Должно быть, он задремал. Он выбрался из черных маслянистых вод. Во рту у него пересохло и першило. В глазах было такое ощущение, словно ему только что вставили в глазницы горячие и сваренные вкрутую яйца.

Поскольку дверь не двигалась, Кикаха не мог понять, что его разбудило. Наверное, запоздало пришло в действие его чувство бдительности.

Он дал голове откинуться затылком к двери.

Сквозь нее слабо доносились вопли и рев, и он понял, что разбудило его. Он вскочил на ноги и наполовину откатил дверь во внутренний промежуток. С удалением толстой преграды, звуки боя в коридоре ударили в полную силу.

Гарпия и три орлицы столкнулись с тремя огромными рыжевато-коричневыми десятиногими зверями, похожими на кошек, двумя гривастыми самцами и гладкошеей самкой. Это были бенсы, марсианские львы, описанные Бэрроузом, созданные Вольфом в его лаборатории и поселенные на этой луне. Они кормились тотами, детенышами цитидаров, большими белыми обезьянами и всем прочим, что могли поймать.

Обычно они охотились по ночам, но, должно быть, голод отправил их рыскать по городу днем. Или их мог разбудить весь этот шум и привлечь запах крови.

Какими бы не были причины, они загнали в угол загонщиц. Они убили одну орлицу, вероятно, в первой же внезапной атаке, как предположил Кикаха. Зеленая орлица являлась достаточно грозным противником, чтобы заставить сбежать одного—другого тигра, не потеряв ни пера. Однако пока что банты убили одну и нанесли другим достаточно ран, чтобы покрыть их кровью, сочившейся у них повсюду — из глубоких и мелких порезов на телах и головах.

Теперь они, рыча, отделились от своей намеченной добычи. Они шагали взад-вперед по коридору, а затем один бросался на орлицу. Иногда атаки были блефом, и бант опускался как раз за пределами досягаемости смертельных, как боевые секиры, клювов, а другой раз они ударяли одну из двух оставшихся орлиц огромной лапой с серповидными когтями, а потом образовался шквал сабельных клыков, желтых клювов, желтых и алых когтей, летели клочья рыжеватой шкуры или вырванные из гривы пучки волос, крутились в воздухе зеленые перья, выпучивались зеленые, или желтые, или красные глаза, хлестала кровь, раздавался рык и пронзительные крики, а потом бант высвобождался и бежал обратно к своим товарищам.

Подарга держалась позади двойных зеленых башен своих орлиц.

Кикаха смотрел и ждал. Вскоре все три банта напали одновременно. Один самец и орлица покатились и с треском врезались в дверь. Кикаха отпрыгнул назад, а затем шагнул вперед и вогнал меч в барахтавшуюся массу. Его не волновало, кого он заколет, банта или орлицу, хотя он все-таки надеялся, что жертвой окажется орлица.

Они были умнее и способны на большую сосредоточенность и приверженность к цели — в первую очередь к нему.

Но они откатились и в тело вошло только самое острие меча. Оба издавали столько шума, что он не мог сказать, кого ранил меч.

Всего лишь на мгновение, по центру коридора, для него открылся путь к бегству. Обе орлицы схватились со львами, Подарга прижалась спиной к стене, сдерживая когтями разъяренную самку. У львицы текла кровь из обоих глаз и полуоторванного носа. Ослепленная кровью, она не решалась приблизиться к гарпии.

Кикаха стрелой пронесся по коридору, потом перепрыгнул через два тела, пытавшихся перекрыть ему путь. Его нога твердо опустилась на рыжеватую мускулистую спину, и он воспарил в воздух. К несчастью, он вложил в свой прыжок столько усилий, что стукнулся головой о мраморный потолок, разрезав кожу на макушке о большой, вделанный в мрамор алмаз.

Полуоглушенный, он, шатаясь, пошел вперед. В этот момент он был уязвим. Если бы на него обрушились орлица или лев, они могли бы убить его, как волк больного кролика, но они слишком были заняты попытками убить друг друга, и вскоре он выбрался из здания. Через несколько минут он выбрался из города и, делая огромные скачки, понесся к холмам.

Он проскакал мимо ободранного тела искалеченной при столкновении орлицы.

Рядом с ним лежало другое растерзанное тело. Оно принадлежало бенсу, который, должно быть, напал на орлицу, ожидая легкой добычи, но он ошибся и поплатился за ошибку.

Затем он проплыл над телом Коцхамла — скорее, частями тела: так как они валялись отдельно: голова, руки, ноги и прочие разные куски.

Он запрыгал вверх по холму, бывшему таким высоким, что его можно было удостоить названия горы.

В двух третях пути к вершине находился спрятанный за изогнутым входом гранита вход в пещеру. Казалось, не существовало причины, мешавшей ему не воспользоваться им. Всего лишь несколько минут назад его покинуло всякое везение, а теперь оно возвращалось к нему.

Пронзительный крик сказал ему, что удача, возможно, только кажется вернувшейся. Он посмотрел через плечо. В четверти мили от него Подарга и две орлицы мчались к нему, хлопая крыльями.

Никаких бенсов в поле зрения не наблюдалось. Очевидно, они оказались не способны удержать Подаргу и орлиц в углу. Наверное огромные кошки были рады дать им сбежать. При таком раскладе банты наверняка могли продолжать жить и могли насладиться поеданием одной убитой ими орлицы.

Что бы там не произошло, он снова подвергался опасности быть настигнутым на открытой местности.

Его преследовательницы научились теперь эффективно летать при меньшей гравитации. В результате они продвигались, примерно, на треть быстрее, чем на планете — так, во всяком случае, казалось Кикахе.

На самом же деле перенесенные ими схватки и потеря крови должны были замедлить их.

Подарга и одна из орлиц при более внимательном рассмотрении казались покалеченными. Крылья их двигались медленнее, чем в первый раз, и они отставали от другой орлицы. Эта, хоть и покрытая по зеленым перьям кровью, казалась пораненной не так глубоко. Она обогнала Кикаху и рухнула вниз, словно ястреб на суслика.

Суслик этот, однако, был вооружен мечом и определил, какие он предпримет меры. Заранее рассчитав, когда ее атака совпадет с его прыжком, он круто обернулся в воздухе. Он приземлился лицом назад, и вытянутые когтистые лапы орлицы оказались в пределах досягаемости меча. Она пронзительно закричала и растопырила крылья, тормозя полет, но Кикаха рубанул. Его меч не обладал той силой, какую придала бы ему надежная опора на земле, и удар закрутил его больше, чем ему хотелось бы, и он потерял равновесие при приземлении. Тем не менее, меч перерубил одну лапу на сочленении когтей с ногой и наполовину перерубил другую лапу. Затем Кикаха ударился оземь, упал на бок, и из него вышибло дух.

Он снова поднялся, сопя и чихая, словно поврежденная волынка. Он сумел подобрать меч там, где его выронил. Орлица била крыльями по земле, словно раненная курица, и даже не видела его, когда он обрушил меч ей на шею. Голова отвалилась, и один черный с алой каймой глаз злобно глянул на него, а потом стал тусклым и холодным.

Он еще втягивал в себя воздух, когда проскочил вход в пещеру, опередив на двадцать ярдов Подаргу и последнюю орлицу. Он приземлился в аккурат в отверстие на склоне холма, а потом прыгнул к концу пещеры, к гранитной стене в двенадцати метрах от входа.

Он прервал домашнюю сценку семейства больших белых обезьян: папа ростом в три метра, четырехрукий, белый и безволосый, если не считать огромного ежика белых волос на макушке буханообразного черепа, гориломордый, розовоглазый, сидел на корточках у стены справа. Он раздирал выступавшими клыками и острыми зубами оторванную ногу маленького тота, а ее в то же время сосали детеныши-близнецы.

С проектированием больших белых обезьян Вольф и Кикаха дали маху. Они позабыли, что единственными млекопитающими на Марсе были одно маленькое животное и человек. К тому времени, когда они поняли свою ошибку, то согласились, что теперь уже слишком поздно. Несколько тысяч обезьян уже поместили на луне и, казалось, не стоило уничтожать первые результаты биолабораторий и создавать новый, не млекопитающий вид.

Колоссальные приматы были удивлены не меньше его, но он имел преимущество находившегося в движении. Однако его задерживала необходимость выкатить маленький валун-ключ из каменного гнезда, а затем затолкать в тяжелую секцию задней стены.