По свидетельству бывшего офицера правительственной охраны Г. А. Эгнаташвили (его отец, А. Я. Эгнаташвили, был заместителем начальника охраны Сталина), в ночь с 6 на 7 мая 1940 г. на вечеринке в их квартире Сталин произнес примечательный тост. У хозяйки дома, немки по национальности, дочь от первого брака тогда жила в Америке, и мачеха Г. А. Эгнаташвили очень боялась, что СССР будет воевать с США. Сталин ее успокоил: "Уважаемая Лилия Германовна, не беспокойтесь, не волнуйтесь... - и задумался. - Воевать с Америкой мы не будем". Потом переложил стакан в другую руку и застыл, как сфинкс. Прошла минута, прошла вторая, прошла третья... А он все усы поглаживает. Мы глаз с него не сводим, шелохнуться боимся. И тут он поднял правую руку, погладил усы и отчеканил: "Воевать мы будем с Германией! Англия и Америка будут нашими союзниками! Не беспокойтесь, не волнуйтесь! За ваше здоровье!" - и выпил...".[20а]

Характерно, что Жукову фактически было предписано готовить войска к наступлению. Сомневаться в том, что с 12-13 слабыми германскими дивизиями справятся даже советские войска, показавшие в финской войне крайне низкую боеспособность, не приходилось. Но все расчеты спутал Гитлер, который менее чем за три недели разгромил французскую армию и оттеснил англичан к морю. Теперь Красная Армия рисковала в случае вторжения в Польшу и Германию встретиться с основными силами победоносного вермахта, и такое вторжение стадо слишком опасным. Советские генералы, по свидетельству Л. М. Сандалова, с удивлением сокрушались: "Кто бы мог подумать, что немцам потребуется лишь немногим больше двух недель, чтобы разгромить основные силы французской армии?" [21]

Нам представляется, что Сталин вряд ли стал бы длительное время выжидать истощения сторон в ходе боевых действий на Западе. Ведь невозможно было заранее предсказать, когда и которая из сторон первой потеряет способность сопротивляться. Судя по разговору с Жуковым, боеспособность вермахта Сталин расценивал все же выше, чем боеспособность союзных армий. Если поражение Германии не несло угрозы СССР, который в этом случае, очевидно, мог бы без труда оккупировать Польшу и другие страны Восточной Европы, то крах Франции грозил остаться с Германией один на один. Так что в интересах Сталина было не медлить с нападением, как только все германские силы втянутся в бои на Западе. Однако "блицкриг" Гитлера во Франции исключил возможность немедленного советского нападения. Советская сторона стала готовиться к войне более основательно.

Здесь играло роль не только и, возможно, не столько то обстоятельство, что теперь Красной Армии пришлось бы столкнуться с главными силами вермахта. Еще более важным могло быть то, что после краха Франции перед СССР открывалась соблазнительная перспектива в случае решительной и быстрой победы над Германией оккупировать всю континентальную Европу. Но операция на гораздо большую глубину требовала еще больше сил и средств, более тщательной подготовки. В частности, развернувшееся уже после поражения Франции ускоренное формирование воздушно-десантных корпусов может быть понято именно в свете планов оккупации Западной Европы. Как показали последние недели войны с Японией в 1945 г., воздушно-десантные войска лучше всего использовать тогда, когда противник уже деморализован, находится на грани капитуляции и почти не оказывает активного сопротивления. В случае скорого крушения вермахта в столкновении с Красной Армией свежесформированные воздушно-десантные корпуса легко могли бы высадиться во Франции или даже Испании.

В июне 1940 г. было начато формирование механизированных корпусов трехдивизионного состава (в танковые дивизии развертывались существовавшие ранее бригады, формирование же моторизованных дивизий было начато еще в мае), а с июля - новых стрелковых дивизий, предназначенных для западного театра. При создании механизированных корпусов проявился авантюризм и гигантомания, свойственные советскому военному планированию и организации. В условиях острой нехватки средств связи, недостатка опыта эксплуатации техники и организации маршей два советских танковых корпуса, участвовавших в сентябре 1939 г. во вторжении в Польшу, отстали при продвижении даже от кавалерии, хотя почти не встречали сопротивления. Новые механизированные корпуса имели вдвое больше танков по сравнению с прежними танковыми (1031 против 560) и были еще менее управляемы, так как количество средств связи не увеличилось, а уровень подготовки личного состава оказался еще ниже. Одновременно было начато формирование 9, а в феврале 1941 г. - еще 20 корпусов, предназначенных к дислокации в западных приграничных округах, включая Ленинградский. Для этого не хватало ни техники, ни обученных кадров. В результате год спустя, в июне 1941 г., корпуса еще не были полностью укомплектованы, так что сроки их формирования (по крайней мере первых 9) оказались беспрецедентными в мировой военной истории. Но небоеспособность новых механизированных Корпусов стала ясна советскому командованию только после 22 июня 1941 г. [22]

Наряду с усилением армии Сталин обеспечил себе новые плацдармы для вторжения в Восточную Европу и Германию. В июне 1940 г. советские войска оккупировали государства Прибалтики, а также румынские Бессарабию и Северную Буковину.

Тем самым появился плацдарм в Литве для вторжения в Восточную Пруссию, и Красная Армия продвинулась по направлению к румынским нефтяным источникам. Определенные шаги были предприняты и по отношению к Польше и Чехословакии: не позднее октября 1940 г. Сталин поручил Л. П. Берия провести предварительные мероприятия по подготовке создания польских и чехословацких военных формирований в СССР. 2 ноября нарком внутренних дел доложил о проведенной работе среди оставшихся польских пленных, работе по отбору тех офицеров и солдат, которые готовы были бы воевать против Германии на стороне СССР без какой-либо санкции лондонского правительства В. Сикорского. Отобранной группе "правильно политически мыслящих" офицеров, которым будущая Польша представлялась как "тесно связанная в той или иной форме с Советским Союзом", предлагалось "предоставить возможность переговорить в конспиративной форме со своими единомышленниками в лагерях для военнопленных поляков и отобрать кадровый состав будущей дивизии". После этого польскую дивизию предполагалось формировать "в одном из совхозов на юго-востоке СССР" с созданием при ней Особого отделения НКВД, но в рамках РККА. Также была отобрана и группа чехословацких офицеров из числа военнопленных, изъявивших желание сражаться с Германией "по приказу Бенеша или, как минимум, своего командира полковника Свободы", в связи с чем Л. Свобода был вызван из-за границы органами НКВД.[23]

Перед финской войной в РККА уже был опыт таких формирований. Еще 26 октября 1939 г., ровно за месяц до советской провокации в Майнила, К. Е. Ворошилов отдал приказ о формировании: 106-го особого стрелкового корпуса из финского и карельского населения СССР. 23 ноября сформированный корпус был переименован в 1-й горнострелковый, а с началом советско-финской войны сразу же переброшен на фронт и назван 1-м стрелковым корпусом финской народной армии с номинальным подчинением марионеточному правительству О. Куусинена. Первоначально корпус имел 2 дивизии, а с января 1940 г. - 4, причем в значительной степени он был укомплектован русскими и лицами других национальностей, к Финляндии никакого отношения не имевших и финского языка не знавших. Боеспособность корпуса была крайне низкой, к маю 1940 г. он был расформирован, а из части его личного состава сформировали 71-ю особую стрелковую дивизию на случай новой войны с Финляндией.[24]

Как видим, формирования, подобные планируемой польской дивизии, создавались незадолго до инициируемого СССР военного конфликта. Сталин предпочитал скрывать существование финского соединения до начала войны, хотя в тех конкретных условиях даже утечка информации о формировании финского корпуса ничего изменить не могла, поскольку превентивный удар Финляндия была не в состоянии нанести и не имела союзников, готовых осуществить такой удар. Случай же с польской дивизией не только прямо нарушал один из секретных протоколов к советско-германскому договору о Дружбе и границе, где речь шла о недопущении польской агитации на своей территории, но и, при условии, что о формировании дивизии стало бы известно германской стороне, мог вызвать ответные военные действия. Поэтому польскую дивизию можно было начать формировать только перед самым началом войны. Осенью 1940 г. время для этого еще не приспело.