Здесь действует, видимо, другое: как замечено, шмелихи чаще поселяются вблизи от места, где вывелись в прошлом году. Это не потому, что они могли всюду летать в летние месяцы и произвести, так сказать, ботаническую разведку, оценить возможную нектарно-пыльцевую продуктивность растений, окружающих гнездо.
Все куда проще…
Тут в свое время прокормилась материнская община. Разве это не залог того, что и для дочерей найдется достаточно цветков, которые не дадут им пропасть от голода?
Нет, нет, шмелиха не рассуждает, не оценивает перспектив, не выносит решения. Просто в круг ее врожденных способностей включена если не спасительная, то повышающая шансы на правильный выбор места обитания склонность закладывать дом неподалеку от материнского гнезда.
Но такая склонность может иной раз и сильно подвести.
Иллюстрировавший первое издание этой повести Виктор Степанович Гребенников завел у себя в комнате обычного многоквартирного жилого дома искусственные гнезда шмелей, чтобы наблюдать их в любое время суток. Улейки, стоявшие в комнате, заселялись шмелихами, изловленными весной, когда они совершали полеты в поисках места для закладки гнезд. Шмелепроводы с остроумным противосквознячным приспособлением — шмели сквозняков не терпят — протянуты были из улейков к прорезям в рамах окон.
Шмелихи приучились вылетать отсюда и возвращаться сюда со взятком. Когда семьи разрослись, движение у летков стало таким оживленным, что под окном дома собирались, задирая головы вверх, прохожие.
К осени выращенные в улейках шмелихи покинули квартиру Виктора Степановича и разлетелись кто куда. Зато следующей весной во время лёта перезимовавших самок обнаружилось, что перед окнами квартиры Гребенникова и его соседей снует множество шмелих.
«Уверяю вас, это не самообман, — писал он мне. — Но посмотрим, как они поведут себя в этом году, когда я живу уже на третьем этаже, куда обычно ищущую места для гнезда шмелиху не заманишь».
Разумеется, здесь потребуются еще специально поставленные опыты. Однако, если судить по тому, что выяснено, например, с комнатной мухой, опыты обещают дать интересный результат.
В эксперименте всего три поколения мух вынуждены были откладывать яйца на одну и ту же питательную среду. И мухи четвертого поколения, получив возможность выбирать место для откладки яиц, стали отчетливо отдавать предпочтение именно той среде, в которой вывелись они сами, их матери, бабки и прабабки. А их родные сестры, откладывавшие яйца каждый раз на другую питательную среду, в том же четвертом колене никакого предпочтения ни одной из сред не оказывали.
Итак, норка заложена недалеко от материнского гнезда и вчерне готова. Занятая работами шмелиха вылетает только изредка. Поест и прямиком домой.
Пока она летит, у нас есть время поразмыслить. Ладно, место для гнезда выбрано неподалеку от того, где прошлым летом находилось материнское. Ясно и почему маскируется поверхность гнезда: если оно слишком бросается в глаза, ему не уцелеть. Откуда, однако, перезимовавшей шмелихе известны правила и тонкости внутренней архитектуры сооружения? Сама строительница не видела, как закладывается гнездо, как оно оборудуется. Прошлым летом она вывелась в полностью отстроенном материнском доме, в нем обитало множество насекомых, так или иначе участвовавших в возведении и отделке жилья. Но никого из тех, кто его начинал строить, давно нет в живых. А между тем наша шмелиха одна приводит в порядок будущее поселение общины и все действия совершает уверенно, без колебаний. Если и ошибется, то переделает, и, бывает, не раз.
Теперь холодные ночи уже не страшны основательнице: она в тепле и ее восковые железы (они не на брюшке, как у пчел, и не на спине, как полагали старые шмелеведы, а на боках между брюшными и спинными полукольцами) начинают выделять восковые пластинки. Шмелиха трется боками о землю, снимает пластинку с тела ножками и передает в жвалы, разминает. Не одну сотню их выделит и разомнет насекомое, чтоб слепить округлое донышко и окружить его поначалу невысоким валиком. Оно с каждым часом все отчетливее поднимается вверх. Скоро донышко становится мисочкой, мисочка превращается в чашу-кувшин.
Стоит этому крошечному восковому сосуду мало-мальски подрасти, у шмелихи заметно прибавляется забот: она уже не только сама кормится на цветках, но принимается наполнять нектаром также и первую медовую ячею…
Поначалу это только запас на холодную ночь и на черный день, когда из-за похолодания, непогоды вылетать на цветки невозможно и бесполезно: венчики закрыты, нектарники пусты, в тычинках нет зрелой пыльцы.
Медовые ячеи в гнездах разных видов неодинаковы: у одних тонкостенные, у других массивные, они различаются и по форме. Многие шмелихи, загрузив первую медовую чашу, запечатывают ее и рядом строят вторую, третью.
Эти чаши шмелиха строит ближе к входу. Покончив с ними, она отступает к центру норки и здесь вымащивает воском площадку, на которую начинает сносить пыльцевые комочки. Доставив груз, основательница ловкими движениями второй пары ножек сбрасывает с третьей пары только что доставленные в корзинках комочки, потом поворачивается и принимается мельчить пыльцу жвалами и трамбовать головой.
Она вылетает, затем, вернувшись, трудится в гнезде, покрывая восковое дно слоем корма, который слегка увлажняет нектаром. Боковые стены сооружения (шмелеведы называют его личиночной ячеей, личиночником) быстро наращиваются, и скоро основательница может, обняв борта третьей парой ножек, ввести в личиночник брюшко… Откладывается первое яичко.
И второе и третье сносятся позднее так же.
Это важный момент в жизни шмелихи. Сколько бы времени ни было потрачено на поиск и оснащение гнезда — все представляло только предысторию будущей общины. История же ее начинается с мгновения, когда снесено яичко.
Нередко, однако, поначалу в гнезде строится личиночник, и, лишь когда он засеян первыми яйцами, которые отложены под восковой купол, шмелиха принимается лепить медовые чаши и заполняет их жидким кормом.
Так или иначе, прекратив поиск и начав сооружение дома, основательница больше не разбрасывается, вкладывает все силы в начатое. Если первое яичко не снесено, а в гнездо вторглась другая шмелиха, основательнице иногда приходится отступить, но для нее еще не все потеряно. Она способна повторить свой подвиг — заложить второе гнездо. Эта способность в ней жива, не угасла. Но после того как в личиночнике появилось яичко, у шмелихи не остается больше сил на сооружение нового дома.
Яичко хорошо видно и невооруженным глазом: оно имеет в длину 3–4 миллиметра и не меньше миллиметра в толщину. Этакая белая-пребелая мерцающая продолговатая капелька. После откладки каждого очередного яичка шмелиха запечатывает восковую ячею сверху восковой кровлей и ее же распечатывает, когда придет время снести еще одно. Всего в ячее может быть 6—15 яичек, чаще 7–8, и они не ссыпаны в беспорядке, но выстроены обычно стоймя. Теперь, пока в чашах хватает корма, основательница всеми шестью ножками обняв восковой пакет, прижимает брюшко к его кровле — словно наседка, обогревает собственным теплом запечатанные внутри яички.
Верх личиночника слегка вогнут в середине. Сколько написано было когда-то о сверхсовершенстве строительного искусства шмелихи-наседки, предусмотрительно искривляющей кровлю соответственно кривизне своего брюшка. Но ни сверхсовершенства, ни даже просто совершенства тут нет, как нет его и в том, что шмелихи не селятся в хвойных лесах или что они закладывают гнезда вблизи от места, где вывелись прошлым летом. Тепло тела шестиногой наседки раньше или позже разогревает воск извне; изнутри его греет тепло, выделяемое личинками, — они появляются через четьтре-пять дней после откладки яичек. Оба источника тепла размягчают воск кровли, и она постепенно прогибается. Таким образом, изгиб укрытия возникает сам собой, естественно, из взаимодействия живого тепла и свойств неживого материала. Становясь от долгого прогревания более мягким, податливый шмелиный воск, однако, не плавится, как пчелиный. Возможно, этому препятствует наличие какого-то количества примесей растительного происхождения. И возможно, именно потому шмелиный воск, если его поджечь, сразу вспыхивает и долго горит ярким пламенем. Легкий черный уголек, остыв, рассыпается серой пылью золы…