Когда в Москве узнали, что их шифры и коды, применявшиеся как на Западе, так на Востоке, раскрыты, были немедленно приняты меры по разработке и введению новых шифров и кодов. К примеру, советская торговая делегация в Лондоне в конце 1920 г. получила указание вплоть «до разработки новой системы шифра» пересылать свою корреспонденцию только курьерской почтой. Уже в начале 1921 г. были введены новые советские шифры, которые, по признанию британских криптоаналитиков, в течение нескольких лет за рубежом не могли раскрыть.

В 1925 г. первый заместитель Пятницкого в ОМС Абрамов создал секретную школу по подготовке иностранных радистов Коминтерна для поддержания шифрованного радиообмена с ОМС в Мытищах.[139]

На «Базе № 3» в окрестностях поселка Пушкино располагалась школа связи Коминтерна, созданная в 1933 г., которая в обиходе ИККИ называлась Восьмой спортивной международной базой. При школе имелся и ряд лабораторий специального назначения. В эту школу слушателями подбирались молодые, умные, холостые люди, способные к изучению языков и техники. Программа занятий была очень обширной и разнообразной: изучение языков, географии района будущей работы и истории. Особое внимание уделялось изучению тайнописи, приемов конспирации, шифровальному делу, кодам Морзе, средствам связи. Изучались различные варианты изготовления оборудования средств связи в условиях подполья и подручных материалов.[140]

Еще в 1920 г. при Коминтерне была создана Военная школа. Малое бюро 15 января 1921 г. приняло решение об улучшении материального положения школы и подготовке в ней курсантов, которые впоследствии могли бы стать военными организаторами в своих партиях.[141] Однако решением Малого бюро ИККИ от 26 августа 1922 г. Военная школа была закрыта, а ее лучшие курсанты переданы военным ведомствам РСФСР.[142]

ОМС, руководимый О.Пятницким, в 1921–1922 гг. создал или реорганизовал конспиративные пункты связи в ряде стран, включая Китай (Шанхай). Пункты связи в странах подчинялись непосредственно только ОМСу, их старались оградить от какого-либо контроля со стороны руководства компартий соответствующих стран и некоторых советских ведомств.

Часто через пункты связи ОМСа передавались шифрограммы, деньги и документы «соседей» — Разведуправления РККА и ИНО ОГПУ. В свою очередь, и последние помогали в случае необходимости ОМСу в его работе.

Основных ключевых работников пунктов связи ОМС назначал главным образом из числа функционеров других партий (не страны местонахождения данного пункта), часто из эмигрантской коммунистической среды. Однако наличие эмигрантов обостряло психологическую напряженность и резко повышало степень риска, возможность провалов из-за усилившихся полицейских преследований. Челночные рейсы его курьеров также могли вызвать сильные подозрения у местных властей. После ряда провалов это привело в 1923 г. к необходимости использования ОМСом фельдъегерской службы Государственного политического управления (ГПУ).

Конспиративный характер деятельности ОМСа, проводимые им нелегальные заграничные операции, требовали искать для них какое-то прикрытие. Большая часть печатной продукции, различных грузов и товаров, предназначенных для Коминтерна, шла на адрес Наркомата внешней торговли в Москве. Телеграммы и радиограммы Коминтерна за границу передавались компартиями только через Наркомат иностранных дел (была учреждена должность «представителя ИККИ при НКИД по отправке радиограмм»). Для перевозки людей и грузов ОМС использовал выделенные в его распоряжение по решению Политбюро ЦК ВКП(б) и Совнаркома специальные железнодорожные вагоны и торговые суда. По данным Р. Фалиго и Р. Коффера, «реальное число подпольных агентов международных связей» ОМСа к концу 20-х годов приближалось к двумстам.[143]

С начала 20-х годов работники ОМСа, как правило, являлись сотрудниками посольств СССР, торгпредств, представительств ТАСС и других легальных советских организаций за границей.

В докладной записке одного из руководителей службы связи ИККИ Б. Орлова от 4 марта 1939 г. по так называемому «делу Рюэггов» (известно также как «дело Ноуленсов») (Яков Рудник[144] и его жена, руководители пункта связи ОМСа, арестованные в Шанхае в 1931 г.) указывалось: «До 1927 г. в страны, где имелись дипломатические представительства, работники ОМСа посылались легально с дипломатическими или служебными паспортами, то есть для властей и остальных сотрудников учреждения они числились обыкновенными сотрудниками, на деле же вели работы исключительно для ОМСа. Вся связь с Москвой — деньги, телеграммы, посылка почты и печатного дела — производилась через аппараты НКИД, и часть своей работы сотрудники ОМСа выполняли в стенах посольства. После обыска помещений Аркоса в Англии, сов[етского] посольства в Пекине в 1927 г. решено было реорганизовать работу ОМСа во всех странах на новых, более конспиративных началах. Работникам ОМСа было запрещено встречаться с иностранными коммунистами в советских учреждениях, держать там нелегальные архивы или заготовлять фальшивые паспорта. Диппочтой можно было пользоваться только для получения денег и посылки шифрованных денежных отчетов, а также по вопросам въездных виз в СССР для иностранцев по линии К[оммунистического] И[нтернационала]».[145]

Так, 15 марта 1928 г. на Политбюро ЦК ВКП(б) специально слушался вопрос О.Пятницкого. И было принято следующее решение, подписанное И. Сталиным: «Для упорядочения связи между ком. — и проф. — организациями Китая и Коминтерном и Профинтерном необходимо:

1) Организовать отделение ОМС ИККИ в Харбине вне совучреждений. Органы ГПУ должны оказывать всяческое содействие при переходе территории СССР через границы направляющихся не через официальные гранпункты и без установленных виз.

2) Выделить из работников Х[арбинского] консульства верного товарища, который направлял бы кодированные телеграммы в Москву и получал бы таковые. Этот товарищ должен будет быть конспиративно связанным с одним из товарищей Харбинского отделения ОМС.

3) В консульстве ничего не должно храниться. Этот работник никого не должен у себя принимать и т. д. (в общем, те же условия, которые применяются к товарищам, работающим в некоторых полпредствах на аналогичной работе, должны быть выполнены и этим товарищем)».[146]

С октября 1921 г. было создано Организационное бюро ИККИ, которое должно было заниматься вопросами организационной структуры отдельных компартий — секций Коминтерна, а также осуществлять «надзор за подпольной работой в отдельных секциях», так как «контрреволюция из месяца в месяц наглеет и не ограничивается одной политической областью, а прибегает в борьбе с коммунистами к террору, убийству и каторге».[147] В начале 1923 г. в Оргбюро вошел Г. Войтинский.[148]

После III конгресса Коминтерна продолжалось формирование Восточного отдела ИККИ. В конце 1921 — начале 1922 г. в Коминтерне существовали два отдела, отвечавшие за осуществление его восточной политики: Отдел Ближнего и Среднего Востока и Дальневосточный секретариат ИККИ; последний нередко именовался Отделом Дальнего Востока. Дальневосточный секретариат ИККИ в Иркутске уже имел сравнительно постоянные подразделения: президиум, четыре секции: монголо-тибетскую, китайскую, корейскую и японскую, с общим штатом более 100 человек. Летом—осенью 1922 г. в ходе реорганизации было создано три отдела: 1) Отдел Ближнего Востока; 2) Отдел Среднего Востока и 3) Отдел Дальнего Востока. Создание этой структуры в ИККИ, подбор кадров, знающих специфику различных стран Востока, происходили наряду с одновременными мерами по обустройству опорных пунктов на местах и укреплению связей с ними.