– Тетя, –  произнес виконт, наклоняясь, чтобы коснуться губами увядшей щеки.

Леди Генриетта была одета в бордовое атласное платье с бледно-розовой отделкой и невероятно уродливый полосатый тюрбан, украшенный целым букетом розовых и бордовых перьев.

Сделав шаг назад, Себастьян округлил глаза, будто в восхищении.

– Что за очаровательный тюрбан вы сегодня выбрали. Из известных мне женщин лишь очень немногие могут позволить себе такой оттенок бордового. Уж тем более в сочетании с розовым.

Она шлепнула его веером.

– Ха. Рассчитываешь меня улестить, не так ли? Что ж, позволь сразу тебе сказать, что уловка не сработает. Я знаю причину, по которой ты здесь.

– Вы знаете?

– Знаю. Гендон мне рассказал, что ты опять позволил вовлечь себя в очередное ужасное убийство.

Себастьян понизил голос почти до шепота.

– Что же графу Гендону об этом известно?

– Больше, чем ты можешь предположить, –  последовал неопределенный ответ.

– А конкретно?

Она вытянула губы вперед, а потом поджала, точь-в-точь как ее брат.

– Он беспокоится о тебе, Девлин.

– Не вижу причин ему беспокоиться.

– Он слышал, что возле Сток-Мандевилль на тебя напали.

– Да? И счел нужным поделиться этой историей с вами?  

– Нет, мне рассказал Клейборн.

То есть многострадальный и безропотный сын леди Генриетты, нынешний герцог Клейборн.

– Он принял этот эпизод слишком близко к сердцу.

– Клейборн все принимает близко к сердцу. Эту черту он унаследовал от своего беспокойного отца.

Себастьян громко рассмеялся, поскольку не знал человека более флегматичного и молчаливого, чем ныне покойный муж леди Генриетты, третий герцог Клейборн. А вот сама вдовствующая герцогиня могла дать фору даже Джарвису в умении выведывать секреты и скандалы, касающиеся персон высшего света, хотя в отличие от Джарвиса ею двигала исключительно заинтересованность в делах своих ближних.

Тетушка пронзила племянника острым взглядом.

– Я так понимаю, ты не придешь на мой вечер во вторник. Как обычно.

– Простите, нет.

Она фыркнула.

– Как чувствует себя твоя жена?

– Хорошо, спасибо. Довольно хорошо.

– Пару дней назад я случайно увидела ее на Беркли-сквер. Возможно ли, что она носит двойню?

Себастьян выдавил из себя смешок, прозвучавший неискренне даже в его собственных ушах.

– Нет, ни малейших шансов.

– Нет? Ну, это многое объясняет, – загадочно высказалась леди Генриетта, а затем намеренно быстро отошла, не дав племяннику ухватиться за ее заявление.

Пол Гибсон ковылял вверх по склону, направляясь домой. Глаза его были устремлены на мрачную громаду приближавшегося Тауэра. Свет небесный быстро угасал, древние зубчатые стены чернели на фоне темнеющих облаков. С каждым шагом становилось холоднее, ледяной ветер хлестал по щекам и морозил ноздри при вдохе. Но на лбу все равно выступал пот. Беспокойство, преследовавшее Пола весь квартал, росло и росло. Крепло ощущение, будто позади кто-то есть, будто чей-то взгляд впивается в спину.

Не в силах дольше этого выносить, Гибсон резко обернулся.

– Кто здесь? –  крикнул он в сторону пустынной улицы и почувствовал себя по-дурацки, глянув в глаза-бусинки грязной белой курицы, которая прекратила выклевывать что-то между камней, чтобы поднять голову и посмотреть на него.

Расправив плечи, он запахнул полы плаща и продолжил путь вверх по склону. Деревяшка, заменявшая ногу, глухо постукивала при каждом шаге. Пол пытался убедить себя, что устал, растревожен событиями последних дней и не вполне опомнился от лауданума, принятого прошлой ночью.

Но ощущение того, что за ним кто-то следит, не отпускало.

Увидев золотое сияние свечей в окнах своего дома, Гибсон облегченно вздохнул.

Переступил порог и учуял сытный запах томящегося рагу. Закрыв дверь, прислонился к ней спиной, зажмурился и попытался унять заполошный стук сердца. «Алекси Соваж права, – подумал Пол, – проклятый опий убьет меня, убьет так скоро, как я сам допущу. Убьет меня или украдет остатки моего рассудка».

Звук легких шагов по истертым половицам коридора заставил Гибсона открыть глаза. Она стояла перед ним, стройная огненно-рыжая женщина, одетая в платье цвета зеленого мха, которого он прежде не видел.

– Вам следовало отдыхать, –  сказал он.

Алекси покачала головой.

– Я устала отдыхать. Мне уже лучше. Вправду лучше. К тому же кто-то должен был приготовить вам ужин.

– Ужин? Мне? –  Пол нахмурился. – А куда к дья… –  он вовремя оборвал себя, не договорив ругательство, – делась миссис Федерико?

– Боюсь, ваша домработница терпеть не может французов.

– Она что?

– Она обещала вернуться к вам завтра, после того как я отсюда уйду.

Смысл этих слов прорвался в его сознание и ударил так сильно, что дыхание перехватило.

– Вы от меня уходите?

– Я уже послала за Кармелой. Сейчас она отправилась нанять фиакр. Но я в любом случае дождалась бы вас, чтобы попрощаться.

А затем Алекси сама сделала два шага, сведшие на нет расстояние между ними. На первом шаге Пол подумал, что она собирается поцеловать его, а на втором успел обругать себя двойным ирландским дураком. Алекси положила руки ему на грудь поверх плаща. Он чувствовал тепло ее ладоней и бешеный стук собственного сердца. Потом она повернула голову и легонько коснулась его губ своими, прежде чем отступить.

Ее руки упали вдоль тела.

– Нет таких слов, чтобы по достоинству отблагодарить человека, спасшего тебе жизнь, –  улыбнулась она. – Даже не знаю, что тут еще сказать… merci.

К собственному удивлению, Пол сумел вдохнуть достаточно воздуха, чтобы ответить:

– Вы пока не должны отсюда уходить.

– Нет, должна. –  Алекси поймала глазами его взгляд. – И вы не хуже меня знаете, почему.

Долгое молчание сгустилось между ними, наполненное размеренным дыханием и непроизнесенными словами.

Наконец Гибсон собрался с мыслями:

– А как насчет того мужчины, что следил за вами прошлым вечером?

– Баллок? –  Она пожала плечами. – С ним я сумею справиться.

Ее отчаянная смелость и чертово упрямство вывели его из себя.

– А с убийцей Дамиона Пельтана? –  резко спросил Пол, поддавшись эмоциям. – С ним вы тоже сумеете справиться, так что ли?

По своей привычке, Алекси задрала подбородок. 

– Я отказываюсь подчинять жизнь страху. Но… Буду соблюдать осторожность. Обещаю.

Грохот колес и стук копыт по булыжникам дали знать о прибытии экипажа. Она подняла с пола свой узелок, потянулась к щеколде. И остановилась, чтобы посмотреть на него.

– Помните, что я сказала вам прошлым вечером? Есть способ избавить вас от боли из-за ампутированной ноги. Я действительно могу вам помочь. Давайте испробуем трюк с зеркалами, позволяющий обмануть сознание, ввести его в состояние…

Пол мотнул головой.

– Нет!

– И этот человек обвиняет меня в упрямстве! –  Она рывком открыла дверь.

От старого, разбитого рыдвана пахло плесневелым сеном и пролитым пивом. Гибсон отметил, как хмуро посмотрела на него Кармела, скрестив руки на обширной груди, когда он подсаживал Алекси в фиакр. Ему хотелось сказать что-нибудь – все равно что, – лишь бы остановить этот момент и удержать ее в своей жизни. Но кучер уже защелкал кнутом. Колымага тронулась.

Пол поднял руку в неловком прощальном жесте. Но Алекси смотрела прямо перед собой, ее пламенеющие волосы быстро погасли во мраке ночи. И только теперь, когда ее не стало, он сообразил, что на самом деле не называл ее упрямой вслух.

Только в мыслях.

Сильнейший позыв забыться в сладких объятиях лауданума заставил Гибсона уйти с Тауэр-Хилл обратно в ночь. Сопротивляясь второочередному желанию поискать забвение погрубее в ближайшем пабе, он поймал фиакр до Мейфэра, где в тихой кофейне на Ганновер-сквер застал Девлина.