Я смотрю на Эмми, которая всего в нескольких дюймах от меня, изучаю изгиб ее губ, ровный угол ее скул. Ее лицо такое родное, и меня словно пронзает какая–то струна. Мои братья думают, что я 24–летний девственник, и хотя это неправда, у меня нет сотен зарубок на моей прикроватной тумбочке.

 Думаю, я не играю в эти игры.

 Но вдруг меня осеняет. А что, если это тоже игра, как и все остальное? Сколько они заплатили Эмми, чтобы она была здесь? Что они ей пообещали?

 Она моргает, когда завязывает последний моток бинта и с гордостью улыбается.

– Готово.

– Благодарю.

 Она помогает мне встать, и в таком маленьком пространстве, обстановка кажется еще более интимной. Я всегда был высоким, но после средней школы вырос еще больше. Эмми тоже не маленькая, но едва достает мне до подбородка, и теперь нас разделяет лишь небольшое пространство между нами. Я чувствую тепло ее тела, чувствую запах ее шампуня.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

 Я сглатываю.

– Да.

– На что ты ... – говорит она, хихикая, и касается своего лица. – … смотришь.

 Я моргаю. Я не могу выйти из ванной, пока работает камера, затем Эмми поворачивается, и я оказываюсь в ловушке. Но, черт возьми, последнее, что я хочу сделать, это заставить ее испытывать неловкость.

– Прости.

 Ее пальцы касаются моих.

– Все нормально. Я не жалуюсь.

 Мы так близко, и она здесь. Мой мозг затуманен.

 Слова срываются, прежде чем я успеваю подумать:

– Я был влюблен в тебя.

 Ее глаза широко раскрываются в искреннем удивлении.

– Ты – что?

– Да. Я ... – Я смущенно смотрю вниз. – Я всю свою жизнь думал о том, каково это – признаться тебе в этом. Но я никогда не думал, что вокруг будут камеры, когда я это сделаю.

 Я пытаюсь улыбнуться, и понять, что же будет дальше.

– Поэтому, если ты здесь ради денег, Эмми, или чтобы закрутить со мной ... просто, поаккуратней, хорошо?

 Я поднимаю подбородок к оператору, Дейву, молча давая ему понять, что мы закончили.

Финн ловит мой взгляд, когда я поднимаюсь на палубу, и я читаю вопрос в его глазах:

− Все в порядке?

 Вопрос риторический; он достаточно хорошо знает меня, чтобы понять, что я не в восторге от всей этой ситуации. Я стал гиперчувствительным касаемо всех взаимодействий, которые у меня были с тех пор, как началось шоу: местные жители, которые внезапно становились моими лучшими друзьями, девушки из города, которые никогда раньше не замечали меня, звонки от дальних родственников, от которых мы ничего не слышали годами. Все это было довольно очевидно; Я знал, что произойдет нечто подобное.

 Но вся эта ситуация с Эмми похожа на удар ниже пояса: пригласить человека, к которому я испытывал настоящие чувства, чтобы подыграть мне ради рейтингов?

 Я прохожу мимо Финна на своих костылях, внутренне разрываясь на части, осознавая, что в данный момент ничто не поможет мне лучше, чем тяжелый физический труд. Но вместо этого мои варианты ограничены починкой электрощитка или сидением на палубе с книгой, пока мои братья машут своими задницами перед камерами.

 Кивнув одному из членов экипажа, что мне нужны инструменты, я захожу в диспетчерскую и беру стул. Думаю, теперь я – судоэлектрик.

 Финн и Колт стараются держаться от меня подальше. Я знаю, мы поговорим позже. Я не знаю, когда Эмми поднялась наверх, чтобы отправиться на судно экипажа, но когда мы выходим в открытое море, она уже на Ленни Лу позади нас вместе с экипажем.

В этот вечер внизу были прекрасные сорок пять минут тишины, когда мы ели наш ужин, пока кое–кто не нарушил молчание.

 Я могу сказать, что это убивает Колтона, но на этот раз он держит свои мысли при себе и оставляет меня в покое. Наконец, Финн вытирает рот, кладет салфетку на стол и откидывается назад, глядя на меня.

− Как все прошло?

 Я киваю, кладя в рот еще одну ложку консервированной фасоли, прежде чем ответить. Съемочная бригада ждала этого разговора весь день.

− Нормально, – говорю я.

 Финн кивает в ответ, пытаясь найти лучший способ обсудить это, не затрагивая меня слишком сильно.

− Она работает в «Маунт Сент Мэри»?

 Я делаю глоток пива.

− Да.

− Должно быть, странно видеть ее, – говорит он, и когда я смотрю на него, его взгляд напряжен. Блядь. Я знаю это выражение. Его заставили начать этот разговор, и его это бесит почти так же, как и меня.

 Большинство вещей, которые мы должны были делать в процессе шоу, были простыми. Починить лодку за их счет? Нет проблем! Дополнительные оплачиваемые выходные без выхода в море? Пожалуйста! Но все эти социальные вещи – сердце проекта, и мы прекрасно знаем, что это полный отстой. Зрители наблюдали, как наш папа боролся с последствиями инсульта, который случился более десяти лет назад; они наблюдали, как Харлоу и Финн пытаются построить отношения на расстоянии и посреди всего этого безумия. Им нужна опасность и восторг жизни в океане, но им также интересны и реальные вещи. К сожалению, братья Робертс не слишком болтливы.

− Да, это было странно, – говорю я и к черту все. Может просто рассказать все, как есть? Все равно ее не будет рядом, когда это покажут. − Она – единственная девушка, которая мне когда−либо так нравились, понимаешь? Но теперь, когда люди говорят о нас, все по−другому.

 − Да, – говорит Финн.

− И одно дело, если это Мелли из бара, или Дастин, который звонит поболтать после того, как мы не видели его семь лет. Я сделал еще один большой глоток пива, прежде чем закончить свою мысль. − Но приглашать на шоу кого−то, кто нравился мне всю мою жизнь… у меня определенно возникают трудности с доверием.

− Ну, – говорит Колтон, наклоняясь. – Посмотри на это так: если она рядом, только когда вокруг камеры, – то все понятно.

Он прав.

 − Просто позволь  ей делать свою работу, – тихо говорит Финн. − Того, как вы смотрите друг на друга, вполне достаточно, чтобы Мэтт и Джайлс прыгали от счастья. Тебе больше ничего не нужно делать.

 Дэйв раздраженно хмыкает из–за своей камеры. Это придется вырезать. Ну и хер с ним. Я чувствую себя в миллион раз лучше, просто немного поговорив об этом.

Эмми приходит на следующее утро со своей маленькой сумочкой и неуверенной улыбкой. Черт возьми, она такая милая. Я хочу, чтобы меня раздражало ее присутствие, но это просто невозможно. Это не ее вина, что мы согласились участвовать в этом шоу, и что оно сделало меня параноиком относительно намерений людей.

 И хотя я знаю, да, ей должно быть в новинку находиться здесь, но я все еще побаиваюсь оставаться с ней наедине после моей вчерашней исповеди. Поэтому я снимаю штаны прямо в диспетчерской, на виду у всех.

 Колт присвистывает, опираясь на рычаг, который поднимает нашу самую большую сеть.

− Как непристойно.

 Эмми краснеет, но начинает работать.

− По−прежнему не больно? – снова спрашивает она, нажимая вокруг края повязки.

 − Нет.

− Покраснений нет, так что это хороший знак, – говорит она. Я могу только кивать, не зная, что еще сказать.

 Ее руки аккуратны и компетентны. И пока она снимает повязку и заботится обо мне, она заполняет пространство, спрашивает о моих братьях и о рыбалке, ни разу не затронув того, что я сказал.

Неделя. Целая неделя с Эмми, каждый день. Поначалу все было немного неестественно, но что поделаешь? Эмми приходит пару раз в день, меняет повязку, а затем исчезает, таким образом, камеры могут снимать свой любимый дополнительный материал «топлес» и делать фотографии в стиле Леви–терпеть–не–может–сидеть–неподвижно. Когда донная сеть приземляется на борт, и из нее выпрыгивает несколько рыбин, У Колтона появляется лишняя пара рук и он занимает мое место. Сеть зацепилась по пути, и я не успеваю достаточно быстро добраться до нее, прежде чем она рвется. Но когда Финн спотыкается об один из моих костылей и настаивает, что пришло время, чтобы Эмми снова осмотрела мою ногу, я выхожу из себя и бросаю моток электрического провода за борт – к большому удовольствию наших продюсеров, которые успевают запечатлеть все это на пленку.