– Шпионить для англичан? Нет. Дамион никогда бы на это не согласился. Он был человеком чести и верным сыном Франции. А деньги его не интересовали.

– Помимо денег есть и другие способы, чтобы убедить человека сделать что-то противное его воле.

– Угрозами, так? –  Она вздернула подбородок. – Дамион никогда не позволили бы принудить себя сделать что-то постыдное. 

– Даже если угрозы относились не к нему самому, а к кому-то, кого он любил?

Ее взгляд вернулся к Ноэлю, который оставил свои кораблики на берегу и теперь преследовал утку, вперевалку убегавшую с возмущенным кряканьем.  Зимняя жухлая трава пестрела пятнами подтаявшего снега. Леди Питер с трудом сглотнула. Тишину заполняли порывы ветра, плеск воды о берег и громкие утиные протесты.

Себастьян спросил:

– Почему вы решились рассказать мне о Вондрее только сейчас?

Француженка покачала головой, будто не могла или не хотела облечь в слова свои побудительные причины.

А он был не настолько жесток, чтобы сделать это за нее.

Себастьян нашел Армона Вондрея сидящим в кофейной комнате «Герба Гиффорда». Стол перед ним занимали стопки документов; в руке глава миссии держал перо, двойное пенсне в золотой оправе обжимало нос. Он бросил быстрый взгляд на Себастьяна, а затем вернулся к своей работе.

– Эта кофейня не открыта для посетителей, –  сказал Вондрей с сильным парижским акцентом.

Встав спиной к ревущему в камине огню, Себастьян парировал:

– Вот и отлично. Не придется беспокоиться, что нас прервут.

Вондрей хмыкнул и обмакнул перо в небольшую чернильницу возле своего локтя.

– Как переговоры? Продвигаются? –  любезно спросил Себастьян, когда гусиное перо заскрипело по бумаге.

– Почему бы вам не задать этот вопрос вашему тестю? Или вашему отцу?

Себастьян был достаточно осторожен, чтобы ничем не выдать своего удивления. Но, по правде, до сих пор он понятия не имел, что граф Гендон  также принимает участие в предварительных мирных переговорах.

Прерывая молчание визитера, Вондрей снова хмыкнул и поинтересовался:

– Что, так и пребываете во власти иллюзии, будто Дамиона Пельтана убили не пресловутые лондонские грабители, а кто-то другой?

– Пожалуй, что так. Скажите, а был ли Пельтан ярым сторонником императора Наполеона?

– Доктор Пельтан целиком посвятил себя врачеванию. Насколько мне известно, его нельзя было причислить к ярым сторонникам кого бы то ни было.

– Но он был за мир?

– Да.

– А был ли он доволен ходом переговоров, их направлением?

Вондрей глянул на Себастьяна поверх пенсне.

– Дамион Пельтан в переговорах участия не принимал.

– Но он же знал, как они движутся, не так ли?

– Нет.

– Нет?

– Нет. –  Француз вернулся к своим документам.

– Известно ли вам, что у Дамиона Пельтана здесь, в Лондоне, есть сестра? – спросил Себастьян.

– Да, известно. А теперь прошу меня извинить, я действительно очень занят. Не будете ли вы так любезны уйти и позволить мне закончить работу?

– Сию минуту. Так вам даже не любопытно узнать, что случилось с вашим доктором?

– Я дипломат, а не полицейский. Праздное любопытство – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Если убийца Дамиона Пельтана должен остаться безнаказанным, чтобы переговоры беспрепятственно продолжались, пусть так и будет.

– Да, вашу позицию нетрудно понять. Но что если Пельтан был убит кем-то, вознамерившимся сорвать вашу миссию? Вам не приходило в голову, что убийца вполне может предпринять еще одну попытку, нацелившись на другого члена вашей делегации?

Вондрей уронил перо, посадив на бумагу кляксу, и резко поднял голову. Его взгляд вонзился в Себастьяна, стоявшего на другом конце комнаты, и метнулся прочь, когда за окном трактира зазвучали шаги по мостовой.

С улицы послышалось восклицание мужчины, которому вторил нежный женский смех. Почти сразу Себастьян понял, чьи это голоса. А вскоре увидел полковника Фуше и идущую с ним бок о бок Мадлен Кеснель, на руке которой висела рыночная корзина.

Маска дипломата не смогла скрыть дикий страх, промелькнувший по лицу ее отца, когда тот вдруг столкнулся с новой, очевидно, ужаснувшей его возможностью.

На город опустился удушающий густой туман, желтый и тяжелый, с горькой вонью угольного дыма.

Выйдя из «Герба Гиффорда», Себастьян направился к стоянке фиакров в конце Йорк-стрит. Была лишь середина дня, но улица удивляла безлюдьем, подошвы скользили по влажной закопченной брусчатке, каждый звук усиливался или искажался удушливой грязной пеленой, напитанной сыростью.

Он ясно слышал звяканье упряжи в отдалении, крики лодочников на реке. И чьи-то размеренные шаги, возникшие из ниоткуда и быстро приближавшиеся.

Себастьян шел по улице, предельно насторожившись.

Преследователь из тумана шагал в ногу с ним.

Навстречу попался сгорбленный старик в синем рабочем халате, его седобородое лицо было усыпано капельками мороси, словно бисером. Наклонив голову, он не оглядываясь прошаркал мимо. А секундой позже раздался глухой удар от столкновения двух тел и вопль рабочего:

– Черт! Смотри, куда прешь-то!

Шаги преследователя стихли, а затем снова зазвучали, уже быстрее.

Себастьян подался в сторону и развернулся спиной к кирпичной стене ближайшего дома. Замерев, прислушался.

Проклятый туман.

Из влажных клубов выступил мужчина – определенно джентльмен, в модном пальто и бобровой шапке, нижняя часть лица замотана шарфом. Левая рука опущена вниз, так что складки пальто скрывали сжатый в кулаке кинжал.

– Не меня ищите? –  окликнул Себастьян.

Изумленный взгляд мигом нашел его лицо. Темные глаза с густыми ресницами вдруг моргнули. Видимо, преследователь понял, сколь радикально переменилась ситуация. Он утратил преимущество внезапности, и к тому же гораздо легче ткнуть намеченную жертву ножом в спину, чем бороться лицом к лицу.

Себастьян сделал шаг вперед.

– В чем дело? Предпочитаете иметь дело с моей спиной?

Горе-убийца припустил прочь по улице.

Себастьян ринулся следом.

Из тумана вынырнула упряжка тяжеловозов. Склонив головы, они упрямо налегали на постромки; перегруженная телега дребезжала по булыжной мостовой. Беглец остановился и развернулся, в руке сверкнула сталь. 

Себастьян поскользнулся на мокрых камнях, и прежде, чем он успел уклониться, лезвие полоснуло по предплечью. Пытаясь восстановить равновесие на обледеневшей дороге, он почти упал.

Нападавший снова развернулся и бросился бежать.

– Черт подери! –  ругнулся Себастьян, с трудом утверждаясь на ногах и прижимая к груди раненую руку.

Щелкнул кнут, под хриплые выкрики и звяканье сбруи два серых круглоглазых шайра вдруг попытались вздыбиться. Себастьян увернулся от рубящих воздух копыт и поспешил перейти улицу.

К тому времени, когда он ступил на тротуар, франт в шарфе исчез.

– Очевидно, твои расспросы стали причинять кому-то неудобство, – сказал Пол Гибсон, укладывая аккуратный ряд стежков на свежую рану Себастьяна.

Тот хмыкнул.

– Вопрос: кому. –  Раздетый до пояса, он сидел на столе в хирургическом кабинете Гибсона, баюкая стакан бренди в здоровой  правой руке.

Пол завязал очередной узелок.

– А ты не допускаешь, что месье Армон Вондрей мог пожелать смерти своему персональному врачу?

– Когда обнаружил, что кто-то, скорее всего, Килмартин, пытался подкупить Пельтана? –  Себастьян сделал медленный глоток бренди. – Конечно, допускаю. При этом даже не имеет значения, принял ли Пельтан взятку от Килмартина или нет. Главное, что Вондрей об этом прослышал. И нисколько не сомневаюсь, что Вондрей чего-то боится. Знать бы еще, чего именно.