— Сегодня опять будете наблюдать, сэр? — поинтересовался Бенджамин.

— Да, хотел бы. Но не думаю, что много увижу здесь в саду, даже с твоей помощью.

— Верно, сэр, в Найроби птиц маловато. В нашей деревне и то больше.

— А где она, твоя деревня?

— Ой, далеко, сэр! За целый день не дойдешь.

Мистер Малик, еле заметно улыбнувшись, потянулся за чашкой. Тут зазвонил телефон.

В африканском времени есть нечто такое, чего не побороть даже швейцарцам. Вчерашний вечерний рейс авиакомпании «Свиссэйр» из Цюриха приземлился в международном аэропорту Иомо Кеньятта с неизменным девятиминутным опозданием. Роз Мбиква, беседуя по дороге домой с таксистом, узнала, что за девять дней ее отсутствия один раз шел дождь, на автостраде Угуру в столкновении двух матату погибло девятнадцать человек, а министр рыбоводства и лесного хозяйства ушел в отставку из-за истории с лесом Карура. Последнее и правда было большой новостью. Скандалы и коррупция не редки в кенийской политике (как известно всякому, кто читает колонку «Птицы одного полета»), однако на памяти Роз ни один министр в отставку еще не уходил. Все началось со статьи в газете, сказал таксист. Да, с грустной улыбкой подумала Роз, жаль, что при Джошуа не было такой колонки.

Такси свернуло на Серенгети-Гарденз и, благополучно миновав выбоины, неприметных лежачих полицейских и вереницу машин у дома соседа-судьи, подъехало к дому Роз. Операция прошла успешно, в клинике за ней прекрасно ухаживали, но все-таки она была очень рада возвращению и сразу легла спать.

Вскоре после рассвета ее разбудили крики хагедашей, и какое-то мгновение она не могла понять, где находится. Ах да, в Кении. Дома. Роз надела халат (не забыв о глазной повязке), подошла к окну спальни, отдернула шторы. Как всегда яркий найробийский свет, впрочем уже подернутый дымкой ранних костров. Автомобилей, похоже, стало еще больше, — очевидно, пора вежливо побеседовать с соседом. В конце концов, сколько их нужно одному судье? Но это подождет. Первым делом — ванна. Роз хотела отойти от окна, но тут ее внимание привлекла одна из машин на улице, показавшаяся очень знакомой. Машина стояла между двумя разными внедорожниками, красным и белым (Роз хорошо знала только «Пежо 504», а так не очень разбиралась в марках). Как есть, в халате, Роз спустилась вниз и вышла на улицу.

Узнав по телефону голос Роз Мбиква, мистер Малик оторопело замолчал.

— Мистер Малик? Мистер Малик, вы? Это Роз Мбиква.

Он набрал в грудь воздуха.

— Да, миссис Мбиква. Прошу прощения. Это действительно я.

Зачем она звонит? Она никогда раньше не звонила, и потом, соревнование… что она, правил не знает?

— Очень хорошо. Как поживаете? Простите, что беспокою так рано, но… позвольте спросить: у вас случайно не угоняли машину?

Машину? Кто ей сказал?

— Да, миссис Мбиква, угоняли.

— В таком случае, у меня перед домом стоит «мерседес» в точности как ваш. Зеленый, с наклейками на лобовом стекле. «Осторожно: СПИД» и еще одна, Орнитологического общества. Я записала номер — NHI 572.

— Благодарю, миссис Мбиква, это моя машина. Ее украли в прошлые выходные.

— Я так и подумала. Похоже, в Найроби это теперь сплошь и рядом. Скажите, как мне поступить?

— Я приеду и заберу ее. Так будет лучше всего. У меня есть запасные ключи. Скажите, как мне вас найти?

Роз дала мистеру Малику адрес и пошла наливать ванну. Она прежде не замечала на автомобиле мистера Малика наклейки про СПИД, но, если вдуматься, это вполне в его духе. Когда Роз вышла из ванной и оделась, старого зеленого «мерседеса» с наклейками на заднем стекле на улице уже не было. Странно, подумала Роз. Мог бы и зайти на минутку.

Вновь оказавшись в своем кресле на веранде перед второй чашкой кофе (необычное явление — он не пил больше одной чашки с того ужасного дня, как умерла жена), мистер Малик попытался разобраться в ситуации. Он получил назад машину, но, обыскав все щели и уголки, так и не нашел пропавшего блокнота. Кроме того, возникла еще одна проблема. Правила соревнования ясно гласили: никаких контактов с Роз Мбиква — ни личных, ни телефонных, ни письменных, ни через третьих лиц. Мистер Малик против воли нарушил это условие. Правда, звонил не он, а она. Не мог же он бросить трубку, услышав ее голос? Ладно, подождем, что скажет комитет. Хорошо хоть, удалось забрать «мерседес», не встретившись с Роз.

Но ее голос… Мистер Малик вспомнил слова старой песни, которую не слышал с шестидесятых, с тех пор, как уехал из Лондона, — кто ее пел, Дасти Спрингфилд? Что делать, я таю, я таю, как лед, что делать, я таю, твой голос как мед. Именно так действовало на мистера Малика низкое контральто Роз Мбиква. Он таял до сих пор. Есть ли шанс выиграть дурацкое соревнование? Возможно ли, что Роз Мбиква примет его предложение? Возможно ли, что они и правда будут танцевать вместе? И он еще раз услышит свое имя, произнесенное ее голосом?

Птицы. Нужны птицы. Мистер Малик глубоко вздохнул один раз, второй, да так громко, что Бенджамин, который закончил подметать двор, подъездную дорогу и наполовину подмел газон, поднял голову.

— А, Бенджамин.

Сейчас вспомнит о ботаническом саде?

— Бенджамин, сколько ты на меня работаешь?

— Пять с половиной месяцев, сэр. С конца малых дождей.

— Хорошо… Пять месяцев, вот как? А на выходные ездишь домой?

— Нет, сэр, еще ни разу. Может быть, скоро, когда накоплю денег.

Хотя при таких ценах на леденцы и кока-колу (не говоря уже о замене целого комплекта одежды и ботинок) это не так-то легко.

— И сколько же туда ехать на автобусе?

— Четыре часа, сэр. Если с одним проколом. Если больше, то дольше.

— А если без проколов?

— Тогда быстрее, сэр.

Мальчик ведь говорил, что в его деревне птиц намного больше, чем в Найроби…

— Бенджамин, — объявил мистер Малик, — пора тебе устроить каникулы.

Из Найроби к равнинам и широкой рифтовой долине можно ехать по высокой и по низкой дороге. Высокая дорога лучше, она новая, но ровно поэтому гораздо более оживленная. Низкая — извилистая и узкая, но там меньше шансов столкнуться на встречной полосе с перегруженным грузовиком или упереться в толпу из пятидесяти человек, дожидающихся у автобуса, пока водитель устранит первый прокол. Мистер Малик выбрал низкую дорогу и миновал Найвашу всего через два часа после выезда из дома номер 12 по Садовой аллее.

На равнинах стояла жара и сушь. Долгие дожди выдались так себе, а до коротких было еще очень далеко. Кукуруза на полях зачахла, побурела. Ни капли зеленого не осталось в жесткой низкорослой траве, еще не съеденной козами и овцами. Сами эти животные, худые и вялые, ютились в редкой тени терновника. Похоже, ехать сюда не следовало: какие тут птицы.

Еще час на север — и за большим щитом, уверявшим, что «Омо» стирает чище других порошков, возбужденный Бенджамин велел мистеру Малику свернуть на проселочную дорогу, не отмеченную на карте. Вскоре они замедлили ход, пропуская тощую корову с еще более тощим теленком, и машину тут же накрыло облаком коричневой пыли, которую те подняли. Ехать дальше мистер Малик смог только минут через пять.

— Это корова моего дяди, сэр. Когда я уезжал, теленка не было. Хорошо, что теперь он есть.

Надо полагать.

— Далеко еще? — спросил мистер Малик.

— Мы почти у школы, сэр, — ответил Бенджамин. — А после школы еще три мили.

Начальная школа «Эритима», стоявшая практически у обочины, оказалась маленьким деревянным строением в одну комнату, за которым ютилась совсем уже крохотная хибарка, очевидно домик учителя. Кругом во все стороны простиралась голая земля, но с одной стороны от школы была разбита футбольная площадка с двумя покосившимися деревянными воротами. Между ними взапуски бегали босые дети.