Я на один день отпросился у Учителя с тренировок на Партизанском водохранилище, чтобы увидеться с сестрой, приехавшей в Ялту в качестве сопровождающей иностранного ансамбля. Я встретился с сестрой на автовокзале, и на машине, выделенной для ансамбля, мы быстро доехали до гостиницы, в которой они остановились, небольшой, уютной и немного патриархальной. Поскольку иностранцев в Советском Союзе обычно принимали с подобающим размахом, в холле был накрыт огромный праздничный стол, ломившийся от всевозможных деликатесов.
Лена представила меня всем своим знакомым, и мы начали подниматься вверх по лестнице. Женщина, спускавшаяся навстречу по белым мраморным ступеням, показалась мне видением из другого мира. Мулатка, столь щедро одаренная природой, что ее тело казалось творением рук гениального, но явно сексуально озабоченного скульптора, улыбнулась мне, продемонстрировав ослепительно белые зубы, идеальную линию которых слегка искажали чуть увеличенные клыки, но этот небольшой дефект ничуть не портил ее, наоборот, — придавая ее бьющей через край истинно латиноамериканской сексуальности некую вампирическую изюминку.
Мулатка столь поразила меня, что я не удержался, и, пока Лена что-то говорила, представляя ей меня, провел тыльной стороной ладони по внутренней части ее предплечья, словно пробуя на ощупь ее темную бархатистую кожу. Кожа была божественной — гладкая, теплая, упругая, эластичная. Танцовщица не подала вида, что заметила этот мой жест, но я ощутил, как что-то в ней откликнулось на мои чувства.
Абсолютно ровным и даже довольно холодным тоном мулатка спросила у Лены, в каком номере мы остановились. Сестра, не заметившая моих манипуляций, назвала номер комнаты.
Я, даже не думая о том, что между нами что-то может произойти, с нескрываемым сожалением простился с этим чудесным тропическим цветком. Мулатка грациозно спустилась вниз, присоединившись к компании, сидящей за столом, а мы с сестрой поднялись в ее номер.
— Ты можешь принять душ и отдохнуть, — сказала Лена, — а я должна присоединиться к ансамблю.
Я помылся и, раздетый, улегся в постель.
Вдруг дверь номера распахнулась настежь, и на пороге возникла улыбающаяся мулатка в коротком шелковом халатике, столь же ярком и эротичном, как и его хозяйка.
Окинув меня с ног до головы оценивающим взглядом, на ломаном русском языке она сказала:
— Ничего не надо говорить.
Стремительно подойдя к кровати, она сорвала с меня одеяло, и я, ошеломленный столь стремительным развертыванием событий, с удовлетворением отметил, что мой организм оказался на высоте. Меня поразило, что несмотря на то, что я уже достаточное время практиковал даосские техники, мне никак не удавалось взять под контроль свои эмоции и разобраться в хаосе захлестнувших меня противоречивых чувств, когда танцовщица набросилась на меня, как голодная львица на раненую антилопу. Глубокие вибрирующие стоны и всхлипы, которые она издавала, еще больше усиливали возникшую у меня аналогию с животным миром. Мулатка застала меня врасплох.
Все еще пытаясь разобраться в себе, я, тем не менее, чисто автоматически отвечал ей взаимностью с не меньшим, если даже не с большим пылом. Бурные страсти завершились невероятной силы оргазмом, пришедшим к нам одновременно.
Мы свалились с кровати, даже не заметив этого, с рычанием диких животных отдаваясь сжигающему нас изнутри первобытному чувству. Танцовщица с силой гигантского спрута обвила меня руками и ногами, и ее резкие импульсивные движения исторгли из меня все естество моей мужской силы. Горячее семя уже излилось внутрь ее тела, но ее конвульсии все еще продолжались, и несмотря на нестерпимо-сладостное чувство, я уже не мог выносить напряжения, понимая, что еще чуть-чуть — и я рискую потерять сознание. Я отстранился и раскинулся на полу, закрыв глаза и чувствуя, как расслабляется мое тело, наполняясь сладостной истомой и изнеможением.
Ощутив над собой ее лицо, я приоткрыл глаза.
— Спасибо, — с акцентом произнесла мулатка.
Дверь распахнулась и снова захлопнулась, оставив мне на память видение ее яркого халатика, прощально взметнувшегося над длинными стройными ногами.
Я остался один в полуразгромленной комнате в полном смятении чувств. Несколько минут мне потребовалось, чтобы прийти в себя, и, опасаясь, что в любую минуту здесь может появиться Лена, я, преодолевая предательскую слабость в ногах, поднялся и принялся наводить в комнате порядок. Затем я рухнул на кровать и заснул, как убитый.
На следующее утро все происшедшее показалось мне невероятным и чарующим сном. Мы так больше и не встретились, но я навсегда запомнил волшебное ощущение мимолетной тайной связи, контакт сердец, когда я смотрел на свою вчерашнюю любовницу из переполненного концертного зала, не зная, видит ли она меня, но когда она пела и танцевала на сцене, мне казалось, что ее песня обращена именно ко мне.
Наши глаза встречались, создавая неповторимое чувство, многократно усиленное связавшей нас навсегда общей тайной, тайной мимолетного, но столь насыщенного контакта двух тел, тайной восхитительного и несравненного приключения.
Ради этих минут я, мысленно попросив прощения у Учителя, даже остался в Ялте еще на один день специально для того, чтобы побывать на концерте и увидеть выступление моей вчерашней возлюбленной.
Еще одна запомнившаяся мне связь случилась уже после того, как Учитель уехал на Дальний Восток.
В то время я, оставив научную и преподавательскую работу в сельхозинституте, устроился работать художником-макетчиком второго разряда. Это был достаточно решительный, хотя в некоторой степени и вынужденный шаг. Мама уже много лет болела раком, ей делали операцию за операцией, было невозможно обойтись без традиционных подарков врачам и медсестрам и дорогостоящих лекарств. К сожалению, зарплаты младшего научного сотрудника нам катастрофически не хватало. Последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, оказалась продажа моим научным руководителем написанной мною диссертации одному из кавказских клиентов, заплатившему за нее более чем щедро. Готовить новую диссертацию, которая тоже, возможно, пойдет в фонд помощи кавказским народам и нечистому на руку профессору, мне не хотелось, и я подал заявление об уходе.
Так я стал художником-макетчиком и уже несколько лет более или менее успешно подвизался на этом поприще. Для начала я попал в так называемую «дикую бригаду», руководитель которой за свое сходство с классиком марксизма-ленинизма получил кличку Карл Маркс. Это был очаровательный человек, одаренный прекрасным организаторским талантом и щедрой душой.
Он неизменно заботился о членах бригады, терпеливо опекая еще не успевших приобрести профессиональные навыки новичков, одним из которых оказался я.
«Дикие бригады» занимались всем подряд — от изготовления скульптур и памятников до отделки внутренних помещений магазинов и лекционных залов.
Некоторое время спустя Карл Маркс устроил меня в ремонтно-строительное управление, в бригаду одного великолепного художника, исключительно веселого малого, обладавшего к тому же уникальной способностью целиком, по самое запястье засовывать в рот собственный кулак. Он с азартом проделывал на спор этот трюк, и, несмотря на то, что его рот в открытом состоянии производил неизгладимое впечатление, бригадир мог похвастаться вполне симпатичной внешностью.
Оказалось, что главный инженер организации, в которой я работал, в свое время был учеником Эльюнси Мухаммеда, о котором я уже упоминал в книге «Тайное учение даосских воинов». По этой причине им заинтересовалось КГБ, и, поскольку он был очень милым человеком, я оказал ему услугу, избавив от целого ряда неприятностей. В знак благодарности он начал выдвигать меня на должность одного из будущих руководителей нового, только создаваемого цеха по изготовлению товаров народного потребления.
Поскольку последние годы застоя проходили под лозунгом «Дать народу больше товаров хорошего качества», наше руководство поддержало почин, и меня вместе с Димой, племянником одного из руководителей предприятия, направили в Закарпатье, где мы должны были научиться плести из лозы и кукурузного листа те самые столь необходимые народу товары хорошего качества.