Та же М. К. Цебрикова, характеризуя героя «Хама» Павла Кобыцкого, очень хорошо сказала и о нем: «Павел из тех не крупных, но стойких сил, которые еще ждут учителя». Сказано это на редкость удачно. Павел так и не дождался своего настоящего учителя, как долго его не могло дождаться и все крестьянство Западной Белоруссии.

А с какой страстью Павел хочет научиться грамоте, с каким трудом он, самоучкой, по единственной ставшей ему доступной книжке, молитвеннику Франки, в течение нескольких лет научился читать, тщетно стремясь достать какую-либо светскую книжку, которая рассказала бы ему о земле, о людях!

При этом Ожешко показывает, как мало способен он понять (да только ли он?) богословско-катехизическую заумь «Службы божьей».

Окончив чтение, Павел обычно целует купидончиков с крылышками, изображенных на вложенных Франкой в молитвенник открытках, которые присылали Франке ее поклонники. Он принимает этих купидончиков за ангелов, как кухарка из «Простого сердца» Флобера принимала чучело попугая за святого Духа и молилась перед ним.

Так Ожешко сближает здесь религию с суеверием, подобно тому, как в «Дзюрдзях» она прибегала к известному приему энциклопедистов, все время, давая и суеверие, и религию в одной плоскости, под общим углом зрения.

Сильнее, чем в двух предыдущих белорусских повестях, в повести «Хам» раздается все тот же призыв: «Света, света, света — народу!»

С «Хамом» тесно связана написанная четырьмя годами позднее «деревенская повесть» Элизы Ожешко, озаглавленная «Bene nati» («благородные», о шляхте). Здесь она переходит к художественному изображению мелкой шляхты, живущей целыми деревнями («околицами», «застенками»), пашущей землю, задыхающейся от малоземелья, во всем похожей на обыкновенных крестьян, но отличающейся от них своей кастовой спесью, чванящейся перед мужиками своим подчас весьма спорным дворянством и проникнутой духом той «беспредметной драчливости», который так хорошо подметил в польской шляхте Энгельс.

Если в «Хаме» изображалась кастовая спесь мещанства, то герой этой новой повести, старший лесник из крестьян, красивый, интеллигентный Ежы (Георгий), обручившись с девушкой из мелкой шляхты, Салюсей, становится объектом дикой травли со стороны «благородных» родственников девушки, мелких шляхтичей, клеймящих его все тем же прозвищем «хама».

В обеих повестях — «Хаме» и «Bene nati» — Элиза Ожешко запечатлела свою ненависть к тому кастовому духу, который был серьезнейшим препятствием на пути роста польской демократии, разделяя самих трудящихся и мешая сплочению их сил для крупных исторических и культурных задач — задач всеобщего, национального значения.

В промежутке между выходом в свет «Дзюрдзей» и «Хама» Ожешко напечатала свой большой роман «Над Неманом» (1886), который представляет собой своего рода синтез двадцати лет ее творчества.

Писательница изобразила здесь провинциальное польское общество начала восьмидесятых годов. Особенно полно и ярко, как ни в одном из своих произведений, она показала здесь польскую шляхту.

Основные моменты в ее оценке людей, изображенных ею в романе, — это их отношение к труду и к родине.

Вот, например, Теофиль Ружиц, один из виднейших аристократов края, промотавший в европейских столицах миллионное состояние. Износившийся физически и духовно, он с апатией смотрит на все окружающее, и только морфий возвращает ему некоторую живость. Он обладает изящным вкусом, образован и достаточно умен, чтобы сознавать: «Я не что иное, как великая бесполезность. Я страдаю от огромного количества поглощенных мною трюфелей и заглядываюсь на черный хлеб». Этот «черный хлеб» — героиня романа Юстина, дочь разорившегося средней руки шляхтича Ожельского, который живет вместе с нею у своего дальнего родственника.

А вот другой аристократ, Дажецкий, надутый, высокомерный, недалекого ума «человек, крепко стоящий на золотых ногах», которые слишком часто уносят его за границу.

К ним примыкает Зыгмунт Корчинский, гораздо менее богатый, чем они, но воспитанный матерью, аристократкой, в сознании своей исключительности, даже гениальности; у него были кое-какие способности художника, но они не оправдали больших ожиданий матери. Он тяготится своим положением помещика, хочет продать наследственное имение, уехать за границу и жить там на ренту. Он винит родной край в своем творческом бессилии художника, говоря, что вдохновение не посещает его здесь, среди амбаров и хлевов да серых, скучных полей Белоруссии. Сын демократа, героя восстания 1863 года, покоящегося в братской могиле среди наследственного занеманского бора Корчинских, Зыгмунт отрекается от дела отца и осуждает его как безумца.

Все аристократы, выведенные в романе, ведут совершенно паразитический образ жизни, не дорожат своими землями, тяготятся хозяйством, все тянутся на Запад и более или менее равнодушны к судьбам родины.

От них резко отличается Бенедикт Корчинский, помещик средней руки, весь поглощенный хозяйственными заботами, с трудом удерживающий хозяйство от разорения. Ожешко в его лице изобразила шляхтича, который крепко держится родной земли и усердно работает на ней не хуже какого-нибудь американского фермера, к которому он близок и по размерам своего хозяйства. Но этому шляхтичу-фермеру приходится туго. Его хозяйство постоянно находится на грани разорения. Притом, говорит Ожешко, «несколько крестьянских деревень и одна шляхетская „околица“ держали Корчин в настоящей блокаде, и если бы пан Бенедикт сопротивлялся менее энергично, — сотни маленьких рыбок в мгновение ока растерзали бы большую рыбу».

Отношения Корчина со шляхетской околицей — основная тема романа. С наибольшей полнотой изображена в нем именно мелкая шляхта, живущая рядом с Корчином целой деревней — Богатыровичами. «Жители этой деревни обладали когда-то документами, удостоверяющими их дворянство, но давно уж их потеряли, и теперь вели убогую, трудовую жизнь мелких хлебопашцев».

В пору восстания между Корчином и Богатыровичами были самые тесные отношения. Андрей Корчинский, старший брат Бенедикта, был убежденным демократом. Он дружил с Юрием Богатыровичем, и оба давно покоятся в занеманском кургане. Бенедикт, в те годы разделявший убеждения брата, потом озлобился, замкнулся, отошел от заветов Андрея.

Вернуться к этим демократическим заветам, завязать прежние дружеские отношения с Богатыровичами побуждает Бенедикта его сын Витольд, студент, представитель демократических убеждений лучшей части современной польской молодежи, как ее понимает и видит Ожешко.

Юстина, племянница Бенедикта Корчинского, все, более сближаясь с населением трудовой шляхетской «околицы», делает решительный шаг: она выходит замуж за Яна Богатыровича, сына того Юрия Богатыровича, который был соратником и другом Андрея Корчинского.

«Возвратная волна» схлынувшего движения 1863 года (в его демократической части) — такое образное определение дается в романе демократизму молодежи типа Витольда и Юстины.

Витольд и Юстина, не боясь никакого труда, «идут в народ». Но они идут с цивилизующими, просветительскими целями, не задаваясь задачами глубокого социального характера. Они целиком остаются на почве существующей действительности, стараясь лишь вносить в нее поправки, улучшения (примеры, взятые из романа: рытье колодцев, усовершенствование методов ведения полевого хозяйства и садоводства, грамотность и т. п.).

Демократический пафос и вдохновляющий пример молодежи приводят к снятию социальных противоречий Корчина и шляхетской «околицы». Заодно происходит примирение двух поколений, представляемых Бенедиктом и Витольдом Корчинскими, возобновляется связь с лучшими историческими заветами давнего прошлого (вставная историческая новелла «Ян и Цецилия») и демократическими заветами вчерашнего дня, заветами, оказавшимися живучими и стойкими, хотя люди, оставившие их новому поколению, трагически погибли.

Роман «Над Неманом», проникнутый критикой паразитизма высших слоев общества, искренним народолюбием и поэзией труда и природы, имел большой успех. Но как программное произведение, он показал слабость положительных целей, которыми задавалась писательница. Уже современная ей польская критика указывала, что поставленные писательницей положительные социальные цели не могут привести ни к какой имеющей сколько-нибудь серьезное значение общественной реформе.