ГЛАВА 16

Пространство замерло, время остановилось. Мне в руку впился кусок стекла из разлетевшейся на осколки крышки гроба, но боли я пока не чувствовал, да и полоска здоровья оставалась целой.

Я практически не мог двигаться, словно воздух вокруг меня превратился в тягучий кленовый сироп. Я застрял в этом мгновении, как муха в янтаре, как пытающийся уйти на дно кашалот, пронзенный сразу несколькими гарпунами китобоев.

И, судя по всему, такие же проблемы испытывали и все остальные. Молот Кабана замер на замахе и двигался со скоростью сантиметра в минуту. Старикан Зюганов застыл в увороте, Федор просто стоял, выпучив глаза, что для нашего мага, в принципе, было вполне обычным состоянием.

И только на одного участника событий эти ограничения не распространялись.

Ильич сел на своем ложе, небрежным движением руки смахнул осколки стекла с серой пиджачной пары и с любопытством оглядел обстановку.

— Похоже на склеп, товарищи, — странно, но он совсем не картавил.

Я подозревал, что это был не настоящий Ильич, потому что ну сколько в нем могло от настоящего Ильича остаться за столько-то лет, окромя скелета? Да и костюм ему, скорее всего, на фабрике "большевичка" пару лет назад пошили, но все же мужчина внушал.

Осталось только разобраться, что же именно он внушал.

Полоска здоровья над его головой тоже присутствовала, но была серой, хотя и значилась заполненной до краев.

— Тревожные времена настали, товарищи, — заключил Ильич и спрыгнул на пол. Стекло хрустнуло под каблуками его башмаков. — Хотя, сдается мне, что никакие вы не товарищи. Вот вы, батенька, — он обратился к Зюганову и тот покрылся краской под цвет балахона. — Дайте-ка я на вас внимательно посмотрю.

Ильич уставился на лидера партии, и тот отмер. Руки его бессильно упали вдоль тела, и я заметил, что он невольно заехал себе молотом по ноге, и даже не поморщился.

Какого фига здесь происходит?

Оказалось, что эту фразу я не подумал, а произнес. На речь никаких ограничений не было.

— Заскриптованная сценка, — прошептал Федор.

— Э?

— Ну, это типа рекламного ролика, который надо обязательно посмотреть перед филь… то есть, перед боем, — пояснил он.

— А он нас не положит, пока мы обездвижены?

— Нет, это было бы нечестно, — сказал Федор. Я вздохнул. — Хотя бывают разные баги.

Это не обнадеживало.

— Послушайте, что я вам скажу, батенька, — обратился Ильич к Зюганову, и я поймал себя на мысли, что Зюганов, если считать только года жизни, постарше Ленина будет и действительно ему в отцы годится. — В свете происходящего это не просто важно, а архиважно. Вы, батенька, называете себя моим последователем, но на самом деле вы оппортунист, меньшевик и, не побоюсь этого слова, представитель пятой колонны.

Молот выпал из руки лидера партии и ударил его по пальцам. Нет, все-таки не достоин.

— Но Владимир Влади… то есть, Ильич… — начал было Зюганов свою оправдательную речь, и хотя он быстро поправился, договорить ему все равно не дали.

— Молчите, батенька, — сказал Ильич. — Вы предали идеалы строителя коммунизма, поклонялись роскоши и предавались разврату в то время, как пролетариат терпел очередные притеснения. Вы не делали ни шага вперед, ни даже двух назад, вы просто топтались на одном месте. И хотя вы приложили некоторые усилия для моего возвращения, это не может служить вам индульгенцией.

— Но я же…

— Ярость Вождя! — выкликнул Ильич, выбрасывая руку вперед в самом известном своем жесте. Зюганов моментально посерел, на его теле появилась паутина трещинок, и секундной позже он рассыпался в прах, оставив после себя только балахон и партбилет.

Баги, значит, разные бывают.

Хотя, с другой стороны, он вряд ли был игроком, скорее продвинутой неписью, и наши правила на него не действовали.

Но команду "замри" все еще никто не отменял.

— Теперь вы, — Ильич уставился на меня, а я уставился на него. Полоска его здоровья по-прежнему была серой, уровень не читался. Собственно, помимо хитбара, никаких данных над ним и не было, видимо, предполагалось, что каждый, кто его повстречает, и так знает, кто это такой.

Хотя за молодежь я бы уже не поручился.

— Пролетарий, — сказал Ильич, переводя взгляд на Федора. — Интеллигент. Хм.

Интересно, а Кабана он куда запишет?

— Мелкий буржуазный элемент, — припечатал Ильич. — Что же заставило вас единым фронтом выступить против меня и идеалов мировой революции?

— Система, — выдавил Федор.

— Вы должны понимать, товарищи, что так называемая "Система" есть высшая форма эксплуатации человека человеком, — заявил Ильич. — Выступая на ее стороне, вы автоматически заносите себя в ряды моих идеологических противников.

— Рассуждая диалектически, мы вовсе не противники мировой революции, — сказал я. — Просто сложившаяся в мире политическая обстановка диктует нам такую манеру поведения.

— По-провокаторски рассуждаете, товарищ, не по-пролетарски, — сказал Ильич, и несмотря на обращение "товарищ", в воздухе запахло махачем. — Этого мы вам позволить никак не можем.

Он распахнул полы своего пиджака и достал из-за пояса небольшой серп, лезвие которого отливало серебром. Протянул другую руку, и оставшийся после оппортуниста Зюганова молот сам лег в его руку. Полоска здоровья над его головой мигнула и окрасилась в ярко-зеленый цвет, ко мне вернулась свобода движений, а вместе с ней пришло понимание, что фиг мы его затащим.

Говоря сухим языком Федора, это, наверное, был не просто рейд-босс. Это был какой-нибудь уникальный легендарный континентальный рейд-босс, и сейчас он нам тут устроит натуральную мировую революцию мобов во весь рост.

Кабан тоже отмер. Ударил молотом в пустоту, ранее занимаемую бывшим главным коммунистом страны, но быстро восстановил равновесие и перехватил свое оружие обеими руками. На ладонях Федора загорелись готовые сорваться вперед фаерболы, но уверенности на лице мага не читалось.

— Предлагаю план, — сказал я. — Раз задание все равно провалено, валим отсюда.

— Задание изменилось, — тихим, но напряженным голосом ответил Кабан. — Однако, план поддерживаю.

Я сделал шаг назад. Федор сделал два шага назад. Кабан, как лидер группы, продолжал стоять, прикрывая отход.

Ильич развел руки, открывая грудь в приглашающем жесте.

— Что, товарищи, даже чаю не попьете? — издевательским тоном спросил он.

— В другой раз, — сказал я. — Как-нибудь попозже.

Федор развернулся и рванул с места первым, и его темпу мог бы позавидовать любой спринтер. Прокачка прокачкой, но каждый из нас четко видел предел своих возможностей, и этот персонаж находился где-то очень далеко за ним.

Я побежал следующим и слышал топот замыкающего нашу процессию Кабана. Вождю мирового некропролетариата бегать не пристало, поэтому он просто двинул за нами быстрым шагом, что давало нам небольшую фору.

"Хаммер" Стаса был припаркован перед входом и его облепили любопытные зомби. Перепуганный Федор, все еще удерживающий лидерство в забеге, на секунду притормозил и снес их сорвавшимся с ладоней потоком огня. Затем, не останавливаясь, Федор впрыгнул на заднее сиденье.

Я немного задержался, оглядываясь, и мы с Кабаном оказались у машины одновременно. Он сел за руль, я — на пассажирское кресло. Стоило Кабану завести двигатель, как на выходе из мавзолея возникла скромная фигура Ильича.

Кабан воткнул заднюю передачу и рванул с места с пробуксовкой и килограммами очень дорогой резины на брусчатке. Хотя, возможно, она тоже регенерирует.

Ильич воздел руку с серпом и все обитавшие на Красной площади зомби бросились за нами в погоню. Внезапно и совершенно непредсказуемо для нас откуда-то из-за угла мавзолея вырулил ретро, явно дореволюционной постройки броневик с короткой пушкой на небольшой башенке. Ильич ловко запрыгнул на броню и броневик сорвался с места.

— Полный абзац, — высказался Кабан, дергая ручник и бросая машину в полицейский разворот. Дрифтовать на многотонном бронированном внедорожнике мне еще не доводилось, и на какой-то момент меня посетила твердая уверенность, что мы перевернемся, а потом до нас доберутся зомби, задержат нас до появления основной ударной силы и все закончится очень и очень плохо.

Но обошлось.

Кабан удержал машину, протаранил бетонное ограждение и вырулил на Никольскую, ранее считавшуюся пешеходной.

Зомби начали отставать, броневик пропал из вида где-то за их спинами.

— Даже не попробовали, — сокрушенно сказал Кабан.

— Ты абилку "Ярость Вождя" видел? — поинтересовался у него Федор. — Я уверен, она у него не одна такая. Ему по статусу еще и суммонить миньонов положено, а там снаружи вдоль стены любой чуть ли не на рейд-босса тянет.

— Но все равно это бред какой-то, — Никольская сменилась Старой Площадью, Кабан явно рулил подальше от центра. — Вот, например, броневик. Не было же никакого броневика, это просто городская легенда.

— А какая разница, что там было, а что легенда? — спросил Федор. — Это ж в любом случае не настоящий Ильич, а его копия, созданная Системой. Из наших представлений о нем в том числе.

— Я все равно его как-то не так себе представлял, — сказал я. — Думал, он поспокойнее.

— Возвращаясь к броневику, — сказал Кабан. — По всем законам развития научно-технического прогресса эта штука никак быстрее тридцати километров в час ездить вроде бы не должна. А я его в зеркале заднего вида до сих пор наблюдаю.

Мы с Федором оглянулись. И правда, броневик, держась на самой грани видимости, продолжал нас преследовать. Более того, мне даже показалось, что расстояние сокращается.

— Старой закалки революционер, — восхитился я. — И хватка, как у бульдога.

— Что-то я не хочу с ним ту политическую дискуссию продолжать, — сказал Кабан.

— А что там с заданием? — спросил я.

— Поскольку мы провалили вторую часть квеста, мне выдали новый, — сказал Кабан. — Завалить чувака любой ценой, если вкратце.