– Да нет... Как ушел, так и не возвращался...

– Так что ж ты молчишь-то, а? Бляха-муха, два с половиной часа прошло! – заорал Дрозд, тыкая в лица сидящих за столом вывернутое запястье с «Командирскими» часами.

– А ведь верно, – поддержала его Киргизиха, – а на улице – минус двадцать семь! Замерзнет...

– Да ничего с ним не сделается! – пробурчал Толяныч, которому явно не хотелось покидать уютный угол, в котором он сидел в обнимку с пышной крашеной блондинкой, то ли женой, то ли сожительницей. Блондинка туповато улыбалась морковными губами и явно плохо понимала, о чем идет речь, предвкушая, видимо, уединение с магазинных дел мастером.

– Он без шапки. Замерзнет запросто! – оказывается, Дрозд, несмотря на полуотрубное состояние, помнил, в каком виде был Рыков, когда ушел.

– Ну че, мужики, – Потапов отложил гитару, встал, – пошли искать, что ли?

– Депутат Государственной думы – это вам не ишак чихнул! – тоненько поддержал дед Кошак.

Все загомонили, зашевелились, выбираясь из-за стола.

– Ты посиди, мы быстро, – Илья погладил Яну по плечу.

– Д-а-я с-в-ми-п-йду! – Коваленкова сдернула с вешалки пуховку. – А-то-н-ги з-текли!

Вывалившись шумной гурьбой на двор, первым делом все заорали, перекрикивая друг друга:

– Серега! Рыков!! Рык!! Серега!

Мороз и впрямь прижал не на шутку. Илья поднял капюшон «климатички», открыл ворота. Заснеженные приречные холмы, поросшие чахловатым лесом, снег, темень, ветер в лицо. Где тут кого найдешь?

Однако он честно сложил руки рупором и заголосил, напрягая связки:

– О-го-го-го-го! Депутат! Рыков!!

Вспыхнул фонарь на столбе, осветив кусок дороги перед воротами. Кутаясь кто во что, рыбаки и их спутницы с тревогой оглядывались. Погода стояла и впрямь серьезная, недолго и до беды...

– Так! Давайте разобьемся по парам и прочешем вот эти три холма... – Дрозд ткнул пальцем в заснеженные горушки, возвышающиеся над Киргизовой дачей, – и если не найдем, в город придется звонить, ментов поднимать...

– Не придется!

Все обернулись. Рыков, живой и невредимый, усмехаясь спускался по заснеженной тропинке, придерживаясь за стволы деревьев.

– Епическая сила! Серега! – Дрозд от возмущения стукнул кулаком в ладонь. – Где тебя черти носят?! Мы уж решили...

– Да плевал я на то, что вы тут решили, – по-прежнему усмехаясь, Рыков ловко перепрыгнул сугроб и вышел на утоптанный снег у ворот. – Ну что, господа рыбаки... Пришла нам пора прощаться. Если кого обидел – извиняйте, не со зла, а по расчету...

– Что за бред... – начал было Илья, которому очень не понравились ни тон, ни слова депутата.

– Ну, погостил, повидал родные Палестины, – продолжал между тем Рыков. – Пора и честь знать. Дрозд, покеда, братан! Киргиз, Потап, Толяныч, физкульт-привет! Лиля, будь здорова! Илья... береги свою куколку. Яночка, позвольте на прощанье вашу ручку...

Он шагнул к Коваленковой. Она как-то растерялась, на секунду замешкалась, обернулась к Илье, словно ожидая от него ответ на вопрос – как поступить, что делать?

Рыков взял ее за руку, а потом вдруг развернул вполоборота и приставил к щеке, как раз к тому месту, куда накануне поцеловал девушку Илья, ствол небольшого черного пистолета.

Женщины ахнули. Дрозд глухо выматерился. Илья бросился вперед, но Рыков ощерил зубы в косой ухмылке:

– Стоять! Стоять всем, иначе башку ей продырявлю!

– По-моему, вы делаете ошибку, Сергей, – подчеркнуто ровным голосом произнесла побледневшая Яна. – Только что вы совершили нападение на лейтенанта милиции, сотрудника оперативной службы Московского уголовного розыска...

Кто-то из баб снова ахнул. Илья растерянно смотрел, как его (Его! Его!!) девушку взял в заложники какой-то больной на всю голову придурок, пусть и с депутатским иммунитетом.

– Что тебе нужно? – крикнул он Рыкову, от бессилия сжимая и разжимая кулаки.

– От тебя – ничего, – пожал тот плечами, – а вот Яночку я хочу пригласить в гости. Покататься...

– Давайте успокоимся, Сергей, – Яна попробовала отодвинуть голову от упертого ей в скулу пистолета. – Я с удовольствием приму ваше предложение, если оно будет сделано в спокойной обстановке. Давайте пройдем в дом, сядем за стол, выпьем...

Лиля Киргизова возникла на крыльце с ружьем в руках и тут же кинула двустволку мужу:

– Держи!

Киргиз подхватил оружие, вскинул его, нашаривая зрачками стволов бритую голову Рыкова. Никто не заметил, как Дрозд, пригнувшись, нырнул за уазик и двинулся мелким шагом в обход.

– Ну-у, Киргиз, от тебя я такого косяка не ожидал! – рассмеялся Рыков.

Яна, воспользовавшись тем, что он отвлекся, дернулась, пытаясь перехватить руку с пистолетом, но депутат оказался проворнее. Быстро и четко, как на тренировке, он ударил девушку рукоятью по голове. Коваленкова вскрикнула и осела на снег.

– Янка! – Илья бросился на Рыкова, одновременно сухо треснул пистолетный выстрел и оглушающе бухнула двустволка.

– А-а-а-а! – отчаянный крик Киргизихи резанул по ушам. Сизый пороховой дым на мгновение заволок Илье глаза, и в ту же секунду на него сбоку навалился кто-то жилистый и свалил в снег.

– Лежи, дурак! Убьет ведь! – прошипел в ухо дед Кошак.

Рыков еще несколько раз выстрелил, и наступила тишина, только тоненько плакала Лиля на одной ноте:

– И-и-и-и... И-и-и-и...

Илья приподнял голову и огляделся. Положение было – хуже не придумаешь... Рыков стоял над лежащей на боку Яной, поигрывая пистолетом, одновременно доставая из внутреннего кармана маленький телефон. Киргиз, раскинув руки, лежал на снегу шагах в десяти от сошедшего с ума, Илья в этом не сомневался, депутата. На белой рубахе ярко краснели два кровавых пятна. Бесполезное ружье валялось поодаль. Киргизиха, закрыв лицо руками, выла над телом мужа, раскачиваясь, словно метроном.

Поодаль, неживо вывернув руку, застыл на снегу Олег Потапов, из-под него вытекла и уже застыла темная струйка. Толяныч лежал на крыльце, и по бессмысленно застывшим глазам было ясно, что он тоже убит. Остальные куда-то пропали, скорее всего, попрятались.

– Егорыч, давай падай! – непонятно сказал тем временем в телефон Рыков. Улыбка не сходила с его лица. Он улыбался, когда убирал в карман телефон, он улыбался, когда трогал Янину шею, проверяя пульс, он улыбался, оглядывая двор Киргизской дачи, оставленной им без хозяина.

И когда Серега Дрозд прыгнул на Рыкова, прокравшись за машинами и сугробами, депутат тоже улыбался. Он просто не успел испугаться или среагировать как-то еще.

Зато среагировал кто-то другой. Ночное небо вспороли яркие вспышки, и свист крупнокалиберных пуль заглушил вой ветра и плач Лили Киргизовой.

Дрозд не успел самую малость, каких-то тридцать-сорок сантиметров не дотянувшись до Рыкова. Преодолей он это расстояние – неизвестный пулеметчик не рискнул бы стрелять, опасаясь задеть своего...

Пули вонзились в тело бывшего десантника, выдирая из него клочья плоти. Сергей Дрозд умер в прыжке, умер, как и положено настоящему мужчине, в бою.

А сверху, продавив серые слоистые облака, опускалась гигантская черная туша. Илья в тупом, шоковом оцепенении смотрел на чудовищное, подавляющее своими размерами и скрытой мощью воздушное судно, не в силах оторвать от него глаз.

– Ах ты... Дирижабль... Вот оно как... – прошептал над его ухом дед Кошак. Старичок по-прежнему лежал рядом с Ильей, внимательно следя за происходящим.

Небесный монстр опустился метров на двадцать, закрыв своим необъятным брюхом с выпуклой гондолой все небо. Натужно выли двигатели, удерживая этот необычный летательный аппарат на месте.

Дед Кошак завозился, пытаясь что-то достать из-за пазухи, но тут прямо из сугроба на склоне холма вырос вдруг совершенно голый костлявый человек с плотно закрытыми глазами. Он вскинул руки в запрещающем жесте – и исчез, провалившись в голубоватый искрящийся снег.

Из гондолы дирижабля на матово поблескивающих штангах опустилась огороженная подъемная платформа. Рыков, легко подхватив Яну, шагнул на нее и медленно поплыл вверх, словно бог-небожитель из древнего мифа, спустившийся на землю и вновь возносящийся на небеса с законной своей добычей.