— А если я вам не позвоню? — с вызовом сказала Лера.

— Позвонишь. Не сейчас, когда-нибудь позже, но обязательно позвонишь!

Тетя Жанна встретила Леру в вестибюле больницы, где лежала мать. Она держалась холодно, но сдержанно, по ее страдающему выражению лица и фальшивому голосу Лера сразу поняла, что тетка решила заключить временное перемирие с ненавистной племянницей. Возможно, где-то в глубинах своей злобной и черствой души она действительно сочувствовала сестре и по-своему переживала за нее.

— Твоя мать пыталась покончить с собой, — произнесла тетка трагическим шопотом.

— Зачем она это сделала? — в упор глядя на тетку, спросила Лера.

— Это мне неизвестно, — сухо ответила тетка. — Она проглотила большую дозу снотворного, но, видимо, сама страшно испугалась и позвонила мне; к счастью, я приехала вовремя. Квартира была заперта, пришлось взламывать дверь… О Боже, Софи воспользовалась отсутствием дочери, как это все ужасно!

Из слов тетки следовал недвусмысленный вывод, что в несчастьях ее сестры если не прямо, то косвенно виновата Лера. И так было всегда! Конечно, отношения Леры с матерью нельзя было назвать близкими, им всегда было трудно жить вместе, каждая искала определенной свободы и уединения. В то же время Лера знала, что ее мать почти обезумела от страха перед одиночеством, она постоянно говорила всем о преследовавшей ее мании самоубийства. Лера никогда не могла понять до конца, где проходит грань между игрой матери на публику и действительной опасностью потерять ее. Она ни в чем не была виновата перед матерью и умом это хорошо понимала, но при этом испытывала угрызения совести из-за того, что слишком занята своей жизнью и мало уделяет внимания этой вздорной, капризной и, вероятно, больной женщине, любимой и близкой и в то же время такой далекой и совсем чужой…

В больнице сказали, что мать выпишут завтра. Ей было значительно лучше, но врач заявил, что для полного выздоровления необходим абсолютный покой и никаких стрессов! А как избежать их, этих стрессов, если она сама постоянно выискивает повод для раздражения и впадает в отчаяние из-за любого пустяка?

Оставаться в больнице не было необходимости, тетка сказала, что будет лучше, если Лера с матерью встретится дома завтра, а сейчас ее не следует волновать. «Тогда зачем потребовалось вызывать меня в Москву?» — думала Лера по дороге домой, с новой силой погружаясь в воспоминания о недавнем прошлом. В ее мыслях не находилось сейчас места ни для кого, кроме Юргена. Она словно заново слышала его нежный шепот, ласковые слова, произносимые с мягким акцентом, и испытывала при этом единственное желание — сейчас же, немедленно, броситься к нему в объятия. Но это было невозможно, и Лера ощутила такую невыносимую тоску, что сердце ее готово было разорваться на части.

В квартире было душно, пыльно, неуютно. Лера раскрыла настежь окна и, чтобы как-то занять себя, принялась за уборку. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Лера открыла ее и с удивлением увидела, что на пороге стоит старая цыганка в черной одежде. Она молча смотрела на Леру, а Лера смотрела на нее, и ей показалось, что когда-то она видела эту женщину — то ли в детстве, то ли во сне…

— Ты плачешь об одном, а горе у тебя другое, — сказала цыганка.

— Разве я плачу?

— Душа твоя плачет, вижу…

Откуда она знает?..

— Не бойся, я уйду… — сказала цыганка.

— А чего я должна бояться? — удивилась Лера. Она не испытывала никакого страха, напротив, ее почему-то тянуло к этой старой цыганке и совсем не хотелось, чтобы она уходила… Кто она? Что привело ее сюда? В памяти вдруг возник образ сказочной колдуньи в черном, которую она видела очень давно.

— Цыган все боятся, цыгане приходят в дом воды попросить, а потом в доме пусто… Бывает так, вот и боятся люди, разве не правда? — старуха засмеялась, показав ровный ряд золотых зубов, и посмотрела на Леру большими темно-зелеными глазами.

— Но я вас совсем не боюсь… Вы мне напомнили одну женщину из детства… она часто снилась мне, и мне так хотелось увидеть ее еще хоть раз!.. Я ждала, тосковала… Скажите, это были… вы?

— А сердце твое что говорит?

— Сердце говорит, что вы пришли не случайно, вы знаете меня, правда?

— У тебя зоркое сердце, его не обманешь.

— Но что привело вас сюда… Магда Романовна?

— Ты даже имя мое помнишь. От тебя ничего не скроешь, красавица моя… — Цыганка взяла Леру за руку. — Мне карты сказали, что случилось несчастье.

— Это правда, — сказала Лера. — Но маме уже лучше.

— Храни ее Бог, — прошептала цыганка.

— Скажите, а карты все могут рассказать? — спросила Лера, с надеждой глядя на цыганку.

— Карты хранят великие тайны, но не всем дано узнать эти тайны!

— А кому дано?

— Тому, кто может видеть и кто не боится.

— Я, кажется, поняла… Это страшно, потому что знаешь о судьбах людей и ничего не можешь изменить. Но я хочу знать, что меня ждет! Погадайте мне, Магда Романовна!

Цыганка посмотрела на нее с внезапным испугом.

— Нельзя гадать на родных и любимых.

— Но я вам совсем чужая! — удивилась Лера. — Почему вы так говорите?

— Прости, милая, так, с языка сорвалось.

— Погадайте, очень прошу вас! Мне так надо знать!

— Ладно, пусть будет по-твоему. Сотворю великий грех ради тебя, — пробормотала старая цыганка, доставая откуда-то из складок юбки колоду карт…

На столе ровным желто-красным пламенем горела свеча, озаряя небольшое пространство вокруг… Комната погрузилась во тьму, словно потеряв очертания, наполнилась блуждающими призрачными тенями, стены раздвинулись и исчезли в бесконечности пространства…

Цыганка раскладывала карты по кругу сначала слева направо, потом другие навстречу им — справа налево. Долго глядела молча, читая тайный смысл увиденного.

Лера терпеливо ждала, не нарушая молчание ни вздохом, ни словом.

По лицу старухи скользила печаль. Наконец она сказала:

— Ты точно не боишься?

— Я ничего не боюсь… — прошептала Лера.

— Тогда слушай… На пороге не тот, кого ты ждешь. Тот, кого зовет твое сердце, уедет далеко на чужбину. Скоро удивишься тому, что сделаешь. Печаль покинет тебя, но снова вернется. Три великих перемены будут в твоей судьбе, и каждый раз ты будешь терять все, что имела, все начинать сначала, и находить то, чего не теряла. Три короля тебе выпадают, и только один из них пройдет сквозь мрак и огонь, и душа его не станет черной.

— Вы сказали, он уедет на чужбину? И я никогда не увижу его? — дрожащим голосом спросила Лера.

— Увидишь, но не теперь.

— А когда?

— Пока не вижу ответа. Но не теряй надежду, тебе поможет случай… Тут еще два короля.

— Нет, про них не надо! — голос Леры дрожал.

— Господи, зачем я согласилась… — сказала цыганка с горечью.

— Говорите все, что видите! Лучше знать правду, если, конечно, это правда… Ведь карты могут ошибиться, скажите, могут?

— Карты или молчат, или говорят правду… Но они сейчас не все говорят.

— Значит, еще не все известно, что-то может измениться? Вот эта карта рядом со мной, что она значит?

— Эта карта говорит, что есть тайна, о которой ты узнаешь только через смерть близкого человека…

Лера вздрогнула, почувствовав холод внутри. Цыганка взяла ее за руку, развернула ладонью вверх, и холод вдруг исчез, а по всему телу разлился жар.

— Успокойся, родная, все образуется, — говорила цыганка банальные, ничего не значащие слова, но в ее устах они наполнялись каким-то особым смыслом, — все образуется, да не так скоро, как тебе хочется. Потерпеть придется… Будет у тебя все — и любовь, и богатство, ты умная, красивая, добрая, ты получишь такое счастье, какое другим не выпадает…

— Не надо меня утешать, — сказала Лера.

— Я говорю, что будет, — сказала цыганка строго, — ты сама попросила.

— Да, это правда…

— Тогда смотри, вот твоя линия жизни, а вот — линия сердца, они сойдутся! И все страдания твои останутся позади! А теперь я ухожу!