Я познакомилась со Стюартом, когда переехала в Бостон. Мы вместе работали, ну, не то чтобы вместе, но в одном здании. На самом деле, я не люблю про это рассказывать, но он буквально подобрал меня в лифте. Роман – последнее, о чем я думала в то время. Всего год прошел с тех пор, как я порвала с Ричардом, и мои раны еще болели. Я поклялась, что никогда больше не позволю никому дотрагиваться до меня, и не искала никаких контактов с людьми. Я даже не хотела ни с кем встречаться, и это было просто, потому что никто в нашем городе и не предлагал мне этого: я так долго встречалась с Ричардом и все еще была его собственностью, что все знакомые парни сторонились меня.

Мне было двадцать два года, и впервые в жизни я была свободна. Мои подруги одна за другой выходили замуж, мой календарь был заполнен свадьбами, но я ни капли не завидовала. Моя лучшая подруга Дженис познакомила меня на своей свадьбе с красивым мужчиной, хорошим танцором, но, хотя мы с ним хорошо провели время, потом, когда он пригласил меня куда-то, мне стало просто неинтересно.

Думаю, что родители беспокоились обо мне: ведь это благодаря своему отцу я переехала в большой город. Однажды дождливым вечером, спустя несколько месяцев после моего разрыва с Ричардом, когда я сидела, бесцельно уставившись в окно на пустую улицу перед нашим домом, отец вошел в полутемную гостиную и сел рядом со мной. Несколько минут мы вместе тихо смотрели в окно, а потом он мягко перешел к тому, зачем пришел.

– Андреа, рыцари в блестящих доспехах обычно не гарцуют по нашей улице в поисках страдающих барышень! Ты должна начать все сначала, познакомиться с новыми людьми и найти кого-то другого…

– Па, со мной все в порядке! – запротестовала я. – Меня все устраивает, и сейчас я не хочу ни с кем связываться. К тому же, даже если бы мне это было интересно, – а мне неинтересно – как ты думаешь, где в нашем городе я могла бы познакомиться с новыми людьми?

– Сидеть вот так в темноте – это не жизнь для молодой девушки, – продолжал отец. – Все твои подруги уже замужем, и многие уехали из города, как Дженис. Мы с мамой беспокоимся, что ты можешь остаться одна, как мамина кузина Кармелла.

– О Боже, папа, эта Кармелла! В двадцать лет она уже была старой девой!

Я хорошо ее помнила, хотя мы не встречались несколько лет. Ей, наверное, было уже за сорок, и она всегда на всех семейных свадьбах сидела у стены со старыми женщинами, худая, с тонкими поджатыми губами. Она носила темно-коричневые платья с бежевыми кружевными воротничками и манжетами, от нее всегда пахло лекарствами, и у нее росли волосы на подбородке.

– Ну, дорогая, я уверен, что Кармелла не собиралась прожить жизнь в одиночестве, и твоя мама больше всего на свете боится, что ты тоже останешься одна. Мы думаем, что тебе нужно куда-то поехать развлечься.

– Развлечься! Папа, развлекаться должны дети, а не взрослые женщины с разбитым сердцем!

– Ты права, это маленький город. Может быть, тебе следовало бы пожить немного в Бостоне, почувствовать аромат жизни большого города?

– Я в порядке, папа, не беспокойся обо мне.

Отец поцеловал меня и пошел спать, а я еще сидела и смотрела в окно, пока туманные видения Бостона не замаячили перед моим мысленным взором. Сам того не зная, отец заронил идею, и следующую неделю я ее серьезно обдумывала.

Я поняла, что не могу связывать свою жизнь с нашим маленьким грязным городом и бить тут баклуши, давая пищу для сплетен старым курицам, сидящим на скамейках возле своих домов… «Ай-яй-яй, бедная Антуанетта! Ее дочка Андреа все дома сидит, совсем высохла без мужчины! Не то что моя (Мария, или Лаура, или кто угодно еще, вышедшая замуж за молодого красавца Рокко, или Тони, или Сола), уже два малыша и третий на подходе…» Я содрогнулась: отец абсолютно прав, мне нужно изменить свою жизнь, внести в нее что-нибудь новое!

Когда я приняла решение, у меня не заняло много времени уехать из города. Я нашла работу и переехала в Бостон – всего около полутора часов езды от дома, но это был совсем другой мир!

Мой переезд был неожиданностью для родителей. Это не входило в их планы, и они расстроились, когда я объявила о своем решении, но мы обсудили его, и в итоге все поняли, что это необходимо. Маме было теперь чем гордиться: она могла сказать, что ее дочь получила хорошую работу в большом городе! В результате они сдались, несмотря даже на то, что моя квартира была не в Норт-Энде (читай – «итальянское гетто»), где у родителей были друзья, а в большом старом здании в Бак-Бэй. Взяв кое-какие «сокровища» с родительского чердака и из своей спальни, я обставила квартиру-мастерскую так, что она приобрела жилой вид.

В последующие несколько месяцев я обнаружила, что мне нравится жить самостоятельно. Мои дни были заполнены работой, и обычно я приезжала к родителям на выходные. Когда я не ездила домой, то часами бродила по комиссионным магазинам, покупая там лампу, тут гравюру, постепенно заполняя пустое пространство в сердце. Я любила готовить, пробуя новые рецепты. Я жадно читала и чаще всего проводила вечера в своей квартире с книгой из библиотеки или со, старым магнитофоном, который приобрела за тридцать пять долларов. Окруженная постоянным движением городской жизни, я не чувствовала себя одинокой.

Работа, которую я нашла, была вполне приличной, в достойной фирме «Маркам, Маркам и Дусетт». В ней уже не было Маркамов – и отец, и сын ушли из фирмы до моего в ней появления – но там был Дусетт, скрывавшийся где-то в «святая-святых», отделанном ореховым деревом, и показывавшийся только в самых торжественных случаях.

Когда я училась в школе, то подумывала об официальной карьере, но это означало колледж, затем школу изучения права, и на этом пути я видела ряд препятствий. Одним из них была плата за обучение в школе права, но это еще мелочь в сравнении с сопротивлением моей семьи. Стать женщиной-профессионалом означало отказаться от всего, что считалось святым.

– Что? Адвокат? Это мужская профессия! – сказала моя мать, и это было все! Девочки не бывают адвокатами, докторами или священниками! Девочки должны заниматься женскими делами – растить детей, учительствовать, в крайнем случае, прости Господи, быть парикмахерами! Мой отец защищал меня, но в глубине души он тоже был не на моей стороне. Мои родители еще детьми переехали в эту страну из Италии во время эмиграции после второй мировой войны, и некоторые их взгляды были настолько из старого мира, что это было больно. У меня не хватало ни мужества бороться с ними, ни уверенности, что я смогу справиться с этим. Я обещала себе, что когда-нибудь поступлю в школу права, но я была молода, свободна, и будущее казалось уходящим в бесконечность.

Мой протест выразился в том, что я не стала заниматься тем, что родители выбрали для меня, а вместо этого пошла на курсы секретарей. Даже против этого родители возражали: они считали, что мир офисов опасен для молодой одинокой девушки! Хорошо, хоть они не слышали некоторых историй, которые рассказывают студенты!

Как секретарь я работала не в той области, которая казалась мне интересной, но я была довольна: я получила приличную зарплату и обрела независимость. Чего мне не хватало в то время, так это амбиций и желания воплотить в жизнь мои мечты. Это пришло позже…

Офис «Маркам, Маркам и Дусетт» размещался на двадцатом этаже нового сорокапятиэтажного небоскреба в центре города. Когда я пришла в фирму, она находилась там уже год. Большой прогресс, – сказали мне, – по сравнению с темными серыми комнатами на Хай-стрит», где они размещались с незапамятных времени, но я бы предпочла старое место на первом этаже.

Место было красивое: бостонская гавань не была видна, но из наших окон открывался прекрасный вид на район Бак-Бэй, и далеко внизу река Чарлз серебряной лентой вилась до впадения в океан.

Компании, арендовавшие помещения в этом доме, сообщали в рекламе, что из всех комнат открывается вид на океан, и они были абсолютно правы. Если встать на цыпочки за столом в левом углу офиса мистера Бронского и повернуть голову под правильным углом, то был ясно виден маленький, в форме лунного серпа, кусочек Атлантического океана.