Приехал в редакцию. У подъезда стоит Шера Нюренберг со страшно расстроенным лицом.

— Что, Шера?

— Ты знаешь, кого посылают на фронт?

— Как на фронт?! Кого?!

— Ну вот слушай, — ответил он злорадно, — Едет на «Линкольне» бригада: Верховский, Катаев, Черствов и Девишев. Что скажешь? А мы?!

(Накануне поездом редакция послала в Белоруссию — Лидова, Ярощука и Перекалина, на Украину — Козолова, Цейтлина, Гуревича. Они должны были давать информацию о жизни этих пограничных республик. Ну ясно, что сейчас они метнутся на фронт).

— А мы? — спросил я.

— Вот только что уехали Ровинский, Ушеренко и Мануильский в ЦК. Я их упрашивал — говорят нельзя.

Настроение у меня сразу скисло. Люди едут, а я сижу. В вестибюле встретил Верховского.

— Едешь? — спросил я мрачно.

— Еду.

— А более приличной компании подобрать себе не мог?!

Он опешил:

— Кого?

— Ну меня, ясно!!

— Так не я ж составлял.

Дали нам три полосы на отклики. но работа не шла. Все ходили дутые. Все рвались на фронт.

В первый же день нас прямо завалили откликами. Вся страна всколыхнулась.

Резолюции шли сплошным потоком: по телефону, бильду, телеграфу, радио, с ходоками. Машинистки сбились с ног. Телефоны не умолкали ни на минуту. Обедать мы, конечно, не пошли. Рубали, рубали.

Редакция торопила:

— Сегодня мы не имеем права опаздывать.

Около полуночи пришла первая сводка Генштаба. Наши войска заняли то-то и то-то. От наших спецкоров, конечно, еще ничего не было.

Кончили мы, все-таки, около 8. И когда шли домой, у киоска стояла очередь человек в 500. Также было и все следующие дни — люди стояли часами, в холод, иногда под дождем и ждали газеты.

Ночью я говорил с Ровинским, Ушеренко.

— Нет, — говорят — ты нужен в отделе. Отдел сейчас дает полгазеты.

18 сентября (на 19-ое)

Мы тоже еще ничего своего не могли дать с фронта. Помещали информацию ТАСС, брали в «последних известиях» добытые ими беседы.

В этот день на фронт вылетел из Москвы неутомимый Темин, только что вернувшийся из МНР. Вот человек, который живет горячими делами. Он встречал челюскинцев, встречал Чкалова на острове Удд, Леваневского в Красноярске, нас в Амдерме, экипаж Коккинаки на Амуре, был на Хасане, снимал папанинцев со льдины, дважды был в МНР. Все на самолете — туда и обратно. В поезде он чувствовал себя несчастным, в городе — обиженным.

Он улетел из Москвы 18-го, а 20-го мы получили от него первую порцию снимков. Затем он снова улетел в Вильно, вернулся в Минск 22-го и передал нам пленку. Позавчера он опять вылетел на фронт и завтра снова будет в Минске. Не человек — а комета!

Меж тем, материалы от наших ребят начали поступать только 21-22-го, да и то не от всех. От Ярощука мы получили лишь 23-го, от Гуревича — тоже, от Черствова — тоже. Лидов первый материал передал сегодня, Верховский позавчера, Козлов молчит до сих пор, Девишев не подает признаков жизни. Катаев сегодня прислал первую вещь.

Хорошо сделал Цейтлин. Он добрался до Тернополя, пробыл там два-три дня и 22-го вылетел на каком-то подстреленном самолете в Киев. Передал оттуда очерк «В Тернополе» и вернулся обратно.

«Известия» оказались оперативнее нас. Хорошо и быстро работает Эзра Виленский.

21-го из Москвы в Киев и дальше в Луцк на самолете с газетчиками вылетел Миша Калашников. Сегодня идет первый его снимок, переданный по бильду из Киева, туда они доставлены самолетом. Газеты там рвут нарасхват.

Вчера с Украинского фронта позвонили снова Ровинскому и попросили прислать опять газет.

— С человеком?

— Согласны на любые условия.

В кабинете его в это время находился Железнов, только что вызванный из отпуска. Под горячую руку он договорился о полете.

И сразу ко мне:

— Доставай самолет!

А я только за час до этого выторговал самолет в Минск за снимками Темина. Что делать?

Час ночи. Звонить Молокову, но он два часа назад спросил меня: почему я в Москве и я мямлил всякое насчет необходимости кому-то работать в редакции. Нет, у Василия Сергеевича я могу просить самолет только для себя.

Позвонил Картушеву:

— Покупаю рейс.

Смеется:

— Я тебе до сих пор за торговца не знал.

Еле уломал. Около двух часов ночи утрясли, начали экипировать Леопольда. Вдруг звонит диспетчер московского порта — машина пойдет открытая, Р5. Леопольд не хочет, надо закрытую.

Поднял дважды с постели нач. эксплуатации Захарова, разбудил Картушева, достал ПР-5.

Леопольд всю ночь просидел в редакции, утром поехал на аэродром, ждал с 7 утра до 13:30 погоды, вылетел, долетел до Калуги и вернулся обратно — нет погоды. Устроил ему рейс на завтра.

Речь Молотова ошеломила весь мир. Пресса Англии, Франции, Америки захлебывалась от злобного воя. Они кричали, что большевики способствуют гитлеризации Европы, что все это было договорено еще в Москве при подписании советско-германского пакта о ненападении, что это расшатывает устои социализма.

Второй удар им нанесло советско-германское коммюнике о том, что действия СССР не противоречат пакту. До этого буржуазная пресса говорили, что вступление наших войск в Польшу осложнит отношения СССР с Германией. Голодной курице просто снится!

Коммюнике было подписано 18 сентября. По специальному указанию т. Молотова в этот день вышел экстренный выпуск «Вечерней Москвы» (по выходным она не выходит).

Газеты запада снова начали писать о гитлеризме. Эстония и Румыния, суда по откликам и заявлениям их правителей, сейчас сидят и трясутся мелкой дрожью, услышав шаги «Русского медведя».

Коккинаки сказал:

— Сейчас можно позвонить по телефону румынскому королю и сказать: давайте Бессарабию. Он только спросит: вам завернуть? Куда прикажите прислать или заедете сами?

21 сентября был убит румынский премьер Калинеску. Официальные убийцы члены фашистской распущенной организации «Железная гвардия». Однако, судя по всему, убийство инспирировано англичанами, чтобы повернуть внешнюю политику Румынии от СССР. Номер не прошел! Румынское правительство официально заявило, что оно будет верно своей политике нейтралитета.

Для характеристики силы и внешнего влияния советского Союза можно привести такой факт. 19 сентября в «Правде» было напечатано сообщение о том, что польские подводные лодки укрываются в «нейтральном» Таллиннском порту. 18 строк на 2-ой полосе. В тот же день Эстонское телеграфное агентство сообщило, что командующий морским флотом Эстонии и начальник штаба флота подали в отставку и перечислены в резерв.

В ответ на сообщение из Стокгольма о беспокойстве, возникшем в Эстонии в связи с вступлением советских войск в Польшу и концентрацией советских сил у Эстонской границы — эстонские власти категорически отвергли это сообщение и заявили, что «ничего ненормального не отмечается». (см. 5-ую полосу «Правды» от 20 сентября).

25 сентября

Сегодня ребята передали довольно много интересного материала. Лидов сделал полосу о боях за Гродно. Только сейчас стало известно, что там был весьма серьезный и продолжительный бой. Судя по всему, Лидов шел с передовыми частями и участвовал в этом бою. Сделано хорошо!

Козлов передал две вещи из Львова. Одну «поцелуйную» о вступлении наших войск в город, вторую — о трофеях.

Гуревич побывал в деревне и дал о Ровно. Но все же две полосы набрали с трудом.

Думали — блеснут «Извести», нет, ничего, не очень.

Ярославский мне говорит:

— Не важно у нас. Плохо дают товарищи. Мало тематического материала. Мало о новой жизни Польши.

26 сентября

Что-то усиленно заездили иностранные министры. 24-го приехал министр Эстонии, вчера — Турции, а сегодня объявили по радио, что «по приглашению советского правительства» завтра приезжает Риббентроп.

Ребята рассказывают, что немцы, уходя из отошедших к нам городов, дочиста их вычищали. Увозят весь хлеб, все сырье.

26 сентября

Надо восстановить несколько встреч с Коккинаки.