Колодников чуть озаботился, потом решил: — Ладно, надо их попробовать определить в соцпалаты. Есть такие у нас в четвертой медсанчасти. Там всякие бомжи и старики лежат. Знакомая у меня там врачом работает, я ей как-то кражу раскрыл, ковер вернули ей тогда, телевизор. Ты, главное, с ее слов показания снял?

— Конечно. И с нее, и с деда.

— Ну, уже хорошо. При случае отдай Юрке.

План Колодникова удался. Правда, ему пришлось самому, на служебном Уазике перевозить старуху из их хибары в больницу. Зато ее вынужденный сожитель, Соболев, так и не захотел покидать свое стылое жилье. Уже через час Антонина Монина была раздета, накупана, и ей начали делать какие-то уколы. Бабка просто плакала от счастья, да благодарила всех подряд.

А Зудов, Шаврин, и Виктор Демин прочесывали Цыганский поселок. Это был огромный по площади район города, застроенный частными домами. Раньше он назывался Владимирским поселком, но из-за избытка влаги место это начало постепенно превращаться в болото, по обочине дорог начал расти высоченный камыш, а дома сгнивали с пугающей быстротой. По мере того, как уезжали отсюда коренные кривовцы, эти дома-гнилушки скупали цыгане, а потом таджики, узбеки, азербайджанцы, и прочие приезжие нацменьшинства. Это был рассадник криминала, в каждом пятом доме продавали наркотики, в каждом десятом принимали ворованное барахло, а в каждом двадцатом торговали паленой водкой.

Сначала они завернули к официальному месту расположения участкового — в опорный пункт. Это было большое здание из красного кирпича, в одной половине которого располагалась станция техобслуживания. Об этом информировала небольшая табличка на покосившемся столбе с надписью: «СТО». Кто-то из шутников снизу пририсовал еще две буквы: «РБ». Вторая половина здания была закрыта на большой, амбарный замок.

— Зуев был сегодня? — спросил Шаврин одного из слесарей, вышедшего покурить. Тот отрицательно покачал головой.

— Не было, и, наверное, больше не будет. У него вчера там, — он ткнул пальцем в сторону запертого кабинета, — потолок обвалился, его чудом не убило.

— Так, и где нам тогда его ловить?

— Ну, ближе к вечеру он будет в «Кахети», а так — хрен его знает.

— А что, Мухин один весь Цыганский огоривает? — спросил Демин. — Тут район то — ого-го!

— Нет, небольшая часть Копчику отходит. От Короткой, через Пролетарскую и до Советской. Но, к нему и соваться не стоит.

Тогда они проехали по поселку, присматриваясь к домам, жителям. Там, где дома были получше, поухоженней, но, видно, что их давно уже не ремонтировали — жили русские. Другие дома, так же старые, но, то с новым забором, то с большой, спутниковой антенной — это уже жили цыгане. Они не утруждали себя большим ремонтом, все равно рано или поздно им придется уйти из этих мест. Азербайджанцы дома отделывали целиком, заборы ставили высоченные, из железного профиля. Все они были торговцами, и обычно рядом с солидным забором стояла грузовая «Газель», а то и огромная фура, только что прибывшая с юга.

Милиционерам же важны были другие дома, невзрачные халупы, с проваливающимся коньком крыши, с позеленевшим от старости шифером, с покосившимся забором. Около одного из таких домов они и остановились. То, что дом обитаем, подсказывал дым, идущий из печной трубы.

— Шевченко сто двадцать пять, — записал себе в книжку Демин. Шаврин толкнул дверь, в лицо ударила волна тепла, и одновременно запах чего-то кислого, неприятного. Лампочка, что светила в доме, была от силы ватт шестьдесят, и, к тому же, была сильно засижена мухами. В доме было трое жильцов: женщина лет шестидесяти, худощавый парень, непонятного возраста, и еще одна женщина, помоложе, лежавшая на кровати. Дергающийся, как эпилептик, старый телевизор был единственной ценной вещью в этом замке нищеты.

История этой троицы была столь же традиционна, столько и страшна. Все когда-то жили в своих квартирах, все были при работе. Когда в начале девяностых все обрушилось, военные заводы выкинули рабочих на улицу, эти трое не смогли выкарабкаться из алкогольной волны. Парень еще как-то подрабатывал на рынке грузчиком, а вот его женщины уже не могли. Одна еле ходила от жуткого артрита, у второй просто отнялись ноги, и она лежала на старом диване пластом. И все из-за паленой водки. Как оказалось, сюда их свела все та же Соня Зубаревская. Ни у кого из троицы не было паспортов, и то, что они протянули в этой халупе полтора года, было просто чудом.

— Так вы осознанно переехали сюда? — спросил Шаврин парня, его звали Василием.

— Да какой там! — отмахнулся тот. — Она мне обещала дом в деревне, с газом и хозяйством. Я всю жизнь мечтал в деревню переехать, кур там развести. А очутился я вот здесь, да с этими вон девками в нагрузку.

— Что ж вы ей так поверили на слово? — не удержался, и спросил Зудов.

— А как не поверить? Она перед этим дружку моему квартиру обменяла, двухкомнатную на однокомнатную, и все было нормально.

— Ну, может быть, он не пил так, как ты?

— Ну да! Еще как квасил. Она, кстати, потом его тоже опрокинула, с полгода назад. Встречал я его тут, в поселке.

— Как зовут?

— Паша, Садовый.

— А где он живет?

— Да хрен его знает. Не спросил я. У колонки с водой мы встретились, кажется, на Чапаева, там, недалеко от магазина. Воду он в ведро набирал.

Шаврина интересовало другое.

— А куда ваши документы делись?

— Да, черт его знает! Зинка вон первая решила обратно все прокрутить. По закону то можно, в течение полугода отказаться от обмена. Только она начала по конторам ходить, как они и исчезли.

— Как это? — не понимал Шаврин.

— Да вот так. Однажды встаем с утра, а документов нет. Ни у кого: ни у меня, ни у Зинки, ни у Андреевны.

— Давно это было?

— Да, с год назад. Зима уже была, это точно.

— А что же за это время не восстановили паспорта?

— А на какие шиши? Да и Зинку тогда после этого паралич шандарахнул. Переживала слишком.

— А с кем вы пили тем вечером? — поинтересовался Демин.

— Кто тогда был? Помните? — спросил Василий своих женщин.

Лучше всех память оказалось у парализованной женщины.

— Ну, этот, сосед слева, Славка. Лариска была, через дорогу, мужик ее, Колек. Лешка с Народной улицы.

— Зинкин бывший был, Валерка, — добавила старуха. — Царство ему небесное.

— Ну, вот кто-то из них и увел ваши документы, — решил Шаврин. — Надо было брать за грудки их, да трясти до полусмерти.

Василий беспомощно пожал плечами, и Шаврин понял, что этот «страдалец» на подобное просто не способен.

Шаврин быстро оформил их показания, заставил всех подписаться.

— А вы не встречали тут такого Паршина, Петра? Его буквально вчера вывезли в поселок, — спросил он в конце беседы.

— Нет, не знаю такого, — ответил Василий.

Они вышли из дома, с радостью вздохнули свежий воздух.

— Похоже, это одни из первых клиентов Соньки, — сказал Шаврин. — Она их кинула полтора года назад.

Демин приметил еще кое-что.

— И заметь, паспорта она у них сначала не взяла. Потом видно, как эта Зинка начала насчет обратного обмена гоношиться, она их на руки своим страдальцам уже больше не давала.

Когда милиционеры уехали, от дома напротив вышел человек, глянул вслед машине и, неторопливо перейдя улицу, зашел в дом.

— Здорово, братва, — сказал он, по блатному растягивая слова. — Похмелиться нечем?

— Откуда, Колян?! Полный голяк, — с тоской ответил Васька.

— А чё это к вам менты наезжали? Вроде, ханкой не торгуете, самопалом тоже?

— Да, это насчет того, как Сонька нас с квартирами опрокинула. Трясут ее, — довольным тоном сказал Василий, и даже потер руки. — Может, и квартиры наши вернут, а?

— Да, хрен ее тряхнешь, у ней знаешь какая крыша! — Многозначительно изрек Колян.

— Какая? — не понял тот.

— Красная. Менты же сами и крышуют. Так что ты сильно губы не раскатывай. Одни пообещают, а другие все прикроют.