К вечеру они исколесили полпоселка, но Петю Паршина так и не нашли. В четвертом часу они подъехали к кафе «Кахети». Держал его азербайджанец Али, а почему назвал «Кахети», он и сам объяснить не мог. Просто понравилось красивое имя.

Зуева они увидели сразу. Рослый мужчина лет сорока, он сидел в самом центре зала, и, покуривая, рассматривал большой экран телевизора, на котором извивалась в восточном танце девушки с оголенным пупком. Перед Валерием стояла бутылка водка, на тарелки лежали свиные ребрышки, остатки съеденного свиного шашлыка. Увидев коллег, Зуев оживился.

— О, а вы что тут у нас делаете? Своего участка мало, решили еще и мой прихватить? Могу совсем подарить.

— Да, тебя вот целый день ищем. Замерзли как собаки, — ответил Шаврин.

Зуев громко свистнул, махнул кому-то рукой, показал сначала один палец вниз, потом три вверх. И вскоре официантка принесла бутылку водки, большую чашку с пловом, по порции жареного треугольника из свинины, салат.

— Ого, хорошо тебя тут кормят. Бессрочный кредит? — спросил Демин.

— Уважают, — пояснил Зуев. — Тут бы без меня был полный беспредел. Их же так тут всех примерно поровну: азеров, хачиков, будулаев. А все тут пасутся, в «Кахети». Чуть слово в сторону — и на ножи. А я только свистну, и все — порядок.

— Так ты тут, оказывается, за вышибалу? — спросил Шаврин, жуя свой кусок мяса.

Зуев скривился.

— Да, как хочешь это назови, но если бы я тут не крутился — трупов бы тут было бы немеренно.

— Слушай, у тебя на участке есть люди, которых сюда свезла Сонька Зубаревская? — спросил Шаврин.

— Есть.

— Много?

Зуев сделал жест рукой над головой.

— Выше крыши, — пояснил он. — Она когда года два назад начала заниматься этой херней, я, сначала то, и не сильно на это реагировал. Ну, свозит алкашей, покупает у них квартиры. Все же добровольно, по закону не придерешься. А потом у них с Могильщиком пошла эта манера выкидывать их без паспортов. Бомжей мне тут плодить стала. Нахрен мне это надо!

— Ты что-нибудь с этим пытался сделать? — спросил Демин.

— Пытался. Составил несколько протоколов, отдал в управу, и все на этом потухло. Уперлись где-то там наверху, и все. Шварцман, я знаю, этим во втором отделе тоже занимался. Спросите его.

— Хорошо, спросим, — согласился Зудов. — Слушай, если попадется тебе такой Петя Паршин, со Строительной улицы, дом шесть, квартира сорок, звякни нам. Очень он нам нужен.

— Хорошо.

Зуев что-то чиркнул себе в записной книжке, и они расстались.

Вернувшись от соседей по улице, Колян долго шарил в комоде, нашел там старенький мобильник, поставил его на зарядку. Уже ночью, когда он, наконец-то подзарядился, Колян позвонил.

— Софья? Этот Колян. Какой, такой, с Шевченко, забыла уже. Сегодня к твоим кресникам менты приезжали, показания против тебя брали. Вот так, сестричка. Не спасибо, а пятихатка с тебя. Хорошо подвози, а потом и разговор будет.

Ночью Василий встал, чтобы покурить. В доме было душно, и он вышел на крыльцо. На душе было муторно, как обычно, с «паленки» болела голова. Докурив сигарету, он остался стоять на крыльце. Было тихо, и он услышал рядом, где-то совсем близко, какие-то шаги, потом странные звуки, что-то вроде плеска воды. Быстро определив, с какой стороны все это слышится, явно от огорода, Василий спустился с крыльца, и, стараясь не шуметь, прокрался к углу дома. Глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел как темная, человеческая фигура идет к нему навстречу, мерно плеская на стены что-то из канистры. Гадать, чем именно поливают его дом, Василий не стал — в воздухе и так сильно пахло бензином.

Когда неизвестный подошел к углу дома, Василий выскочил вперед, и, выбив канистру из рук поджигателя, начал наносить ему удары по лицу. Тот заорал, было, но тут же смолк, и, свалив Василия, уже молча катался с ним в луже бензина. Но, хозяин дома оказался сильнее и вскоре Василий ухватил его руками за горло. Тут он смог рассмотреть лицо поджигателя.

— Колька?! Ты, что, сука, делаешь?!

— Васек, не души меня, я не виноват, мне заказали вас, — прохрипел тот.

— Кто!?

— Сонька.

До Василия дошло и кое-что другое.

— Так это ты, сука, наши документы стырил?!

— Я. Деньги нужны были, вот я и…

Докончить он не успел. На голову Василия обрушился страшной силы удар. Когда Колян свалил с себя безжизненное тело и поднялся на ноги, он рассмотрел своего спасителя.

— Могильщик?! Ну, спасибо тебе, что помог.

— Не благодари, — хмыкнул Жора, и со всей силы ударил неудачливого поджигателя кастетом в висок. Тот, как подкошенный, упал на пропитанную бензином землю. А Могильщик достал из кармана зажигалку, и, вызвав к жизни огонь, бросил ее в сторону канистры. Огонь полыхнул так мощно и дружно, что Жора с матом отскочил в сторону. Убедившись, что все тут полыхает как надо, он подошел к крыльцу, и, накинув на дверной пробой петлю, воткнул в нее железный прут. После этого он бросился в огород, перемахнул через забор, и вскоре вышел к своей машине. Сонька ждала его там.

— Хорошо горит, — сказала она, кивая в сторону горящего дома. — Красиво.

— Хорошо то, что я проследил за этим Коляном. Его там этот, местный Рэмбо чуть не оприходовал.

— И что? — встревожилась Сонька.

— Что? Пришлось оприходовать их обоих.

Зубаревская рассмеялась.

— Да, что бы без тебя делала, Жорик ты мой!

И она нежно чмокнула его в щечку.

— Поехали. Спать охота.

Георгий Косарев начал свое расследование с посещения тетушки обиженного риэлтерами и медиками человека.

— Гулина, Лидия Ивановна здесь проживает? — спросил он приоткрывшей дверь женщине. Это была типичная пенсионерка, довольно еще живая, и энергичная.

— Да, а что вам надо?

Косарев вытащил из кармана свое пенсионное удостоверение, на него он в свое время натянул красные корочки милицейского удостоверения. Кроме того, на фотографии он был изображен в форме. Кто имел время рассмотреть этот документ, мог предъявить претензии нахальному подполковнику в отставке, но Косарев, обычно, много времени любопытным не давал.

— Милиция. Подполковник Косарев, я по поводу вашей племянницы, Ирины.

— А-а, наконец-то! — обрадовалась пенсионерка. — Я думал, так все и спустят на тормоза.

Женщина открыла дверь, прошла вперед.

— Пойдемте в кухню, у меня там как бы кабинет.

Да, на кухне было достаточно уютно, мягкий уголок, телевизор в углу. Через пять минут Косарев уже пил чай с домашними ватрушками, и слушал печальную историю жизни Ирины Ковалевской.

— Она у нас вообще всегда была со странностями. Девочка такая нервная, стихи рано начала писать, хорошие стихи, ее даже в нашей газете печатали. Потом она неудачно вышла замуж, потеряла ребенка. Потом снова выскочила замуж, снова развелась. Три года назад у ней умерла мама — Ольга, сестра моя. Ириночка очень тяжело это переживала. Последний раз мы с ней виделись на годовщине смерти Ольги. Я бы и не сказала, что Ирина плохо выглядела. У ней новый муж тогда еще был. Я этому не удивилась, она у нас такая красавица, мужчины по ней всегда западали. Правда, потом, я слышала, она с ним тоже разбежалась. И, как-то после этого мы с ней потерялись. Я уезжала из Кривова на год, в Железногорске внучку нянчила. Телефона у меня там не было. И вот, приехала я месяц назад, встречаю знакомую, она вместе со мной работала в заводе, она мне и сказала что Ирина в дурдоме. Я ахнула, полетела туда. Добилась встречи, посмотрела на нее, и удивилась. Она мне показалась совершенно нормальной, только такая, знаете ли, заторможенная, сонная. Я пошла к врачу, и он мне заявил, что Ирина совершенно недееспособна. Оказывается, ее готовят к определению в интернат!

— То есть — насовсем туда, в дурдом? — уточнил Косарев.