— Ты куда, Кубусь?

— У меня дела.

— Обед в холодильнике.

— Спасибо, мама.

— Смотри, чтоб не подгорели котлеты.

— Не волнуйся, мама.

— Что собираешься делать?

— Да так, ничего особенного.

— Сынок, только не натвори чего-нибудь.

— Можешь не волноваться.

— А вот пан Ковальский жаловался, что ты обвинил его в краже половика.

— Все уже выяснилось.

— Ты извинился?

— Конечно.

— А кто украл половик?

— Прыщавый Болек.

— Интересно, как ты узнал?

— У меня свой метод. — Мальчик слегка надул губы и еще на шаг приблизился к двери. Ему хотелось ускользнуть, пока мать не вспомнила о мусорном ведре, которое нужно вынести, и о прачечной, откуда надо принести белье.

Он украдкой взглянул на причесывающуюся мать, сидевшую перед зеркалом на низенькой табуреточке. У матери было приятное, с мягкими чертами лицо, спокойные ясные глаза. Кубусь очень ее любил и считал, что она самая красивая из всех матерей на свете.

Они жили в одном из «спальных» районов Варшавы и, по выражению матери, вели холостяцкое хозяйство. Пани Павликовой, служившей редактором в Польском агентстве печати, приходилось работать в разные смены, и она постоянно жаловалась, что не может уделять сыну достаточно времени.

На протяжении всего учебного года Кубусь занимался в школьных кружках. Обедал он тоже в школе. Теперь же, когда учебный год кончился, Кубусь вел совершенно самостоятельную жизнь. Он научился разогревать котлеты, оставленные мамой в холодильнике, варить кофе, жарить яичницу и даже делать омлет, изумительный омлет с джемом. Одним словом, это был вполне самостоятельный и исключительно практичный паренек.

Сейчас, глядя на мать, Кубусь подумал, что и в самом деле нужно бы вынести мусорное ведро, сходить за бельем. Его одолевали сомнения, но он все же решил, что мусорное ведро и белье могут подождать до вечера. У него есть более важные дела.

Кубусь взялся было за ручку двери, но мать остановила его:

— Постой… — Она в последний раз не спеша провела по волосам расческой и отвернулась от зеркала. — Меня немного беспокоит твое поведение… В последнее время ты сделался страшно таинственным.

— Так только кажется, мама.

— Как будто тебя называют Кубусь Детектив? Мальчик вспыхнул румянцем до корней волос, уставился мрачным взглядом на носки своих кроссовок и неуверенно пробормотал:

— Ну да… А что тут плохого?

— Конечно, ничего страшного, только… не можешь ли ты найти себе какое-то иное развлечение?

— Это вовсе не развлечение, — живо запротестовал Кубусь,

— Ты слишком молод для этого и можешь навлечь на себя неприятности. Пани Каспрусева будто бы застала тебя в шкафу в своей квартире.

— Вранье! — почти выкрикнул Кубусь. — Это был не шкаф, а сундук в сенях.

— А что ты там делал?

— Следил за старым Мацеем, тем самым, что чинит кастрюли.

— Боже мой! — Мать заломила руки. — Разве нельзя заняться чем-то иным?

— Но ведь у пани Каспрусевой пропала из курятника курица.

На губах матери мелькнула легкая улыбка.

— И ты, разумеется, выследил вора.

— Нет, нетипичный случай. Оказалось, курицу загрыз Збуй, пес Фаряшевских.

— Ой, Кубусь, дитя мое, — рассмеялась мать. — И когда ты наконец повзрослеешь? Не дождусь, когда мы выберемся из Варшавы.

Допрос завершился благополучно. Мать подошла к шкафу и, вынув сумочку, стала укладывать в нее разную мелочь: расческу, пудреницу, кошелек, чистый носовой платок, календарик… Кубусь придвинулся ближе и, быстро поцеловав мать в щеку, одним прыжком оказался у двери. С возгласом «Чао, мамуся!» он толкнул дверь и, выскочив на лестничную площадку, с облегчением вздохнул:

— Обошлось без слез…

Спустившись вниз, он вынул из кармана красный блокнот — свою самую большую драгоценность. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено крупными буквами: ДНЕВНИК ДЕТЕКТИВА. А дальше теснились загадочные заметки, понятные лишь ему самому. Он просмотрел последнюю запись. Взгляд его задержался на подчеркнутой красным карандашом фразе: «Дело о краже половика закончено 24 июня. Виновник: Прыщавый Болек». И Кубусь понял, что обманул свою мать. Дело в том, что все криминальные загадки последних дней он разгадал и, собственно говоря, у него не было больше работы. Но Кубусь не особенно огорчился этим обстоятельством. Он знал, что каждый день несет с собой что-то новое.

Кубусь шел, погруженный в раздумье, пока не увидел своего приятеля Янека Пирога, прозванного Ленивцем. Удобно развалившись на лавочке, Янек подставлял солнцу свое полное, лоснившееся от пота лицо и, прикрыв глаза, с выражением блаженного ничегонеделания изредка сплевывал на дорожку.

— Чао! — приветствовал его Кубусь.

— Чао! — буркнул в ответ Ленивец, не изменив позы и соизволив лишь чуть-чуть приоткрыть глаза.

— Что поделываешь?

— А ничего.

— Совсем ничего? Но ты ведь сидишь.

— Сижу и раздумываю о том о сем.

— О чем же, например?

— О том, что хорошо бы сходить на речку.

— Так почему не идешь?

— Не хочется.

— Тогда почему об этом думаешь?

— Да солнце так ласково светит, и приятно помечтать о речке.

«Совсем крыша поехала», — подумал Кубусь, но из симпатии к Ленивцу не произнес этого вслух, а немного помолчал.

— И долго будешь здесь сидеть? — спросил он наконец.

— Сам не знаю.

— Тогда поглядывай кругом хорошенько, не увидишь ли какого подозрительного типа.

Ленивец раскрыл глаза чуть пошире.

— А какой он, этот подозрительный тип?

— Такой, что вроде бы ходит как ни в чем не бывало, а сам тем временем что-то замышляет. Понятно?

— Не очень, но для тебя буду поглядывать.

— Ну, тогда чао!

— Чао! — Ленивец зевнул и с явным удовольствием закрыл глаза.

Солнце ласково пригревало, было светло, и вокруг царило радостное оживление. С ивы на соседние тополя вспорхнула стайка чирикающих воробьев, а над крышами домов кружились голуби.

Кубусь Детектив спокойно и уверенно шагал вдоль домов. Он шел, задумавшись, размышляя о Ленивце: «Как он может просидеть полдня на лавочке без всякого движения? Да у него на теле, наверно, рубцы от скамейки образовались». Кубусь был прирожденным мыслителем. Он мог найти свое объяснение любому явлению, но инертность Ленивца до сих пор оставалась для него загадкой.

Возле универсама Кубусь задержался, заметив стоявшую в окружении детей седую дородную женщину в темном шелковом платье и белой соломенной шляпке. Он узнал ее еще издали. Это была пани Шротова, жена доктора, бабушка Зыся Шрота. В кольце взъерошенных детских головок она выглядела могучей скалой, возвышавшейся над светлыми камешками. Женщина что-то взволнованно говорила, оживленно при этом жестикулируя.

Кубусь подошел ближе.

— Милые мои ребятки, — обращалась к юным слушателям пани Шротова, заламывая руки. — Если кто-то из вас найдет мою маленькую Крецю, пусть приведет ее ко мне. Я живу на втором этаже в третьем корпусе. Ну что за несчастье, что за беда! Мой бедный любимый песик!

Рыжая Казя, первой заметившая приближавшегося Кубуся, восторженно закричала:

— Ой, посмотрите — Кубусь Детектив! Он нашел вора, укравшего половик у пани Залесиньской. Он, наверно, найдет вам и Крецю.

— Простите, что здесь происходит? — с достоинством осведомился Кубусь.

— Мальчик мой! — вскричала пани Шротова, вытянув к нему руки. — Я тебя озолочу, если найдешь мою Крецю, мою дорогую маленькую таксочку…

— Простите, пожалуйста, — перебил ее Кубусь, — сначала мне нужно выяснить все детали.

Детвора уважительно расступилась, пропустив детектива к опечаленной старушке, которая, волнуясь, начала свой рассказ: