— Представьте себе, мой милый, пошла я в магазин, а этот невежа директор говорит, что с собаками заходить нельзя. Так что мне оставалось делать? Я привязала Крецю к решетке, купила того-сего, вышла из магазина, а тут… что за несчастье! Нет моей бедной Креци…

— Не надо волноваться, уважаемая пани, — успокоил ее юный детектив. — Если до вечера я не доставлю вам Крецю, то буду самым большим разгильдяем на свете.

Детвора восхищенно зашепталась. Пани Шротова еще шире развела руки, словно собираясь обнять Кубуся.

— Одну минуточку, уважаемая пани, — остановил он ее. — Сначала мне хотелось бы получить абсолютно точные данные. — Кубусь ловко вытащил из кармана блокнот и, раскрыв его на чистой странице, записал: «Дело Креци». Потом, перейдя на официальный тон, произнес: — Когда это случилось?

— Только что, прошло минут пять. Кубусь бросил беглый взгляд на часы.

— Значит, в десять сорок, — уточнил он, записывая, и вежливо спросил: — Как долго вы пробыли в магазине?

— Не помню.

— Это очень важно.

— Ну, скажем, пятнадцать минут.

— Пятнадцать минут, — аккуратно вывел Кубусь в блокноте. — Порода собаки?

— Длинношерстная такса.

— Ее возраст?

— Еще и годика нет, бедняжка.

— Окрас?

— Коричневая с подпалинами.

— Особые приметы?

— Очень любила сладкое.

— Какой на ней был ошейник?

— Кожаный с серебряными накладками.

— А поводок?

— Обычный. Кожаный ремешок.

— Благодарю. — Кубусь с треском захлопнул блокнот и успокаивающе улыбнулся. — Пожалуйста, не волнуйтесь. Еще до вечера постараюсь привести к вам Крецю. — Он вежливо кивнул, как подобает воспитанному человеку, после чего с весьма загадочным видом удалился в сторону четвертого корпуса.

Рыжая Казя повернула свою конопатую мордашку к пани Шротовой.

— Вот видите, я же говорила, что Кубусь Детектив все вам уладит.

Пани Шротова проводила Кубуся загоревшимся взглядом.

— Дай бог, чтобы все у него получилось! Такой милый мальчик!

У четвертого корпуса Кубусь завернул за угол и посмотрел вверх на третий этаж, где на одном из балконов бушевало пламя красных пеларгоний. Он заметил торчавшую между прутьями балкона старую поломанную выбивалку для ковров. Это означало, что Гипця дома.

Кубусь обрадовался, ему хотелось как можно скорее поделиться свежей новостью со своей помощницей. Вложив два пальца в рот, он свистнул — дважды коротко и один раз протяжно. Сигнал прозвучал, и на балконе показалось маленькое лукавое личико Гипци.

— Чао! — приветствовала она Кубуся.

— Чао! — откликнулся тот.

— Что нового?

— Спускайся вниз, узнаешь.

— Не могу, я учу урок.

— И сейчас зубришь? Да ведь каникулы!

— Английский. Сегодня последний раз занимаюсь с пани Баумановой. А что случилось?

— Выходи, расскажу.

— Подожди! — Гипця втянула на балкон выбивалку и, положив ее на цветочный поддон, мгновенно исчезла в комнате. Ее каблучки застучали по ступенькам лестницы, и тут же из входных дверей выбежала невысокая и подвижная как ртуть девочка. В тесно облегающих темно-синих джинсах она выглядела издали форменным мальчишкой.

— Ну, говори! — задыхаясь, выкрикнула она.

— Новое дело.

— Какое?

— Интересное, — невозмутимо проронил Кубусь и рассказал о встрече с пани Шротовой и исчезновении Креци.

— Думаешь, ее кто-то свистнул?

— Не имею представления.

— Может, сама удрала?

— Это надо проверить.

Гипця с сомнением покачала головой.

— Дело интересное, но как ты найдешь маленькую таксу в громадной Варшаве?

— Не беспокойся. Хочешь узнать, каким методом я пользуюсь в таких случаях? Идем со мной, может, чему-нибудь научишься.

— А английский?

— Это так важно? — Кубусь озабоченно почесал за ухом.

— А то! Мамуся говорит, что современный человек не может обойтись без знания иностранного языка.

— Это правда, но… — Кубусь глубоко задумался, потом хлопнул рукой по бедру. — У меня идея! Возьмешь с собой книжку и подзубришь, пока будешь меня ожидать.

— Попробую! — обрадовалась Гипця и бегом кинулась к дому.

— Подожди, — удержал ее Кубусь.

— А что?

— Возьми у мамы немного денег.

— Для чего тебе?

— На пиво деду Куфелю.

— А если мама не даст?

— Тогда не найдем Крецю.

— Прости, а какое отношение имеет Креця к деду Куфелю?

— Узнаешь. В этом и заключается мой метод.

— Попробую. — Гипця приветственно взмахнула рукой и, улыбнувшись Кубусю, вбежала на лестницу.

— О деньгах не беспокойся, — сказал Кубусь, когда они подходили к бару «У Белой Розы».

Ребята давно миновали новые дома, поблескивающие издали на солнце зеркальной гладью окон и цветной штукатуркой, и углубились в лабиринт узких немощеных улочек. Теперь они шли вдоль низких покосившихся загородных домиков, окруженных небольшими садиками. Из садиков доносился аромат цветущей черемухи, а из открытых окон — запахи готовящихся блюд. Друзья проходили мимо черных, покрытых толем голубятен, повалившихся заборов, мусорных куч, длинных жилых бараков. Они вступили в совершенно иной мир. Гипця с любопытством присматривалась к своему шефу.

— Эти два злотых — пустяк, — весело проговорила она. — Мама дала их на мороженое.

— Я тебе верну, как только уладим дело.

— Глупости, касса ведь общая.

— Не люблю, когда обманывают.

— Я тоже не люблю, но мороженое предназначалось мне.

Девочка взглянула на задумавшегося Кубуся, который шел с таким загадочным видом, будто размышлял об экспедиции на Луну. Гипця не могла долго выдержать без разговоров, длительное молчание смущало и беспокоило ее, и она робко заговорила:

— Слушай, а кто такой дед Куфель?

— Не знаешь деда Куфеля? — удивился Кубусь, огорченный подобным невежеством. — Да он самый важный человек в наших местах.

— А что он делает?

— Пьет пиво и знает обо всем, что происходит на Чернякове.

— А чем занимается?

Кубусь снисходительно улыбнулся.

— Раз он все знает, ему уже не нужно ничем заниматься.

— Интересно, — задумчиво протянула Гипця. — А он будет знать, куда подевалась Креця?

— Нет, он не занимается такими мелочами.

— Тогда зачем мы к нему идем?

— Не беспокойся, все будет в порядке.

Ребята подошли к бару «У Белой Розы». Здание бара имело довольно невзрачный вид. Одноэтажный дом с красным кирпичным фундаментом и обшарпанными желтыми стенами, находившийся в окружении неказистых бараков и сараев, глядел на немощеную улицу двумя подслеповатыми запыленными окнами. За стеклом одного из них виднелось блюдо с парочкой сельдей, киснувших в какой-то серой жиже, и несколько бутылок местного вина; во втором красовался выцветший плакат, призывавший покупать билеты спортивной лотереи. Из открытой двери тянуло запахами табачного дыма, прокисшего пива и несвежей маринованной селедки.

В этот ранний час в баре было еще пусто и тихо. Тишину нарушала лишь лившаяся из магнитофона печальная мелодия, выводимая тоскливыми голосами скрипок.

Кубусь остановился.

— Подожди меня здесь, — попросил он Гипцю, — я быстро все улажу. А ты за это время можешь подзубрить английские слова для пани Баумановой.

— Ха! — усмехнулась Гипця. — Мне бы тоже хотелось увидеть деда Куфеля. Ты уверен, что он здесь?

— На все сто. Если его здесь нет, значит, он уже умер.

— Тогда я иду с тобой, хочу ознакомиться с твоим методом.

Кубусь неохотно кивнул.

— Идем, только прошу тебя, не открывай рот, а то все может пойти насмарку!

Они вошли в первый зал, в глубине которого поблескивали отполированная стойка и никелированная кофеварка. В углу над недопитой кружкой пива дремал какой-то пьяный верзила. За стойкой бара высилась буфетчица в белом халате. Кубусь вежливо поздоровался: