Видя, что девушка явно оживилась, и испуг начал проходить, Рыжов спросил: — А можно ваши документы посмотреть? А то, что-то вы больно молоды для Веньки, старого перца. Поди, не жена, а просто сожительница? Тут, поди, и не прописанная.

Девушка тут же обиделась.

— Почему это молода, ему всего пятьдесят два.

— А вам?

— А мне тридцать два.

Наташа прошла в квартиру, Рыжов за ней. Тут во всю шел ремонт. Деятельная девица оторвала все обои в квартире, и теперь смывала их остатки со стен.

— Вот, смотрите, у нас все с Веней по закону, — сказала новая хозяйка, подавая участковому паспорт.

В самом деле, у девицы с документами было все в порядке. И прописка и штамп о женитьбе были подлинными. И лет Наташе было действительно тридцать два. На свету Рыжов и в самом деле заметил морщинки у глаз Натальи Челноковой, но все же для своих тридцати двух она смотрелась еще очень даже хорошо.

— Как же это вы с Веней то схлестнулись? — спросил он. — Он же у вас под коленкой пройдет.

Девушка вильнула глазами в сторону.

— Ну и что, зато человек он хороший, ласковый. Он меня полюбил, и я его тоже.

Участкового заинтересовала прежняя прописка ново обретенной спутницы жизни покойного мастера, а так же ее прежняя фамилия.

— Так вы к нам из Торска прибыли? — спросил он.

— Да, я там жила, с бабушкой, в коммуналке.

— Бабушка то жива?

— Нет, умерла полгода назад.

— Понятно. Ну, когда Веня приедет, скажите, что Рыжов заходил, Иван Михайлович, участковый, насчет ремонта машинки. Он знает меня.

— Хорошо, я все скажу.

Когда дверь за участковым закрылась, он достал записную книжку, и записал все данные, что запомнил про эту девицу.

"Что она мне мозги парит? — думал он, сходя вниз по лестнице. — Ласковый Веня! Более нудного человека трудно и вспомнить. От его нытья и жена то в свое время сбежала аж в другой город. Ласковый!"

Это утро началось для Колодникова и его команды не слишком хорошо.

— У нас труп, Андрей Викторович, — сказал дежурный, как только он переступил порог. Андрей выругался, потом спросил: — Где?

— Лермонтова пятьдесят два. Бабка какая то приходила, сказала. Соседка.

— Постой, адрес что-то знакомый? — озаботился Колодников.

— Здрасьте! Конечно знакомый. Ты только позавчера был там, — подсказал подошедший сзади Демин. — Что, совсем склеротиком стал?

— А-а! Так это там, где жила та бабка, — понял Андрей.

— Ну да. А убили, скорее всего, деда.

— Почему обязательно деда? — не поверил Колодников. — Может, дед кого мочканул по пьянке?

— Спорим что деда? На литр водки, — настаивал Демин.

Колодников отмахнулся.

— Да иди ты! Поехали. Да, — он обернулся к дежурному, — позвони в морг, вызови Крылова и экспертов. Адрес только не переврите, как прошлый раз. А то отправили тогда вместо Достоевского на Толстого. Совсем, что ли, в школе классиков не читали?

По дороге к месту происшествия Шаврин и Зудов просветили Колодникова о происшествии по улице Шевченко. Колодников аж вскрикнул от злости, узнав, что все его стопроцентные свидетели отдали Богу душу.

— Неужели это Сонька их убрала? — спросил он скорее сам себя, чем своих оперов.

— Все может быть, — согласился Демин. — Так что остальных надо беречь.

В доме по улице Лермонтова пятьдесят два все было так же, как и всегда: грязно, вонюче, холодно, полумрак. Да и дед словно спал, только почему-то на полу. Лежал он лицом вверх, и эта противная его бородавка показалась Колодникову особенно большой и неприятной. В этом полумраке и кровь, растекшаяся под его головой, казалась просто черной грязью.

— Паш, отдери ты эти доски, впусти немного света, — попросил Колодников Зудова.

Минут пятнадцать прошло под скрежет выдираемых гвоздей и треск ломаемых досок, но потом света стало больше, да и спертый воздух был изгнан из помещения круговым сквозняком. Как раз подоспели обе группы криминалистов: патологоанатом Эдик Крылов, и Николай Сычев, со своими молодыми орлами.

— Ну, что тут у вас? — спросил Сычев.

— Да, вот, старичок что-то взял и помер.

— Может, он сам, того, а? — спросил Шаврин, тыкая пальцем на угол стола, где явно имелась видимая кровь. — Упал да ударился.

— Иди отсюда, не топчись тут! — изгнал его из помещения Сычев. Зудов и Демин, хорошо зная манеру Сычева, сами уже добровольно покинули дом и обитали на улице.

Сычев сделал пару снимков, потом к телу подошел Эдик.

— Ну, что, Эдик, сам дедок преставился, или кто помогал? — спросил Андрей.

Эдик был настроен скептично.

— Ага, как же сам! Как в том старом анекдоте, помнишь: шел по улице, поскользнулся, упал на нож, потом поднялся, упал снова. И так сорок три раза.

Он еще раз внимательно осмотрел голову старика, и отрицательно покачал головой.

— Нет, это не стол тут сыграл. Форма раны совершенно другая. Тут след тупого удара в висок, а у стола острый должен бы остаться. А кровь, — он махнул рукой, — её и намазать можно.

После этого он расстегнул тулуп старика, задрал рубашку, и хмыкнул.

— И перед этим кто-то хорошо его стебанул по туловищу. Вон, какой синяк красивый на грудине. Мощный был удар, даже тулуп прошиб.

Он присмотрелся к нему, снова хмыкнул.

— Интересный синячок. Фигурный.

Все так же поняли, что синяк какой-то необычный, продолговатый и словно вязанный из узлов. Но Крылов тут же предложил свою версию.

— Видел я раз такой след. Знаете, что оставляет такие длинные, прерывистые синяки? Кастет.

— Ясно. А когда его, хоть примерно, убили? — спросил Андрей.

— Тут всегда было так холодно? — в свою очередь спросил медэксперт.

— Да нет, мы, когда вошли, терпимо было, печь вон, теплая еще. Это Пашка десять минут назад все окна тут расхлебенил, мерзавец!

Эдик потрогал пальцем тело старика, прикинул что-то в уме.

— Давно он помер. Ночью, или даже вечером еще. Он остыл совсем.

Потом он разогнулся, и высказал еще одно свое предположение.

— Что еще могу сказать — тот, кто наносил этот удар был левша. Пробит правый висок старика. И если это был не кастет, то что-то очень-очень похожее. Ну — остальное завтра, сами знаете где.

— Спасибо, Эдик.

К концу работы криминалистов в ограду вошел Демин. Лицо участкового было озабочено.

— Верка из сорокового дома, торговка паленкой, говорит, что дед приходил к ней в последний раз в девять вечера, купил два пузыря водки.

— Водки там нет, — припомнил Колодников.

— И посуды пустой тоже нет, — подтвердил Зудов.

— Посуду у местных алкашей та же Верка забирает, у ней тут полный кругооборот товара налажен, — пояснил Виктор.

— Кто-нибудь еще что видел — слышал? — спросил Андрей. Демин кивнул головой.

— Машина приезжала ночью. Это соседка на той стороне говорила. Примерно в одиннадцать. У ней сын иногда так поздно приезжает в гости, из Железногорска, вот она и озаботилась. Глянула в окно на звук: нет, машина здесь встала, рядом с калиткой. Потом, минут через десять, она уехала.

— Николай, — Колодников обернулся к Сычеву, — сходи, посмотри, может — найдешь там что-нибудь на дороге?

Потом он снова вернулся к Демину.

— А где понятые?

— Да идут-идут. Вон они.

Понятые оказались двумя древними бабками, еле ковылявшими от своих домов. Одна из них, как оказалась, и была тем человеком, что обнаружил тело старика.

— Я пришла Антонину проведать, мы с ней в пятидесятых годах в одном цехе работали, а тут я узнала, что она рядом, оказывается, живет. Я прихожу, а тут вон оно что. Ее, оказывается, увезли, а старик на спине лежит, мертвый. Водка это все, водка делает.

— Это ж, ты, во сколько сюда приходила? — удивилась вторая старуха.

— В восемь.

— А я в шесть в церковь шла, к заутренней, отсюда из калитки мужик вышел.