Тропа, виляя между высоких кочек, убегала темной полоской к переправе. Козы не торопились, осторожность никогда не покидала их. Табун передвигался рывками: побежит, остановится, послушает, осмотрится и снова попрыгает дальше. Чуть что — козы вмиг насторожатся, готовые броситься обратно в бор. Ведь ночью рытвины, сугробы таили страшную опасность. И как некстати светила луна, выдавая табун. Да и тишина не союзница козам, в тишине их скрипучие прыжки слышались далеко.

Но вот впереди зачернела река, и ветерок донес оттуда пугающий скрежет шуги. Пробежать оставалось немного, и там за Мугоем, в редколесье, можно будет отдохнуть и покормиться. Откинув страх, животные со всех ног бросились вперед. Вот и давно желанный берег…

Вдруг перед ними, словно от взрыва, взвихрился снег. Табун в испуге шарахнулся в сторону, а вожак от тяжелого удара перевернулся в воздухе и вместе с прилипшим грузом упал на землю. Что-то острое впилось в загривок. Рядом предсмертным голосом взревела коза и огромным серым клубком покатилась по снегу. Вожак вскочил. Волчий запах обжег ему ноздри. Из раны брызнула теплая кровь. Но еще не все кончено. Страх вернул ему силы. Козел рванулся к реке. Но когда он оторвался последним прыжком от берега, его оседлал волк. С ним он и завалился в воду.

Брызгами разлетелась шуга, пропустив глубоко под себя козла со страшной ношей на спине.

Козел появился на поверхности ниже переката. Он стряхнул с рогатой головы воду, пугливо оглянулся и стал быстро грести ногами, торопясь скорее добраться до противоположного берега. Но увы!.. Не просто вырваться из холодных объятий реки. Течение сносило козла вниз, откуда доносился шум беснующегося потока.

Рядом вынырнул волк. Жадность не позволяла ему заметить смертельную опасность, не слышал он рокота воды, доносившегося из-за поворота.

Волк, разгребая лапами шугу, стал подбираться к козлу. А течение уносило их ниже и ниже.

Вот сквозь густой вечерний сумрак показались черные камни. Опасность стала настолько очевидной, что волк и козел вдруг забыли о существовании друг друга. Надо было спасаться. Один бросился обратно к берегу, где поджидала его стая, а другого инстинкт гнал на противоположную сторону. Но течение вдруг подхватило их, смешало с шугой и бросило в бурлящий поток.

Края переката не было видно.

На воде козел имел больше преимуществ перед волком. Он тонул лишь до полбока. В этом ему помогал легкий вес и длинная, очень плотная шерсть, сквозь которую не проникала вода. Все это позволяло ему лавировать на воде и даже бороться с течением. Другое дело волк. Он тяжелее, у него очень быстро намокает шуба. А уж как шерсть напитается водой и она доберется до кожи, хищник начинает мерзнуть, теряет способность сопротивляться.

Перекат ревел, разбивал холодные волны о каменные гряды. В этой страшной схватке воды с камнями животные казались невесомыми пушинками. Волны, точно ради шутки, то бросали их друг на друга, то тесно прижимали одного к другому. Усталость, жадность, страх — все у них отступило перед лицом надвигающейся смерти. Они барахтались, раздвигали беспомощно шугу, цеплялись ногами за обледеневшие камни. А течение несло их ниже и ниже. У волка сломились и повисли уши, намокший хвост тянул на дно. Волк стал захлебываться. Окончательно обессилел и козел. Ноги уже не работали, голова сваливалась набок, ноздри заливала вода и не давала дышать… Еще раз бугром поднялась вода, и какая-то сила бросила полумертвых животных далеко вперед, на крошечную, еще не совсем смерзшуюся льдину. Какое-то время и волк, и козел лежали на ней рядом без движения. Опасность примирила их.

Время шло к развязке. Где-то позади затихал перекат. В темноту уходила уставшая река. По берегу бежали волки. Звери, не отрывая глаз, напряженно следили за плывущей посредине реки льдиной.

Но вот за поворотом льдина свернула в тиховодину и поплыла медленно. Снова донесся с реки дразнящий запах добычи. Шустрая не выдержала, шагнула к реке и, упершись передними лапами в землю, подняла лобастую морду.

— А-у-у-оо, — вырвалось протяжное из ее горла.

Волк и козел лежали вместе, одним мокрым пятном. Судя по тому, как беспечно переплелись их ноги, как спокойно лежала голова козла у клыкастой морды волка, можно было поверить, что их покинули и голод, и страх, словом — все, что привело этих животных на льдину. Но в каждом из них еще копошилась жизнь.

Лежал на льдине волк. Это был один из многих потомков Одноглазой. Промокшая насквозь шуба прилипла к худым бокам. Голова с помутневшими глазами теперь казалась непомерно большой. К концу хвоста, свалившегося в воду, комком прилипла шуга. Но ребра все еще вздымались, да чуть-чуть парились ноздри. Козел лежал с открытыми глазами, обращенными к небу, готовый встретить любой конец.

В тот момент, когда льдину уже подносило к следующему перекату, с берега послышался одинокий голодный вой. Он расползся по реке грозным предупреждением и замолк в тиши зимней ночи высокой жалобной нотой. Дрожь пробежала по закоченевшему телу козла. Он с трудом приподнялся на колени и какое-то время не мог понять, что с ним, почему под ногами у него лед? Но вдруг вспомнилась погоня, прыжок в шугу, борьба в воде и волны бушующего переката.

Он оглянулся. Справа тянулась к нему морда волка. Хищник пытался вскочить, чтобы наконец-то покончить с жертвой. Вой в нем пробудил прежнего зверя, но не хватало сил подняться.

Не уйти теперь хищнику с реки, не бегать со стаей по бору. Но, даже пропадая, он не мог смириться с тем, что рядом остается неубитая, живая добыча. И волк в бессильном отчаянии хватал пастью сырой холодный воздух.

Стая видела, как льдину снова подхватило течение, бросило к скале и как с нее соскочил козел. Он добрался до противоположного берега, стряхнул с себя воду и скрылся в чаще.

А волки еще долго бегали по берегу, следя за своим собратом на льдине.

У хищников к ночи одна забота — поесть. Хорошо козам: разгребут снег копытами — и, пожалуйста, всякая травка, ешь вдоволь, а оленям или сохатым еще лучше: едят побеги берез, осин, даже кору. Колонку прожить зиму куда труднее, если иногда и случится удача, так соберется столько «родственников», что без драки тут не обойтись.

Колонок взобрался на пень, взбил коготками слежавшуюся за день шерсть на боках, продул нос и — в путь, на добычу. Но куда?

На мари он был прошлую ночь, промышлял неудачно и в соседнем ложке. Разве податься поближе к горам.

Ему все равно, где бы ни застал день, переспать место найдется. И зверек запрыгал по снегу.

Колонку в тайге все доступно, у него длинное, гибкое тело и цепкие когти. Его не удержат узкие щели, россыпи, скалы, дупла — всюду пролезет, проберется. И нет в бору другого такого дерзкого хищника. Он способен затеять драку с более сильным противником, очень раздражителен, и раздражение у него быстро переходит в припадок бешеного гнева, и тогда это слепое чувство охватывает все его существо.

Не будь он таким смелым, ему пришлось бы постоянно уступать свое место другим…

Колонок и не подозревал, какая неожиданность ждала его на отроге, куда он спешил.

Оставалось несколько прыжков, и он был бы наверху, да вдруг уловил запах теплого мяса. Колонок поднялся свечой, осмотрелся, потянул носом воздух. Действительно пахло свежим мясом. О, да тут, кажется, сова пирует! И хищник, уже охваченный звериной ревностью, поспешил на запах. Но что это?

В ствол сосны впилась когтями совиная лапа, оторванная от совы вместе с большим куском еще теплого мяса. Зверек терпеть не мог совиного запаха, но голод переборол. Колонок обглодал лапу, наглотался окровавленного снега…

Куда же девалась сама сова? Колонок считал ее своей добычей и готов был драться за нее хоть с кем.

От сосны убегал на дно лощины след крошечного оленя-кабарги, а рядом тянулась полоска крови.

Знал ли дерзкий зверек, что кабарга несла на своей спине сову? Сова поймала ее на вечерней кормежке. Но как было ей оборвать стремительный бег жертвы? И сова на скаку зацепилась лапой за сосну…