Составление инструкций для обеих экспедиций поручили Алексею Нагаеву. Содержание их несколько раз обсуждали адмиралтейцы.
На полудюжине страниц детально излагались задачи и цели вояжа к берегам Америки. «В протчем, — наставляли мореходов, — во всем следует поступать как верному, доброму и искусному морскому офицеру». Кроме инструкции составили и «секретное прибавление». В нем определили действия и сигналы при возможной встрече с кораблями В. Чичагова в северной части Тихого океана.
Инструкцию и «секретное прибавление» Креницын получил в запечатанных пакетах, которые должен был вскрыть в Тобольске и Охотске.
Меры предосторожности были нелишними. После Великой Северной экспедиции и открытия берегов Америки в Европе начали проявлять повышенный интерес к успехам русских мореходов. Петру Креницыну вменялось по возможности следить, не объявится ли в Великом океане экспедиция Василия Чичагова из Северного океана.
Вскоре по представлении Адмиралтейств-коллегий, полностью одобрившей идею Ломоносова, Екатерина подписала секретный указ: «Для пользы мореплавания и купечества на восток наших верных подданных за благо избрали мы учинить поиск морскому проходу Северным океаном и далее…»
Вызванному в Петербург Чичагову Чернышев объявил высочайший указ о присвоении звания капитан-бригадирского ранга, или, по-флотски, капитан-командора.
— Екатерина жалует тебя в кредит, — пошутил граф, поздравляя Чичагова, — садись читай покуда секретную инструкцию.
Непривычно чувствовал себя Чичагов. Вокруг сидели умудренные адмиралы — Толызин, Спиридов, Нагаев, граф Чернышев, но не привык Василий к подобострастию, вида не подавал. Он понял, что согласно инструкции в Архангельске уже строились три судна для похода на Север. Оттуда же отправлены на Шпицберген материалы и припасы для базирования отряда. Следующей весной надлежало выйти на поиски прохода на восток Ледовитым океаном.
— Ежели не все уловил, копию тебе вручим, сберегай ее надежно, — предупредил Чернышев. — Без промедления отъезжай в Архангельск. Там ждут тебя кумандиры Бабаев да Панов. Ежели какая заминка, сноситься будешь только со мной.
В Архангельске на стапелях Соломбальской верфи уже высились корпуса трех судов, построенных для плавания во льдах.
Обе экспедиции выполнили поставленные задачи. Креницын и Левашов в конце августа 1768 года первыми из европейцев достигли берегов Аляски. Увы, в кон-Це вояжа, при переправе в челне через реку Камчатку погиб Креницын.
Василий Чичагов дважды покушался пробиться через арктические льды, но вынужден был отступить перед непроходимыми торосами.
Получив донесение Чичагова о первом плавании, адмиралтейцы остались недовольными. «Коллегия не согласна с мнением начальника экспедиции о невозможности открытий у полюса новых земель… все поручается благоразсуждению капитана Чичагова, и не только опыт, но одно намерение и плавание экспедиции близь полюса доставляет уже славу России и целой Европе и безсмертит его имя, так как до сих пор уверить свет, что достигнуть желаемой цели положительно и совершенно невозможно».
Однако и второй поход на Север показал непреодолимость сплошного полярного льда на деревянных парусных кораблях. Во время экспедиции часть экипажей зимовала на Шпицбергене. От болезней, холода и голода скончались более 10 матросов.
Чичагов доносил графу Чернышеву: «Имею честь вашему сиятельству донести об обстоятельствах моего плавания, а из приложенных при сем примерных карт усмотреть соизволите, каким опасностям мы были подвержены, особенно при туманах, будучи всегда во льдах… прошли на виду льда до самой невозможности, но не оставляя ни одной бухты или залива, которые бы ни были нами осмотрены. Напоследок убедились, что положение льда простирается с севера на восток и, обойдя северо-западный конец Шпицбергена, соединяется с землею. С вероятностью заключить можно, что северный проход невозможен».
Все же Екатерина II воздала должное мужеству и стойкости полярных моряков, поощрила их, но в душе, как и Чернышев, «слишком уверованная в возможности прославления ея царствования новыми открытиями, была поражена безрезультатностью плавания…»
Новый докладчик по морским вопросам особенно расположил к себе императрицу. В то же время у нее появилось осознание необходимости дальних морских вояжей в интересах становления и укрепления державы. Устные доклады Чернышева, различные документы по морскому ведомству все больше убеждали Екатерину II, что морское дело — особая статья бытия человеческого. Прежние впечатления от кратковременных прогулок на императорских яхтах не оставляли каких-либо существенных следов в ее сознании о морской службе.
Неожиданно к императрице осмелился обратиться тульский купец Владимиров. Прослышал предприимчивый делец, что выгода есть продавать свои товары в заморские страны. Но как в те земли отвезти свой товар? Нужно судно, а стоит оно дорого. Вот и просил купец снарядить военное судно, казенное. Для торговли с иноземцами создал акционерную компанию с капиталом 90 тысяч рублей, задумал везти российские изделия в Средиземное море.
— Надобно сему купцу помочь, дельное предприятие он задумал, — высказалась императрица Чернышеву. — Снаряди-ка добротный фрегат для начала, надобно поощрить такое дело. Я сама приобрела в той компании облигаций на десять тыщ. Командира и офицеров подбери знатных, в Ливорну отправим сей корабль.
В указе Екатерина II предписала: «Наиусерднейше постараться, дабы сие дело не остановилось какой-либо невозможностью, но все бы способы придуманы были к отвращению затруднений».
Осенью 34-пушечный фрегат «Надежда благополучия» под купеческим флагом, нагруженный железом, полотном, канатами, юфтью и прочими изделиями, покинул устье Невы.
…В разгар лета императрица вызвала Чернышева.
— Ныне предстоит мне поездка в Ревель, Иван Григорьевич, решилась я совершить ее по морю. Снаряди ка корабль, какой получше, и дай мне знать.
Первым походом императрица осталась довольна. Умеренно южный ветер разводил небольшую волну, корабль шел ходко, без особой качки; экипаж показал добрую сноровку при работе с парусами. Вероятно, в этом походе надумала она определить Чернышеву какую-либо солидную должность на флоте.
Вскоре состоялся указ о назначении Чернышева командиром Галерного флота на Балтике. Отныне он становился одним из флагманов, и его верховенство среди членов Адмиралтейств-коллегий получило прочную основу.
Весной 1765 года Екатерина II, выслушав доклад Чернышева о предстоящей кампании, решила посмотреть, чему обучены военные моряки.
— Нынче летом, Иван Григорьевич, поглядим эскадру Кронштадтскую, на что она способна. Распорядись адмиралам о сем.
Едва Финский залив очистился ото льда, как обычно, готовил вице-адмирал Спиридов эскадру к выходу на рейд. Как и в прошлую кампанию на кораблях не хватало матросов, треть командиров «списалась» на берег, многие из них ушли в армейские полки, кому-то посчастливилось определиться чинами поменьше в гвардию. Корабли кое-как снаряжали из цейхгаузов пушечными припасами, рассчитывали, авось только салютовать придется, латали изношенные паруса, грузили недостающие якоря. Частенько приходилось в штормовую погоду срочно рубить якорные канаты и оставлять на дне якоря. А без них в море идти нельзя.
В мае месяце корабли начали буксировать на рейд, а к Спиридову внезапно наведался адмирал Мордвинов.
— Позавчера граф Чернышев объявил коллегии, что государыня соизволила пожелать полюбоваться нашим искусством, — огорошил он неожиданно Спиридова. — Летом наведается на эскадру. Надобно показать ей маневры и выучку наших пушкарей. Видимо, граф Чернышев ее сопровождать будет.
Спиридов грустно усмехнулся, покачал головой:
— Доношу вам, Семен Иванович, на корабликах офицеров пятьдесят восемь, матросов три сотни с половиной нехватка. Половина канониров, почитай, ни одного разу ядрами не стреляло, только холостыми, — Спиридов приложил руку к шляпе. — А так, ваше превосходительство, долг свой исполним, как требует устав, а что получится на деле, одному Богу известно. Мордвинов недовольно поморщился: