Девочка в окне вздрогнула, но только и всего.

Якоб сказал:

- Можешь… но…

- Что? - я боялась отводить от нее взгляд.

- Время в Тонкой вуали тоже идет. Ты сейчас не в своей комнате в больнице. Если придет медсестра, ты ее увидишь, но она тебя - нет. Ты не должна дать людям понять, что вуаль существует. И хотя многие не поверят, все равно будет опасно, если знания попадут не в те руки. Это опасно и для тебя. Ты не только привлекаешь к себе внимание при каждом визите, но и ты будешь получать… разные ухудшения, возвращаясь.

Я смогла посмотреть на него на миг и увидела, каким серьезным было его бледное лицо.

- Меня не будут преследовать… видеть призраки? Разве что-то бывает хуже? - с горечью спросила я. - Ты видел, где я. Какой я стала!

- Хуже всегда может стать, - сказал он. - Я знаю только, что тело человека не создано для частых визитов в этот мир. Одного раза достаточно, чтобы усилить телекинез и телепатию. От этого может усилиться энергия внутри и привлекать других из вуали. Или тело и разум начнут ослабевать. Сильно ослабевать.

Я забыла о Перри на миг.

- Значит, когда я вернусь в свой мир, мое состояние может ухудшиться?

- Все может быть, Пиппа. Я только предупреждаю.

- Да. И спасибо за это.

Я повернулась к Перри, она рисовала в раскраске, высунув язык от сосредоточенности.

- Я оставлю тебя, - сказал он.

- Куда ты?

- Я буду неподалеку. Нужно помогать и остальным.

Он пошел к двери.

- Погоди, - окликнула я его. Он замер и посмотрел на меня через плечо. - Я встретила мальчика.

- Деклана, - сказал он. Он увидел удивление на моем лице. - Я ведь наблюдал за тобой.

- Что с ним?

Он пожал плечами.

- Не знаю.

- Разве у него не должен быть проводник, приглядывающий за ним?

- Не у всех есть кто-то, как я. Твоя сила никогда не была скрытой. Перри и Деклан, скорее всего, останутся на таком уровне.

- Скорее всего?

- Люди могут выбирать, - зловеще ответил он. - Деклан закрыт от нашего мира. Перри - малышка. У них нет твоей силы, им это и не нужно.

- Откуда ты знаешь? Может, их дары разовьются, и они закончат, как я?

- Подумай о себе, Пиппа, - сказал он. Улыбнувшись, он помахал, открыл дверь и вышел в коридоре.

Я осталась одна в вуальной версии свей комнаты, серой и затхлой. Но была ли я одна. Нет, я видела Перри в окне сквозь лавандовую дымку. Я видела ее. И все? Не могла ли она как-то увидеть меня?

Все мы порой делаем плохие выборы, и они нас меняют. Я много раз так делала в своей жизни. И в этой туманной комнате в параллельном мире я приняла решение, о котором до сих пор жалею. Эгоистичное решение я воспринимала как бескорыстное. Я хотела предупредить Перри о сложностях, дать ей знать, что я буду с ней, несмотря ни на что. Это было правдой. Но крупнее была часть о том, что я не хотела быть одна, я хотела, чтобы она знала, кем была ее бабушка, и любила меня, как я любила ее мать.

Я сосредоточилась и из окна сделала дверь, попала в комнату Перри и втянула ее на Другую сторону.

От потрясения, что это сработало, я отлетела на пол, но рядом со мной была маленькая Перри, голубые глаза казались серыми. Я не знала, как сделать из Тонкой вуали ее комнату, и, по ее испуганному лицу, я поняла, что она не знает, где оказалась.

- Мама! - взвыла она, безумно озираясь, длинные волосы взлетали за ней. Я быстро опустила ладони на ее плечи, стараясь не напугать еще сильнее.

- Перри, не бойся. Я - твоя бабушка, Пиппа, - сказала я ей успокаивающим тоном. - Я твоя бабушка, Перри.

Но мои слова не имели значения, Перри пыталась вырваться, слезы потекли по ее круглым щечкам.

Я не подумала о таком. Что я хотела от шестилетней девочки? Я думала, что она поймет, где оказалась, и кем я была?

Я закусила губу и посмотрела на портал, через который втащила ее. Я все еще видела там ее комнату, хотя картинка угасала. От мысли, что она не вернется к семье, мое сердце пропустило удар.

- Перри! - сказала я ей. - Прости. Хочешь домой?

Она посмотрела на меня и кивнула со слезами.

- Ладно, - сказала я и протянула ей руку. - Не бойся меня. Я отведу тебя назад. И ты попадешь в свою комнату, да? Все будет так, словно ничего и не произошло.

Я не знала, могла ли так управлять чьим-нибудь разумом, стирать воспоминания. Очевидно, что Перри не вспомнила этот случай, даже с ее лечением. Или это сработало, или Перри сама прогнала из головы болезненный случай.

Перри вытерла слезы рукавом платья и с опасной опустила ладонь на мою протянутую руку. Моя кожа была тонкой, увядающей, с темно-серыми пятнами возраста. Ее была гладкой, бежевой. Я крепко обхватила ее ладошку и посмотрела на ее личико, думая, что вижу ее в первый и последний раз. Слезы полились из моих глаз, что успокоило Перри.

- Почему вы плачете? - спросила она. Тревога на ее лице была неподдельной.

- Потому что люблю тебя, но должна вернуть, - сказала я, давясь словами. Я впервые ощутила в ком-то свою кровь. Казалось, я знала Перри всю ее жизнь.

А потом она поступила невероятно мило. Она сделала пару шажков ко мне и обвила ручками мою шею.

- Если вы не будете плакать, то и я не буду, - прошептала она в мои волосы. Я была так потрясена ее добротой, что не сразу смогла пошевелить губами.

- Хорошо, - тихо сказала я. Обняв ее, я взяла себя в руки. - Вернем тебя на место.

И я осторожно подтолкнула Перри в портал в ее комнату. Она упала на мягкий ковер, но не поранилась. Я не могла больше смотреть, так что закрыла глаза, пока портал не рассеялся, пока другой не стал вести в мою палату.

Я шагнула, ощутила жуткое давление, и все почернело.

Я проснулась через несколько дней в палате. Медсестра, похоже, нашла меня без сознания утром. Но, даже когда я пришла в себя, ничто не было прежним. Якоб был прав и в этот раз. Я зашла так далеко, что надежды не было. Тело ослабло, разум ушел на глубину, и я всюду видела демонов. Всюду. Даже в своем отражении. Я начала нападать на медсестер и других пациентов, пока мне не стали давать самые сильные лекарства.

Так я провела еще пять лет жизни. Последние пять лет. Я ничего не помню, кроме вспышек. Они проносились, как куски старого фильма. Я видела себя, смеющуюся в одиночестве. Я видела, как одевалась в шторы и забавную одежду, как странно красила себя и других. Медсестры позволяли мне это, и я вспоминала времена из театра, пока я хорошо себя вела и принимала лекарства.

Надежды не было. Облегчения тоже. Воспоминания о моей жизни, о Карле и Ингрид, о Деклане и Перри, Швеции и даже Луди… угасали, становились неразборчивыми. Меня ждала лишь смерть.

Одной ночью я утащила себе в палату косметичек. Я тихо раздавила стулом точилку для карандаша для глаз. Она разбилась, и я забрала сияющий кусочек, который мне и был нужен.

Лезвие.

Я подняла его дрожащими пальцами и, не думая, порезала им оба запястья.

Я не чувствовала физическую боль. Кровь текла темно-красными ручьями с моих упавших рук, и я наслаждалась зловещей отдаленностью. Было спокойно.

Сначала.

А потом, пока я лежала на полу, жизнь начала вытекать из меня алым паром. Я ощутила невыносимую боль. Говорят, перед глазами проносится вся жизнь, но моя не пронеслась. Она тянулась медленно, и мне пришлось испытать всю боль и капли радости. Я цеплялась за моменты с Декланом и Майклом в Атлантик-сити, со мной и Луди, занимающимися любовью в театре, с рождением Ингрид, с объятиями внучки. Я старалась пережить их снова, ощутить боль и печаль, которые были такими настойчивыми. Я не знала, кто побеждал. Было ли счастье в мелочах вокруг меня? В понимающем взгляде, прощающем прикосновении, солнечном свете во дворе? Или сильнее было ощущение одиночества, неизвестности, когда меня бросили и не любили?

Я умирала с болью в сердце из-за того, что любила, и из-за чего страдала. В конце все было наравне.