— Спасибо вам, — произнес он, напрягая голоса. Толпа затихла и прислушалась. — Чоя из Данби проявили большую смелость, но вам предстоят еще более значительные подвиги. Я был рад доставить сюда императора. Он потребовал этого, заботясь о вашем благосостоянии и вашем будущем. Но моя радость смешана с болью — ведь чтобы сделать это, мне пришлось пробить ваш щит. Это было сделано только потому, что я тезар и способен на это. Однако за мной могут последовать другие — помните об этом. В компромиссах есть своя смелость.

Палатон оглядел восторженные лица детей и улыбнулся.

— Надеюсь встретиться с некоторыми из вас после следующего тестирования. Спасибо, — он вернул микрофон, внезапно вспомнив о Риндалане, стоящем совсем рядом, так что они могли бы воспользоваться одним микрофоном. Однако Прелат не произнес ни слова.

Толпа вновь закричала, ее голоса наполнили двор и бушевали столь мощно, что слова слились в неразличимый грохот. Палатон стоял на балконе, сколько мог, пока не увидел, что чоя настойчиво тянет его за рукав. Он подчинился ее требованию.

Балконная дверь за ними закрылась, обрывая восторженный шум. Риндалан пригладил редкие пряди волос, свисающих с гребня и еле слышно заметил:

— Прислушайся! Тезар вызывает больше восторгов, чем сам император, однако даже императора был бы достоин такой шум. Запомни это, тезар.

Глава 13

Паншинеа сумел скрыть внезапное беспокойство. Риндалан пробормотал несколько сбивчивых извинений, резко прервав разговор, и вместе с императором направился в приготовленные для них комнаты. Палатон смутился, когда Малаки окликнул его, и вопросительно взглянул на Риндалана. Прелат улыбнулся, вполголоса произнес «помни» и вышел следом за Паншинеа.

Малаки улыбнулся.

— Не тревожьтесь, — произнес он. — Мне уже объяснили, что вы просто пилот. Не хотите выпить? День был тяжелым.

Палатон с любопытством последовал за ним. Данбинец вышел через двери на террасу, откуда было видно, как от реки поднимается туман. На круглом столике уже были приготовлены бокалы и карафа вина, к стене был прислонен ручной линдар. Малаки подвинул его поближе, прежде чем сесть на место.

— Вы играете? — спросил он.

— Нет, но я люблю музыку. Вам налить?

— Сделайте одолжение, — попросил Малаки и взял инструмент поудобнее. Он начал быстро перебирать струны, как будто давая выход накопившейся энергии. Мелодия оказалась известным народным танцем, зажигательным и веселым, и бусинки пота выступили над бровями данбинца.

Он закончил играть, осушил бокал одним глотком, поднес его к свету и долго разглядывал пятна вина на стенках. Сейчас стекло бокала казалось желтоватым.

— Я убедил вас своим примером? — резко спросил Малаки.

Если бы Палатон не был знаком с несколькими чоя из простонародья, он пришел бы в крайнее изумление. Простые чоя ненавидели приписываемую им стереотипную грубость и проявление животных инстинктов. Палатон слегка улыбнулся.

— Каждый чоя — это настоящая загадка, — ответил он и поднял свой полупустой бокал. Он не мог пить без опасений, не зная, когда придется вновь вылетать. Палатон повернулся к Малаки.

— В чем же мы допустили ошибку?

— А, вот вы о чем. Это долгий разговор. Малаки перегнулся через линдар, чтобы налить себе еще вина.

— Странно, что вообще Заблудшие на что-то способны, да?

— Отчасти. Отчасти причиной всему стали недостаточные навыки. Но в основном это произошло потому, что никто из вас не решился стрелять в собственного императора.

— Никакого мужества, верно? — Малаки сделал долгий глоток. Если бледно-янтарное вино и оказывало на него какое-то воздействие, Малаки не выдавал этого. Он отбросил назад прямую прядь волос. — Кому принадлежала идея этого полета — вам или Паншинеа?

— Какое это имеет значение?

— Огромное. Если бы я знал, что это предложил Паншинеа, у меня появилось бы некоторое уважение к Падающей Звезде. — Малаки быстро пробежал пальцами по струнам линдара. Подняв голову, он успел уловить выражение глаз Палатона. — Пусть это вас не удивляет. Вы долго не были дома, тезар, совершая подвиги в других мирах. За время вашего отсутствия император потерял последние капли уважения к себе.

Палатон постарался смягчить голоса.

— Круг поворачивается — это всем известно. Иногда он движется медленно, иногда — с бешеной скоростью.

— Налить вам еще?

Палатон быстро прикрыл ладонью бокал.

— Нет, благодарю вас. Я выпил достаточно.

— Да, — проговорил Малаки, откидываясь на спинку кресла так быстро, что струны его инструмента жалобно застонали. — Полагаю, вы и в остальном довольны, — он оглядел ночной двор, гораздо меньше, чем тот, где толпы днем приветствовали Палатона. — Но мы не удовлетворены. Это наша река, наша долина, наша земля, наши дома. Без них мы не можем существовать.

— Объясните это императору.

— Я пытался. Весь день. Может быть, я всего лишь простолюдин, но я чувствовал, что Паншинеа не слушает. Переселение — не только экологический, но и политический маневр. Мы были выбраны примером, чтобы доказать остальным, что власть императора еще крепка. Да, тезар, теперь ее надо доказывать, — и Малаки принялся извлекать из струн инструмента другую мелодию, отбивая такт ногой и прихлопыванием по крышке линдара.

Палатон вслушался, улавливая силу, желание и гнев в этой песне. Он молчал всю игру, чтобы не пропустить ни малейшего нюанса. Малаки осушил бокал, пока на его дне не осталась последняя, дрожащая капля, похожая на желтый алмаз.

Утром его разбудил Риндалан. Пожилой чоя критически оглядел Палатона, прищурил глаза и произнес:

— Ты выглядишь отдохнувшим. В самый раз для полета.

— Разумеется, — он рывком вскочил с постели, начиная машинально одеваться. — Когда мы вылетаем?

— Как можно скорее. Император и Малаки беседуют с самого рассвета. Паншинеа выдвинул ультиматум. Теперь мы улетаем и будем ждать.

Палатон застыл на месте в одном сапоге, другой вывалился из его рук. Он услышал неодобрительную нотку в одном из голосов Прелата.

— Неприятности?

— Не из-за тебя. Тем не менее, — Риндалан прокашлялся, — прошлой ночью ты слишком много выпил.

— Но вы уже сказали, что я достаточно отдохнул для полета. — Палатон натянул сапог и взял рюкзак. — Я готов.

Прелат направился вперед, шурша одеждой, походкой уверенного, но осторожного ходока, предусмотрительного на тот случай, если тело внезапно подведет его. Палатон пошел следом, укорачивая шаги и стараясь не обгонять престарелого чоя.

Им не стали устраивать пышное прощание. Паншинеа нетерпеливо ждал под охраной только двоих приближенных Малаки, его щеки покраснели от утреннего холода. Ветер ворошил блестящие волосы, почти скрывая гребень. Он пронзительно уставился на Палатона.

— Ты сможешь лететь?

— Как всегда, — ответил за него Риндалан. — Но к чему такой ранний вылет? Нас выгоняют?

Он перебирал одежду узловатыми пальцами и напоминал ветку на ветру. За спиной Прелата висела тощая сумка.

— Можно сказать и так. Малаки просил семьдесят два часа, я хотел дать двадцать четыре, но согласился на двое суток. — Глаза Паншинеа заблестели, и он покосился на охранников, прислушивающихся к разговору, несмотря на завывания ветра. Палатон слушал императора вполуха, внимательно следя, как механики заправляют корабль и готовят его к полету.

— Сорок восемь часов, — повторил император, — или я объявляю военное положение, и Переселение будет осуществлено силой.

Палатон не сводил глаз с механиков, суетящихся вокруг машины.

— Мы будем готовы через несколько минут, — сообщил он.

— Отлично. — Паншинеа обернулся, окидывая взглядом панораму холмов, окаймляющих долину реки, не обращая внимания на неспешно удаляющихся охранников. Через несколько секунд они остались одни налетном поле. Палатон отпустил механиков и обошел корабль, делая последнюю проверку.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: