— Леха! — вскрикнул его противник, но Леха в это время уже летел на землю от удара Ольги. Между тем Юрий почувствовал, что ручонки его противника далеко не атлетического сложения, и рывком дернул его на себя, а потом в сторону. Парень полетел на землю, зазвенел по асфальту выпавший из его рук кусок водопроводной трубы.

— Юрка, сзади! — крикнула Ольга. Повинуясь инстинкту самосохранения, Астафьев, не раздумывая, прыгнул вперед, метра на три. Он оглянулся и успел увидеть, как четвертый из нападавший со всей силы опускает здоровенную арматурину как раз на то самое место, где только что стоял Астафьев. В пакетах, а как раз на них пришелся этот удар, звонко хрустнуло что-то стеклянное. Это окончательно разозлило Юрия. Он рывком расстегнул куртку и вытащил из нагрудной кобуры пистолет. Вопреки всем инструкциям он у него всегда был готов к бою, только стоял на предохранителе. Астафьеву жутко захотелось выстрелить в лицо этого козла, но предохранитель в его мозгу заставил поднять руку вверх, и только тогда нажать на спуск. Трое нападавших сыпанули в разные стороны со скоростью потревоженных тараканов. Но четвертый, к удивлению Юрия и Ольги снова прыгнул вперед и еще раз попробовал ударить Астафьева своей метровой железякой. По габаритам это был добротный лом, толщиной с черенок швабры. В это дело попробовала вмешаться Ольга, но парень с арматурой так резко выбросил ее торцом в сторону Малиновской, что она еле успела отскочить. Астафьев к этому времени успел рассмотреть нападавшего: коренастый, с широкими, могучими плечами, с бычьей шеей, сутулый, с какими-то бычьими, навыкате глазами.

— Квазимодо, мать твою, — пробормотал Астафьев.

Между тем «Квазимодо» опять взмахнул своей арматурой, и тут уж Астафьев не стал ждать, что будет дальше, а просто выстрелил по ногам здоровяка. Это «Квазимодо» проняло, он выронил свою железяку, и начал прыгать на одной ноге, мыча что-то нечленораздельное. Ольга, сопроводив свое действие матерком, ударила его ногой в зад, и мужик завалился на землю. После этого Юрий вытащил мобильник, и вызвал скорую помощь и наряд милиции из ГОВД. Все они приехали быстро, за полчаса составили протокол, к чему приложили и вещьдоки: два ножа, кусок трубы и арматурину, по весу и размеру действительно равную хорошему лому.

— Сейчас его допросить не удастся, — сказал доктор, когда грузили раненого в скорую. — Пуля внутри бедра осталась, сейчас операцию ему делать придется, да, похоже, под общим наркозом.

«Проводы» тела и разбирательства с милиционерами длились долго, затем столь же долго они сами разбирали обстоятельства всего происшествия. На плече Астафьева появился большой синяк, и каждое движение становилось болезненным. Ко всему этому добавились хозяйственных хлопоты. Половина банок и бутылок в пакетах разбилась, яйца превратились в заготовку омлета, и все это смешалось с томатным соком. С четырех пакетов они еле наскребли еды на ужин и завтрак.

— Нет, чтобы я еще одела юбку!? Ни за что, — говорила Ольга, рассматривая свою порванную по шву джинсовую юбку. — Я в ней и ногу еле смогла поднять. Теперь — только джинсы.

— Ага, если Кудимов тебе это разрешит. Он тебя в них если увидит, то с ума сойдет. Как я, там, на острове.

Юрий обнял ее за плечи, и Ольга довольно улыбнулась.

— Ты это еще помнишь? Удивительно. Два месяца уже прошло, а я тебя еще возбуждаю.

— Два месяца!? Это надо отметить!

— Чем? У нас даже водки нет.

— Зато есть роскошная кровать, гораздо более комфортабельная, чем салон «Вольво».

Ольга несколько стыдливо засмеялась. Первое свидание у них было действительно в салоне машины.

Лишь глубоко за полночь Ольге и Юрию все же удалось уснуть.

Этой же ночью на одной из улочек города остановилась машина. Было темно, и когда фары потухли, никто уже не мог рассмотреть человека, вышедшего из автомобиля. Он прошел к дому, постучал в дверь. Тусклая лампочка все же могла высветить лицо позднего гостя, но когда оно попала в полосу света, посторонних глаз в окрестностях дома не было. Он шагнул вперед, и тот час из дома раздался возбужденный голос человека. Можно было даже разобрать щедрый набор матерных слов, потом голос возвысился до крика, и смолк, оборвавшись вместе со звуком тупого удара. Затем что-то упало. Еще несколько секунд в домике продолжалась непонятная возня, затем ночной гость покинул домик, и машина, взревев напоследок двигателем, тронулась с места. Она еще не успела скрыться за поворотом, как в калитке показалась пошатывающаяся фигура еще одного, позднего гостя. Он протопал по дорожке, и исчез в домике.

Иван Михайлович Рыжов участок свой знал досконально, все же восемнадцать лет «окучивал» его денно и нощно. За эти годы он каждого жителя своего района знал если не по фамилии и имени, то в лицо точно. Тем более ему сразу бросались в глаза люди, незнакомые ему. Эту парочку он засек около подъезда дома десять по улице Железнодорожной. Два мужика, в тулупах до самых пят, в шапках ушанках загрузились на мотоцикл Иж с коляской, и, газанув, поехали как раз навстречу ему. Рыжову как-то сразу бросились в глаза лица этих двух мужиков. Они были какие-то однотипные: продолговатые, с сильно развитыми челюстями, мощными продольными морщинами, какие бывают у людей много и долго работавших на улице, на морозе. Это подтверждалось и кирпично-красным цветом лица обоих мотоциклистов. Сам их красный железный конь был явно советских времен, а коляска, синего цвета, казалось, была произведена на свет еще раньше. Отскочив за бордюр, Рыжов проводил взглядом странный экипаж, а потом, на всякий случай, запомнил и номер. Надо было идти дальше, искать одного из братьев Сазоновых, Валерку, загулявшего у многочисленных подружек. Он был свидетелем того, как неделю назад «розочкой» от бутылки запороли насмерть родного его брата. И сделал это родной дядя обоих братьев. Надо было идти, искать его, тащить в отдел, писать показания. Но Рыжова остановила мысль о том, что в этом подъезде его так же ждет какое-то дело. Он наморщил лоб, поднял глаза на балконы подъезда, а потом вспомнил.

— Ах, да! Веня Челноков тут же проживал.

Быстрым шагом участковый поднялся на нужный этаж, нажал на дверной звонок квартиры номер пять. В этот раз ему открыли сразу, буквально через несколько секунд. Если бы он мог, Рыжов бы присвистнул, увидев того, кто открыл ему дверь. Но, участковый человек был культурный, поэтому удивился про себя: "Мать моя женщина! Это что еще за девушка с веслом?"

В самом деле, в дверном проеме стояла девушка, почти целиком его загораживая. При этом она не была сильно толстой, живот почти отсутствовал, просто при росте метр девяносто, объем груди и бедер был примерно равен, и покойная «Феррари», обладательница самого большого бюста, могла бы позавидовать таким габаритам. Это особенно было заметно сейчас, ибо девушка была в трико, и в кофточке в обтяжку. Лицо у ней было так же чисто русское: большие, голубые глаза, маленький, вздернутый нос, толстые щеки, пухлые губы. Светлые, явно крашенные волосы были собраны сзади в хвостик. Увидев в дверях милиционера, девушка как-то сразу испугалась.

— Вы кто? — пролепетала она.

— Я ваш участковый, а вы кто?

— Я Наташа. Наташа Челнокова.

— И что вы здесь делаете?

— Я? Я живу тут.

— Так, а куда девался Вениамин Челноков? — строго спросил Рыжов.

— Это мой муж. Он никуда не девался, он уехал.

— Куда? — удивился Михалыч.

— К этой, первой своей, в Торск.

— Когда?

— Вчера.

"Врет! Веня уже три дня как в морге", — подумал он, а для вида скорчил скорбную физиономию.

— Вот какая незадача. А я хотел его в отдел к нам пригласить, пишущую машинку нам наладить надо.

Девушка обрадовалась.

— Так вам просто машинку надо наладить? Ну, как Веня приедет, я скажу ему, что вы приходили. Он сразу же придет к вам, он так скучает без дела. Придет он, придет.