— Хорошо, мы отложим разговор с ним, — согласилась Ольга. — Но, неплохо бы было, чтобы вы нам написали какое-нибудь письменное объяснение по этому поводу.

— Нет проблем.

Самсонов взял авторучку, и в пять минут исписал лист бумаги ровным, хорошо читаемым, совсем не медицинским подчерком. Малиновская, прочитав все это, кивнула головой, и положила лист в папку.

— Хорошо, все очень даже логично изложено. До встречи, Леонид Юрьевич. Сами понимаете, что после всего этого мы с вами встретимся еще не раз.

— Да, это естественно. Я не имею ничего против. Дичайший случай и надо с этим всем хорошенько разобраться.

До позднего вечера Самсонов сидел у себя в кабинете на диване и обдумывал создавшееся положение. Уже в пять вечера он поднялся на второй этаж и сказал дежурной медсестре: — Найдите мне историю болезни Ковалевской. И через полчаса приведите ее саму в гипнотарий.

Гипнотарий был особым местом в диспансере. Стены этого кабинета были расписаны картинами природы в самое разное время года, единственное окно закрыто плотной шторой. На полу лежали ковровые дорожки, и кроме кресла, кушетки с мягким матрасом и подушки, стоял стол с зеленой лампой. Через полчаса в гипнотарий провели высокую девушку с распущенными черными волосами. Когда она вошла, над дверью вспыхнула красная лампа с надписью: "Не входить. Идет сеанс".

Выслушав рассказ Шаврина о неудачных поисках Паршина, Астафьев отрицательно покачал головой.

— Не с того вы начали.

— Как это? А с чего начать? — спросил Колодников.

— Андрей, ты меня удивляешь. Что ты кинулся его искать? Петя Паршин официально числится покойником. Так вот, сейчас его надо вернуть к жизни. Прежде всего — взять за жабры Беленко, снять с него показания, как появилась на свет эта справка. Потом сними показания той соседки, всех, кто видел этого живого покойника после возвращения: с собутыльников, дворников, работников жэка. Если Сонька его угробила, то у нас будет повод притянуть ее за это на цугундер. А так нам и предъявить ей будет нечего — он и так уже мертв. Кстати, ты, почему до сих пор не разобрался с Беленко насчет той липовой справки?

— Нету его, он в отпуске. А ты прав. Что-то я совсем мышей не ловлю. Тогда тебе надо доехать до Шварцмана.

— До Черного? Зачем?

Шаврин пояснил, и уже через полчаса Астафьев входил в здание второго отделения милиции.

— Шварцман где у вас располагается? — спросил он в дежурной части.

— В восьмом кабинете. Он у себя.

Александр Иосифович Шварцман по кличке Черный, был самым нетипичным евреем, которого только знал Астафьев. Не очень высокий, широкоплечий, с мощным торсом, бритой наголо головой. Ничего еврейского не было и в лице Александра: нос прямой, без всяких этнических излишеств, уши не развешены по плечам, а прижаты к голове, даже голос не картавил. По своей внешности Шварцман больше походил на братка, чем на мента. И Юрий знал, что, в сущности, так все это и было. Восемь лет назад начальник уголовного розыска Георгий Косарев предложил этому крепкому парню, круто подвязанному с криминальными авторитетами: — Либо ты идешь в школу милиции, либо мы тебя сажаем в тюрьму.

Сидеть в тюрьме Шварцману не хотелось. Он, не очень желая, и не очень понимая, куда едет, отправился поступать, и не только поступил, но и кончил милицейское училище. В результате, братва потеряла очень авторитетного человека, а угро приобрело неплохого сыщика.

— О, Юрий Андреевич! Какими судьбами? — спросил хозяин кабинета, стискивая своими мощными клещами руку Юрия. Избыток здоровья сопровождался у Шварцмана излишком энтузиазма.

— Да, вот, наколку мне дали, что ты коллекционировал дела на Соньку Зубаревскую.

— Цветную тебе дали наколку, что дальше?

— Я объединяю все эпизоды на нее в одно дело.

— Слава Богу! Наконец-то!

Черный даже хлопнул в ладоши. После этого Александр открыл сейф и вытащил одну, не очень толстую папку.

— Вот, на, шесть эпизодов. Другому бы не дал, а тебе со всей душой. Она тебя не купит, это точно.

— А что, она многих купила? — спросил Юрий, листая дела.

— Кого покупала, кого приучала, были и такие. Сколько у тебя теперь эпизодов?

— С твоими двенадцать.

Шварцман присвистнул.

— Ну, может, хоть теперь ее прищучат. Я когда первые три завел, так Сапов меня сначала отшкурил по полной форме за самоуправство, а потом так загрузил работой, что мне уже не до Соньки было.

Юрий выслушал эту информацию с большим интересом. Майор Александр Сапов был начальником второго отделения милиции.

— А Сапову с этого что, капало что-то от Соньки?

— Ну, с месяц назад он переехал из двухкомнатной квартирки в трехкомнатную. Сонька ему сделала, или нет, я, честно скажу, не знаю. А врать не буду. А кто тебе подписал это распоряжение?

Юрий усмехнулся.

— Попов, о чем вскоре пожалел.

— Понятно! Ну, желаю удачи. Дело сложное, но удавить эту суку надо! Эх, и беспредельщица!

На выходе Юрий столкнулся с Саповым. Тот, при виде его, удивился, они поздоровались и, перекинувшись парой слов, разошлись. Сапов потом спросил дежурного: — Чего это начальник следственного отдела приезжал?

— Да, к Черному ему что-то надо было.

Сапов зашел в восьмой кабинет, и уже оттуда, как ошпаренный, побежал к себе. Через минуту он звонил Попову. Тот, выслушав доклад подчиненного, нахмурился, и попробовал дозвониться до кабинета Астафьева. Увы, того еще не было на месте. Тогда он дал задание секретарю.

— Как Астафьев появиться, пусть тут же подойдет ко мне.

Но тот появился в отделе только спустя два часа. За это время произошло одно действие, сильно отвлекшее Попова от разговора с Юрием. Зазвонил телефон, и голос главврача горбольницы сообщил: — Владимир Александрович? Это Пухов. К нам только что со «скорой» поступила ваша мать, Лидия Андреевна.

— Мама?! — Попов вскочил со стула. — Что с ней?

— Да, ее доставили с улицы, упала на рынке, потеряла сознание. Похоже на обширный инсульт. Да, вам бы лучше подъехать, посмотреть самому.

Так что, когда Астафьев подъехал к зданию ГОВД, машина Попова уже неслась в сторону горбольницы.

Секретарша у Попова работала хорошо, так что, естественно, известила Астафьева о том, что его хотел видеть Попов, и о том, что его отвлекло от этого рандеву. Юрий уже подходил к зданию, где размещался следственный отдел, когда зазвучало равелевское Болеро его мобильника. Звонил Цымбалюк.

— Юрий Андреевич, вы скоро будет в наших краях?

— Если никого не встречу в коридоре, то через минуту.

— Это хорошо, а то тут пришел один интересный посетитель.

— Кто?

Цымбалюк приглушил голос.

— Зубаревская. Я ее провел в свой кабинет, развлекаю разговорами.

Юрий присвистнул.

— Спасибо, что позвонил.

В его планы не входило встречаться с Сонькой до определенной поры. Он рассчитывал провести ее допрос и сразу арестовать цыганку, причем вместе с Могильщиком. А она тут пришла сама. Не вовремя!

Еще больший шок он испытал, войдя в кабинет Цымбалюка. Он видел фотографию Зубаревской в виде ксерокопии учетной карточки паспортного стола. Но это была ксерокопия, делающая девушку бабушкой, а подростка — стариком со взглядом убийцы. Сейчас перед ним сидела совершенно другая Сонька. Удивились бы и те, кто видел ее в барачных трущобах, посещающий очередной бомжатник. Традиционная кожаная куртка и джинсы были отправлены в отставку. Сегодня на Зубаревской была роскошная шуба из чернобурки, сама она была без головного убора. Сонька, закинув ногу на ногу, курила, и слушала какой-то треп Цымбалюка.

— О, а вот и мой начальник. Юрий Андреевич, к вам вот дама. Юрий Андреевич, мне на флюорографию надо. Медсестра наша уже задолбала меня.

— А что, ты давно не облучался? — спросил Юрий, думая совсем о другом.