Но когда Вася пришел домой, мама с папой чай не пили. У мамы еще смена не кончилась в парикмахерской, а папа был ненормированный — он работал и днем, и ночью, а иногда совсем не работал. Ждал заказа. Вася считал, что все призывы и плакаты папа, видимо, написал. Больше призывать не к чему, вот он и сидит без дела, мается. Папа объяснял, что у него творческий процесс.
Вася достал из холодильника пшеничную кашу с луком и, не разогревая, поел, хотя мама говорила, чтоб он обязательно разогрел.
Но когда человек дома один, он свободен! Можно есть холодную кашу, можно вообще ничего не есть, можно встать на голову (Вася тут же встал), можно сначала читать книжку или смотреть телевизор, а уж потом учить уроки.
Но больше всего в часы свободы Вася любил сочинять. Никто не знал о его тайне, даже родители. Четыре тетради уже были исписаны и хранились в целлофановом мешочке между книгами.
Вот уже второй год Вася писал роман под названием «Невероятные приключения Василия Кочкина».
Он решил, что сейчас самая пора продолжить роман. Вася достал заветные тетрадочки, ласково их погладил, открыл первую, полистал. Кочкин очень любил перечитывать то, что сочинил.
Он сел в кресло, положил нога на ногу, как настоящий писатель. Почему-то Вася представлял, что настоящий писатель сидит именно так: нога на ногу. И курит трубку. Но поскольку трубки в доме не водилось, то он ее вообразил.
Попыхивая воображаемой трубкой, романист стал читать свой роман.
«Случай № 11» — так называлось одно из приключений.
«Я проснулся рано утром. Солнце только поднялось. Папа и мама спали как убитые. Они всегда так спят, когда в отпуске, да еще в деревне. А дело было именно в деревне и именно в мамин отпуск. Итак, проснувшись, я решил прогуляться, посмотреть, как колосится пшеница. Веселый, я вышел за околицу. Одна из тропинок вела к свиноферме, и я решил сначала заглянуть туда. Возможно, когда я вырасту, то стану свинопасом, защитником свиней. Весь мир относится к свиньям несправедливо. Как будто они только для того и существуют, чтоб их съесть. Я возмущен. Итак, иду я на свиноферму, вижу — дым валит. Он становится все чернее и чернее. Я понял: горит свиноферма. Свиньи кричали. На ферме никого не было. Я глотнул как можно больше воздуха и полез спасать свиней. Я задыхался, но продолжал делать свое дело. Наконец, всех свиней выгнал. Тут прибежали люди и стали тушить пожар. И тут одна свинья вдруг крикнула человеческим голосом: «Нас спас какой-то щуплый мальчик!» Но я, умытый, уже сидел дома. Вскоре я глянул на улицу и увидел необычайную картину. Под моим окном собралось множество свиней и поросенков. Мама с папой не понимали, в чем дело. Но потом пришел председатель колхоза и, утирая слезы благодарности, одного поросенка подарил мне. Мы увезли его в город. Он жил у нас в квартире и понимал меня с полуслова. Неужели его можно съесть? Мы подарили нашу Хрюшу дрессировщику, и потом она стала знаменитой артисткой цирка. Вот такая небольшая история…»
Вася не успел дочитать любимое произведение, раздался звонок. Он быстро спрятал тетрадки в целлофановый кулек и побежал открывать дверь, уверенный, что пришел папа.
Но… Но… За порогом стояла учительница.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна, — пробормотал Вася. — Родителей нет дома… Я один.
— Может быть, ты меня пустишь?
— Пущу…
Светлана Ивановна сняла свое зеленое пальто, повесила на вешалку, как будто домой пришла.
— Показывай свое житье-бытье.
— Смотрите, хорошо живу, — сказал Вася. — Отдельный кабинет имею. — Он провел учительницу в свою комнату, которую любил называть кабинетом.
В комнате был порядок. Светлана Ивановна и представить не могла, что Вася кое в чем был педант. Например, у него все лежало там, где надо, и так, как надо. Иногда, прибираясь, мама нарушала порядок. Вася страшно сердился.
— Да у тебя что тут — научные труды? Ну, прямо пылинку не сдунь! Жили в бараке — своего угла не имел!
Но мама была не права. У Васи и в бараке был свой угол — на чердаке. И там у него тоже был свой порядок.
Светлана Ивановна осмотрелась, села на стул и только собралась начать с Васей разговор, как опять раздался звонок.
На сей раз явился папа. Он был навеселе. Это Вася сразу понял.
Папа увидел Светлану Ивановну — незнакомую ему девушку, очень изумился. Оглядел ее с ног до головы. Узкая юбка с разрезом на боку, которую осуждал директор школы, папе как раз понравилась.
— Это кто? — спросил он.
— Наша учительница! — как можно радостнее сообщил Вася.
— Какая наша? Что, у нас есть учительница?
— Я — классный руководитель, Светлана Ивановна. Папе тут же захотелось стать трезвым.
— Вы почему сегодня не были на собрании? — спросила Светлана Ивановна.
— Не мог. Собирался, честное слово, собирался. Но не мог!
— Потому что пили! — глаза Светланы Ивановны сузились. Она презирала папу. Вася это почувствовал.
— У него сегодня день рождения! — с отчаянием произнес Вася.
— У меня день рождения? — папа рассмеялся. — Родной сын не знает, когда его отец родился! Мой день рождения в декабре, 19 декабря. Я по знаку Зодиака — Стрелец. А Васька — Скорпион. Тяжелый знак! Скорпион — весь в себе. Сам мучается и других мучает. Тяжелый знак. А вы, между прочим, симпатичная. Я думаю, что по гороскопу ваша стихия — воздух! Васька, ты почему не сказал, что у тебя такая учительница?
— Перестаньте паясничать! — Светлана Ивановна вспыхнула.
— Честное слово! Симпатичная! Скажите, когда вы родились? Я вам предскажу судьбу!
Светлана Ивановна не желала вступать в разговор.
Папа это понял.
— Все мы созданы для счастья, как птица для полета, — вздохнул он. — И вы тоже.
В этот же день Светлана Ивановна доложила директору школы Глебу Григорьевичу, что была в семье Кочкиных, где воспитанием сына явно не занимаются. Отец пьет, мать работает парикмахершей.
Отступление. Пора воспитывать папу
В Васиной семье назревала драма. Мама сказала, чтоб папа собирал чемоданчик и катился подальше. Сына она воспитает сама, а папу пусть воспитывает общественность. Папа каялся и признавал все свои ошибки. Клялся, что никогда ни по какому поводу он больше капли в рот не возьмет. А перед учительницей Светланой Ивановной лично извинится.
Вася закрылся в своей комнате, чтоб не слышать этот трам-тарарам. Но мама не могла обойтись без Васи.
— Ты мне подробно расскажи, что твой непутевый отец наговорил учительнице?
— Спрашивал о моих школьных успехах, — неохотно отвечал Вася.
— А она что?
— Говорила, что подаю большие надежды.
— Ты мне не ври! Про отца рассказывай!
— А чего рассказывать? Все хорошо. Когда она уходила, папе даже руку подала.
Отец, услышав Васины признания, чуть не расплакался, стал просить у него прощения. Мама еще больше разгневалась, уже не только на папу, но и на Ваську.
Вася снова ушел в свою комнату. Иногда ему казалось, что он старше своих родителей. Ссорятся — мирятся. Мирятся — ссорятся.
А как нужно жить — вот так, как они, или как-то иначе? Наверное, иначе… Но ведь они хорошие — и папа, и мама. Когда из барака уезжали, все соседи ревели. «Да вы что, братцы, мы же не за границу!» — говорил папа. А мама сама ревела, всех обнимала и целовала. А потом, нацеловавшись, напрощавшись, все сели в автобус и поехали к ним на новоселье.
У папы с мамой все получается само собой. Мама говорит: «А чего загадывать? Загадывай не загадывай — все равно не угадаешь! Живем, как умеем. Лишнего про себя не выдумываем».
А Вася другой… И жизнь у него, значит, должна быть другая. Только вот какая она должна быть?