицательный ответ на вопрос о вере ничего не решают — сразу возникает следующий вопрос: Об имени и сущности твоего Бога, Его учения. Наш подсудимый не верил в иезуитского бога, суть которого — мелочная слежка, издевательства, а главное — служащего кесарю и угнетателям, которых на каждой странице бичует Писание. Не защищающего униженных и угнетённых…

«И льстили Ему устами своими, и языкам своим лгали пред Ним; Сердце же их было неправо пред Ним, и они не были верны Завету Его». /Пс. 77, 36–37/

«Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце. Над всем издеваются; злобно разглашают клевету; говорят свысока. Поднимают к небесам уста свои, а язык их расхаживает по земле! Потому туда же обращается народ Его и пьют воду полною чашею. И говорят: «как узнает Бог?» и «есть ли ведение Вышнего?» И вот, эти нечестивые благоденствуют в веке сем, умножают богатство». /Пс. 72, 7-12/

— Ведь что они искали, обыскивая вещи семинаристов? Книжки и листовки, обличающие «жирных» и пытающиеся хоть как-то заступиться за «малых сих», которым они обязаны были служить согласно христианскому учению.

И прокламации эти порой так напоминали гневные обличения из уст Господа, которыми зачитывался Иосиф!

Coco нравилось, когда его называли Кобой — по-турецки «Непримиримый». В его любимой книге «Отцеубийца» одна простая женщина обращается к Кобе с мольбой о заступничестве. Там так и написано: «Странно! При организованном управлении, когда начальники, диамбеги, судьи, приставы и всякие другие чиновники наводнили страну, как муравьи, и делали вид, что чинят правосудие, простая, ни в чём не повинная женщина умоляла человека, совершившего убийство, защитить её от несправедливости».

— Вот свидетельство одного из воспитанников духовного училища: «В первые годы учения Coco был очень верующим, посещал все богослужения, пел в церковном хоре. Хорошо помню, что он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении». /Журнал «Безбожник», 1939/

Мальчик, конечно, не мог разобраться во всех тонкостях православного учения. Он полюбил Бога — заступника униженных и угнетённых, борца за правду, против «жирных вампиров», против лжи и насилия. И поверил в Него, ненавидящего пожирателей чужих душ и жизней.

Бога, призвавшего и благословившего его, Кобу, стать Его воином.

Иосиф мечтал стать Кобой, непримиримым и бесстрашным воином против вселенского зла.

Монашеский подвиг, внутреннее делание, монотонные однообразные требы в каком-либо приходе были ему чужды, хотя он и был по натуре аскетом. «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи…» Нет, он жаждал в корне изменить мир. Он с восторгом перечитывал:

«Ибо дом Мой назовётся домом молитвы для всех народов.

Стражи их слепы все и невежды; все они немые псы, не могущие лаять, бредящие лёжа, любящие спать.

И это псы, жадные душою, не знающие сытости; и это пастыри бессмысленные; все смотрят на свою дорогу, каждый до последнего на свою корысть.

И сказал: ПОДНИМАЙТЕ, ПОДНИМАЙТЕ, РАВНЯЙТЕ ПУТЬ, УБИРАЙТЕ ПРЕГРАДУ С ПУТИ НАРОДА МОЕГО.

Я исполню слово: мир, мир дольнему и ближнему, говорит Господь, и исцелю его.

А нечестивые — как море взволнованное, которое не может успокоиться и которого воды выбрасывают ил и грязь.

Нет мира нечестивым, — говорит Бог мой». /Ис. 5, 6, 7,10,11,57,14,19–21/

«Нет мира нечестивым»… «Непримиримый»… Коба.

— Вот я и утверждаю, сын тьмы, что сам положительный ответ на вопрос: веришь ли ты в Бога? — ничего не означает, ибо:

1. Ты можешь верить в ложного Бога, то есть твоё представление об Истине вовсе Истине не соответствует.

2. Или не верить в ложного бога, что уже неплохо.

3. Верить в истинного Бога и Его учение, но учению этому не следовать, что явится сугубым грехом, ибо «Кому много дано, с того много спросится». Обратись к любому прохожему, даже к прихожанину в храме — во что ты веришь? Хорошо, если один из тысячи верующих ответит что-либо вразумительное. Большинство верит сердцем. Ну, а насчёт учения — тут до сих пор не только споры, но и войны идут. Не говоря уже о «следовании».

Вот, к примеру, идёт война, а военнообязанные на призывной пункт не явились. Дезертиры, под трибунал. А иные невоеннообязанные пришли добровольцами и воюют. Это как? Кто более угоден Богу?

Через много лет, на полях книжки Анатоля Франса «Последние страницы», где были строчки «Верить в Бога и не верить — разница невелика. Ибо те, которые верят в Бога, не постигают Его», Иосиф напишет: «Следовательно не знают, не видят. Его для них нет».

Так что не торопись осуждать Иосифа. Пока мы лишь установили, что он ушёл от Бога, мирящегося со злом, благословляющего зло.

Не верил он и в бога Льва Толстого, в непротивление злу насилием. На полях романа «Воскресение» он пишет: «ха-ха-ха», там, где автор утверждает, что «единственное и несомненное средство спасения от того зла, от которого страдают люди, состоит в том, чтобы люди признавали себя всегда виновными перед Богом и потому неспособными ни наказывать, ни исправлять других людей».

— Вот уж истинно «Ха-ха-ха!» — сказал AT, — Менты не будут какого-либо Чикатиллу ловить и сажать, а мы тем временем ему нашепчем полстраны перерезать…

— Вот видишь!

— Но разве не сам Господь сказал: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую;» /Мф. 5, 39/

— «Злому», а не «Злу».

«Кто ударит ТЕБЯ», а не другого! Прощай и люби СВОИХ врагов и обидчиков, но не врагов слабого и обездоленного.

«Избавляйте бедного и нищего, исторгайте его от руки нечестивых». /Пс. 81, 4/

Иначе «молчанием предается Бог»… Предаётся, потому что Бог не может приказать своим воинам не вступаться за обиженных. Это противоречит вписанному в сердце Закону. От такого «бога» и народ, и народные защитники уходят в атеизм и берутся за топор. Что и случилось в царской России.

«ПОДНИМАЙТЕ, ПОДНИМАЙТЕ, РАВНЯЙТЕ ПУТЬ, УБИРАЙТЕ ПРЕГРАДУ С ПУТИ НАРОДА МОЕГО».

«НАРОД МОЙ».