Андрей направился дальше, стремясь попасть на Можайское шоссе. Мимо проносились военные грузовики, но он не пытался «голосовать», не знал еще о такой практике. Навстречу устало шагали подмосковные колхозники, рабочие, служащие, которых фашистское наступление изгнало с родных, обжитых мест.

Невдалеке от шоссе попалась группа девушек, возвращавшихся после работы домой. Андрей равнодушно скользнул по ним взглядом и вдруг ахнул. Среди них в темном ватничке и деревенском платочке шла Лара.

Он поморгал, провел рукой по глазам. Не может быть!.. Показалось!

Он еще раз взглянул на проходившую мимо девушку. Она с кем-то разговаривала и не заметила Андрея. Но он уже понял, что не ошибся. Голос был ее — спокойный, нежный, мелодичный…

Андрей в два прыжка нагнал работниц и, задыхаясь, окликнул.

Девушки обернулись все разом. В глазах их засветилось любопытство. От неожиданности Лара отступила на шаг. Перед ней стоял худощавый красноармеец, подтянутый, ладный, в сдвинутой на бровь пилотке. Рука бойца висела на перевязи.

— Андрей? — неуверенно прошептала Лара. — Андрюша!

Не стесняясь подруг, девушка порывисто обняла его.

Андрей почувствовал легкое прикосновение теплых губ.

Когда оба оправились от неожиданности и смущения, Лара сказала:

— А я здесь. На заводе теперь работаю. Идем ко мне, я в общежитии…

Девушки деликатно ушли вперед.

В общежитии Лара сказала:

— Тут живут две из нашего цеха, а здесь Нинка Шишкова, она во вторую смену.

— Наша Нинка? Шишкова?

— Она самая! Ну, а как ты? Где служишь? Воевал уже?

— Немного. Из госпиталя возвращаюсь в часть.

— Так ты ранен? Боже мой, а я думала, что-нибудь вроде ушиба.

Андрей усмехнулся:

— Посмотри на меня — изменился?

— Изменился, конечно! Повзрослел! — Лара хотела сказать, что Андрей похорошел, но сдержалась.

А он действительно похорошел, стал похож на своего старшего брата. Лара еще раз пристально взглянула на юношу и, приметив синеватый рубец, взбороздивший веко, и рассеченную шрамом бровь, почувствовала неожиданную слабость.

В комнате, где жила Лара, было сравнительно уютно.

— Садись, Андрюша, раздевайся! Бровь тебе немного… надеюсь, ничего серьезного?

— Пустяки, слегка задело.

Андрею было неприятно, что Лара так спокойно относится к его ранению, не ахает, не ужасается. Обиженный, он не стал просить ее помочь ему снять шинель и, высвободив кисть, осторожно сбросил шинель сам. К своему удивлению, боли он не почувствовал.

«Заживет!..» — подумал Андрей, и к нему вернулось хорошее настроение.

Они проговорили около часа, припоминали школьную жизнь. О себе Андрей ничего не говорил, а Лара больше ни о чем не расспрашивала.

Внезапно Лара спохватилась.

— Ах, какая же я дура! Сейчас тебя покормлю.

— Спасибо, я не голоден.

— Знаем, как не голоден. Ты не стесняйся, я рабочий паек получаю.

Лара быстро сварила картошку, нарезала сухой колбасы, луку, открыла банку консервов, почистила селедку.

— Царский ужин! — бормотала она, споласкивая руки. — Говорят, сам Людовик Шестнадцатый так не питался.

— Он ел куропаток и фаршированных зайцев, — уверенно поправил Андрей. — Помнишь, историк рассказывал? Забыла? И еще устриц и трюфеля.

— Чепуха! У нас с тобой преимущество — подмосковная Картошка. Он такой наверняка не пробовал. Садись к столу, Людовик, а то остынет…

Разом схлынула напряженность. Оба повеселели, почувствовали себя проще.

— Давай я тебе селедку очищу. Ты что предпочитаешь: голову или хвост?

— Все равно. Давай голову.

Идеально! Каждый берет то, чего ему не хватает!

Андрей, смеясь, катал по тарелке картофелину, дул на обожженные пальцы.

— Стой, стой! — вспомнила Лара. — Сейчас я тебя вот чем угощу!

Андрей смотрел во все глаза: девушка достала из-под кровати маленькую красноголовую бутылку.

— Не смотри на меня зверем, я не алкоголик! Этот райский напиток теперь те же деньги — на него можно купить что угодно. Налью в чашку — тебя это не шокирует?

— А где же твой хрусталь? — поддержал шутку Андрей.

— Держи крепче, товарищ инвалид! Пьем! — Лара подняла чашку.

— Так не годится, у тебя едва донышко прикрыто!

— Я женщина, мне не положено.

Андрей усмехнулся, услышав любимое выражение лейтенанта Бельского. «Как они там?.. — уколола мысль. — Может, уже нет никого?»

— Пьем за все хорошее! — Андрей поднял чашку.

— За встречу! — тихо сказала Лара, — За нашу встречу!

Глаза их встретились.

— Лара! — Андрей осторожно обнял девушку раненой рукой и, не удивляясь отсутствию боли, поцеловал теплые вздрагивающие губы.

Ощущение времени исчезло. Оба сидели не шевелясь, тесно прижавшись друг к другу, и внезапно Андрей почувствовал тоску. Где-то в глубине груди защемило, кольнуло.

«Что со мной? Я так мечтал о встрече с ней. И вот мечты сбылись, сказка стала действительностью, сон — явью, а я не рад, то есть нет, я рад, но не спокоен…»

Андрей услышал, что Лара что-то говорит.

— Ты сегодня останешься здесь. Я устрою. Договорюсь с комендантом, с девушками. Они хорошие. Ты должен остаться.

«Почему он молчит? — встревоженно думала Лариса, — Ведь два года вздыхал, а теперь молчит».

— Нет, — спокойно сказал Андрей. — Я через десять минут пойду.

— Куда ты пойдешь на ночь глядя? Оставайся. Решено, и никаких разговоров!

— Нет, — тихо повторил Андрей, — я пойду!

— Но я тебя прошу! — Ореховые глаза заблестели от слез.

— Не надо, Ларочка! Я должен идти. Я и так потерял целый день. А они там, мои товарищи…

— Они подождут. Одна ночь.

— Валька Бобров, Родин, Игорь Копалкин, Кузя, Ника… Вальку дважды ранило, а он остался.

Лара умолкла. Она поняла, что Андрей сейчас уйдет, и она чувствовала нарастающую волну нежности, любви к этому смуглому неласковому юноше. Проснувшееся чувство говорило: «Не отпускай! Держись за свое счастье! Не отпускай! Быть может, никогда его больше не увидишь, его могут растерзать, застрелить, как Надю».

Имя Нади она произнесла вслух.

— Надю? — В глазах Андрея белел страх. — Что с ней?

— Ее… нет… с самолета… пуля…

Побледневший Андрей молча встал. Быстро оделся, стянул пояс на шинели.

Лара автоматически поднялась и, покачиваясь от страшной усталости, двинулась за ним к двери.

— Не ходи! — ласково попросил Андрей. — Там дождь…

Он ушел.

Хлестал дождь, косой, холодный, черный, пополам со снегом. Стена дождя расступилась и поглотила Андрея. Лара стояла у подъезда, вытирая промокшим платком лицо. Слезы, смешиваясь с дождем, текли быстрыми струйками.

Поздняя осень. Вязкая замерзающая грязь. Пожухлая, гнилая листва под ногами мягка, податлива. Дважды выпадал снег, скрашивая буро-черную, истоптанную тысячами сапог, иссеченную сотнями колес и гусениц землю. Но держался снег недолго — таял, чернел. Рота Быкова зацепилась в наспех отстроенных домах и блиндажах. Всего одну ночь провели здесь солдаты, а землянки уже казались давно обжитыми, в нешироких траншеях курился мирный дымок самокруток.

Взвод Бельского целиком уместился в просторной землянке, видимо, предназначавшейся для полкового командного пункта, но судьба сжалилась над измученными красноармейцами, и они с наслаждением разлеглись на широких тесовых нарах.

Рота ожидала пополнения, и старший лейтенант Быков приказал бойцам привести себя в порядок и отдыхать. В землянке бойко трещала печурка, излучая живительное тепло. Дневальный, Захаров, дремал, не забывая подбрасывать в огонь коротко нарубленные сучья.

Вошел командир взвода, выслушал неторопливый рапорт Иванова, молча отошел к нарам, сел.

— Отдохните, товарищ лейтенант, — предложил Иванов. — В случае чего я разбужу.