- Мой зять барон Кутченбах недавно сообщил мне русскую поговорку: что в лоб, что по лбу - одинаково... Эта рокировка Сталину не поможет. - Паулюс огорошил приятеля другой новостью. - Генерал Шоберт, командующий войсками в Крыму, посадил свой "физелер-шторх" прямо на минное поле и разорван в куски. Теперь на штурм Севастополя мы переставляем Манштейна из группы фон Лееба, что бьется под Ленинградом. - Паулюс с улыбкой напомнил Фельгиббелю о своем дне рождения 23 сентября. - Встретимся, как всегда, в старом уютном "Тэпфере". Не забывай, Эрих, что моя Коко всегда любила с тобой танцевать.
- С меня коробка марципанов, - обещал Фельгиббель.
Эрих Фельгиббель был яростным ненавистником Гитлера, но с Паулюсом всегда оставался откровенен, считая его порядочным человеком, и сейчас, рассказав очередной анекдот о фюрере, генерал от радиоперехвата выслушал признание Паулюса.
- Вот! - показал Паулюс на сейф в глубине кабинета. - Я уже заложил туда свой проспект о том, что ожидает вермахт в России. С ним ознакомлен только Франц Гальдер. Но он велел мне спрятать его подальше и никому не показывать... Мой план "Барбаросса" был хорош лишь до того момента, пока армия наступала, совершенствуя методы танковых "ножниц". Но план, мною составленный, учитывал только начальный и обязательно победный вариант войны, а теперь, когда выяснилось, что блицкриг не выкатил нас на меридиан Архангельск - Астрахань, план "Барбаросса" стал бумажкой, а впереди вермахт ожидает затяжная война...
В это время (или чуть позже) из инспекционной поездки по Восточному фронту вернулся генерал Артур Нёбе, начальник уголовной полиции, который по долгу службы был связан с гестапо. Вот именно в гестапо и были зафиксированы его вещие слова: "Мы не только проиграем войну. На сей раз мы потерпим настоящее военное поражение - в этом у меня нет никаких сомнений..." Оба они, и Фельгиббель и этот Нёбе думали одинаково, что спасти Германию сейчас может только одно: если Гитлер найдет отмычки к сердцу Сталина, чтобы с ним примириться. И это даже странно, ибо 7 октября 1941 года Сталин, - не постыдившись присутствия Г. К. Жукова, - нервно указывал Лаврентию, чтобы его агентура нащупала способы установить условия мира с Германией.
Эрих Фельгиббель и Артур Нёбе будут повешены. Гитлером!
...Вермахт уже накатывался на Москву.
* * *
При устранении Буденного заодно досталось и работникам Генштаба:
"Сталин упрекал нас в том, что мы, как и Буденный, пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы бить врага, стремимся уйти от него", - с явной горечью вспоминал об этом времени наш прославленный маршал А. М. Василевский.
Сталин доверил Юго-Западный фронт маршалу Тимошенко, пылкий оптимизм которого ему всегда нравился. Однако немцы уже замкнули Киев в кольцо, а Сталин не разрешил отведения частей, в плен попали многие-многие тысячи ("пропали без вести" - так гласила терминология того времени), вся Правобережная Украина осталась под пятой оккупантов, а перед танками Эвальда Клейста открылся широкий стратегический простор... Тимошенко распорядился по своим отступающим войскам - занять жесткую оборону! Между тем наступление вермахта развивалось 6-я армия под командованием Рейхенау двигалась как таран в авангарде группы фельдмаршала фон Рундштедта. Фронт трещал, 3 октября немецкие войска вступили в Орел, 6-го числа они уже вкатились в Брянск, через два дня Клейст уже развертывал танковые колонны в самом опасном для него направлении - на Ростов и Таганрог. Именно в эти дни Гитлер, убедившись в успехе на юге, вернулся к давней мысли о продолжении натиска на Москву:
- Не ослабляя движения на Харьков, - предупредил он...
Манштейн уже откатился к югу, чтобы штурмовать Севастополь, но армия фельдмаршала фон Лееба вдруг взяла Шлиссельбург, отсекая Ленинград от страны, и город оказался в кольце блокады. Чтобы спасти Ленинград от гибели и вымирания, срочно формировалась 2-я ударная армия; командовать ею стал некий генерал Г. Соколов, заместитель Берии, который и выдвинул своего подручного в командующие. Соколов, вскормленный в палаческих застенках своего любезного шефа, сразу издал по армии приказ, который тебе, читатель, советую прочесть:
"Хождение, как ползание мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг - аршин, вот им и ходить, ускоренный полтора аршина, вот так и нажимать. С едой у нас не ладен порядок... На войне порядок такой: завтрак - затемно, перед рассветом, а обед - затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь пожевать - вот и хорошо, а нет - и на том спасибо... Бабами рязанскими не наряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом..."
Прочли? Теперь понятно, каким кретинам доверяли сотни тысяч жизней наших дедов и отцов и, надеюсь, читателю ясно, какие "полководцы" рождались в тиши кабинетов главного палача русского народа. Впрочем, Сталин любовно пестовал именно эту 2-ю ударную, не раз посылая в нее своих любимцев Ворошилова, Маленкова и.. Мехлиса, который любил стрелять налево и направо (в своих, конечно!). Только под конец 1941 года, когда убедились, что Г. Г. Соколову место в доме для умалишенных, командовать армией прислали генерала Власова, того самого, что тоже ходил в любимцах Сталина. Трагедия 2-й ударной армии известна, и лишь в наше время местные следопыты начали сбор ее костей - для братского захоронения...
Иосиф Виссарионович звонил на фронт маршалу Коневу:
- Товарищ Конев, а почему вы палкой деретесь? Лучше под трибунал и расстрелять человека, но нельзя же его оскорблять.
Иван Степанович Конев потом говорил друзьям:
- Так я же ему не Мехлис, который сначала убьет человека, потом уже приговор подписывает. А я - да, палкой! Искал тут своего особиста. Туда-сюда - нету, пропал. Гляжу, а он в землянке - водку хлещет с бабами. Так что же, мне стрелять в него? Схватил дрын и этим дрыном его, а бабы какая куда...
Осень. Дороги уже развезло. Не знаю, насколько это справедливо, но говорят, что была у нас такая злокозненная теория: не заводить в России хороших дорог, чтобы любой завоеватель застрял в непролазной грязище, утопая до самого пупа в слякоти, и... "сим победиши"! Если же подобная теория и существовала, то авторы ее не учли того, что бездорожье - палка о двух концах: одним концом она бьет по врагу, а другим - достается тебе же. Осенью сорок первого мы нахлебались горя со своими дорогами. Грязь - ладно, но грязь такая, что не пройти и не проехать. От этого зависела порой обстановка на фронтах, алчно пожиравших тонны боеприпасов, а бездорожье часто ставило наши войска в бедственное, иногда и в крайнее положение. Может, не сдали бы мы Орел и Курск, если бы наши грузовики не утонули в грязи... Офицеры тыловой службы доложили Сталину, что пора заводить конные обозы, и он подписал приказ.
- Что тут? - сказал с иронией. - Нужны торбы с овсом? Ладно. Пусть будут и торбы... Двадцатый век - чему удивляться?
Под Москвой появились новые войска - 76 "гужбатальонов".
Честь им и слава! Наверное, прав был Буденный, предрекая:
- А лошадь себя еще покажет...
И показала! Если ее, беднягу, не посылать в атаку против немецких танков, а впрягать в телегу иль в сани, так она, как русская баба, все выдюжит. В битве под Москвой "гужбатальоны" обеспечили фронт, доставив нашим бойцам припасов намного больше, нежели все самолеты и все грузовики...
У нас не было оснований сомневаться в том, что боевая техника Красной Армии скоро будет во многом лучше немецкой. Ошибки были допущены не в конструкторских бюро, а в планировании сроков вооружения; немалую роль сыграло и головотяпство тех, кто занимал высокое положение при Сталине. Трагический разрыв между старой техникой и новой преодолевался уже в сорок первом году. Эвакуированные далеко на восток наши заводы еще не развернули свою мощность, станки будущих цехов иногда выстраивались прямо под открытым небом, и по ночам - при свете луны или при свете прожекторов давали фронту первый снаряд, первую мину, первую пушку. С востока на фронт уже катились перегруженные эшелоны, и газета "Правда" писала сущую правду: "Они хотели блицкрига - теперь они его и получат!"