— Тот язык не просто так вымер, — сказал Кабан.
— Дорога к личному могущество плохо совмещается с привязанностями, — сказал Соломон. — В Системе нет места ни для дружбы, ни для любви. Только деловое партнерство, которое, как правило, носит временный характер.
— Я с теми, кто мне не нравится, никаких дел не веду, — сказал Кабан.
— Так я и не к тебе, — резонно возразил Соломон.
— Ну так и пошел вон с моей лужайки.
Соломон сделал шаг вперед. Но не в сторону калитки, а по направлению к дому.
Кабан подскочил и ударил его молотом. Попытался ударить. Соломон с легкостью блокировал удар бронированной рукой, словно ему не боевым орудием попытались вломить, а прутиком погладили.
С ладоней Федора сорвались два фаерболла, которые расплескались по темной броне Соломона, не причинив ее владельцу никакого вреда. Дед Егор выпалил из винтовки, игрок даже не покачнулся и не посмотрел в его сторону.
К этому моменту я уже понимал, что дело наше гиблое но если друзья лезут в драку, ты, хочешь-не хочешь, а тоже должен вписаться.
Иначе что же ты за человек?
Увидев мою биту, Соломон только ухмыльнулся. Он не стал блокировать удар или уклоняться от него, явно полагаясь на свою броню.
В последний момент я успел нажать на камень, активирующий "призрачный клинок" и влепил пришельцу по ребрам.
Он охнул, роняя шлем. Полоска здоровья над его головой дернулась и просела. Немного, процентов на пять, не больше, но и это уже значило, что в принципе заковырять его можно.
Правда, он такой возможности не дал. Я едва успел отвести Клаву для нового замаха, как он пнул меня в грудь.
Бронированной, надо заметить, ногой.
Ощущения были такие, словно меня туда ударили боевым молотом Кабана, привязанным к его же "хаммеру". Я отлетел назад и плюхнулся на спину, перед глазами поплыл кровавый туман и я почувствовал, что вот-вот отключусь.
Уже почти без сознания, на одних только непонятно откуда взявшихся рефлексах, я выудил из инвентаря исцеляющее зелье и влил его в себя. На вкус оно "жигулевское" совсем не напоминало. Скорее, молочный коктейль напополам с уксусом.
Кровавый туман отступил, и я увидел, что Кабан тоже валяется на земле, метрах в пяти от своего молота, а Федор с дедом Егором медленно отступают к границам участка.
Соломон стоял на месте. Здоровье его уже было восстановлено до полного, он отшвырнул в сторону склянку, выполненную куда более изящно, чем моя.
— Я — Соломон Рейн, — повторил он. — Я вхожу в топ сто общего киллрейтинга Системы. Всей системы. Неужели вы думаете, что можете причинить мне хоть какой-нибудь вред? Неужели вы на самом деле думаете, что способны меня остановить?
— Ну, на одну бутылку мы тебя уже разорили, — сказал я.
Он посмотрел на меня. Такое впечатление, будто меня рентгеном просветили. Наверное, следователи НКВД такое же впечатление на своих собеседников производили.
Типа, вижу тебя насквозь и в грош тебя не ставлю. На меня с первого класса начальной школы так никто не смотрел.
Не то, чтобы наша классная руководительница какое-то отношение к НКВД имела…
Эта мысль оказалась тревожной. Не сама по себе, конечно, но она потянула из глубин подсознания какую-то другую мысль, а мозг упорно отказывался ее воспринимать. Ощущение было неприятное, как будто кто-то раскаленным гвоздем мне извилины распрямляет.
— Только потому что ты, неандерталец, всунул один из ультимативных боевых навыков Системы в эту низкоуровневую дубину, — сказал он. — Я не ожидал такой глупости даже от вашего отсталого мира, но больше я этой ошибки не повторю.
Выбежавшая из дома Оксана бросилась к лежащему Кабану, ее руки окутались золотистым свечением, и хитбар Стаса пополз вверх. Впрочем, то ли он был куда здоровее меня, то ли ударили его не так сильно, в красную зону его здоровье так и не упало.
Но откуда же взялся этот чертов Соломон и какой у него уровень, что он нас вот так запросто расшвырял?
— Давайте еще раз, — сказал Соломон устало. — Я не хочу драться. Я мог бы убить вас всех еще до того, как вы бы сумели сообразить, что происходит, но я предпочитаю не убивать без необходимости и договариваться по-хорошему. Или вам нужна еще одна попытка, чтобы понять?
— Пожалуй, что не нужна, — сказал я.
Дед Егор вскинул двустволку и выпалил Соломону в голову. Метров с пяти, что, в принципе, является убойной дистанцией даже для пистолета.
На мгновение вокруг Соломона вспыхнуло почти невидимое защитное поле. Оно подсветило его силуэт легким сиреневым цветом и поглотило весь входящий урон.
— Не стоит говорить за всех, ек-макарек, — сказал мне дед Егор. — Мне это было нужно.
— Теперь все? — спокойно осведомился Соломон. Хорошо хоть, мушку спилить не предложил.
— Все, — сказал дед Егор, перезаряжая ружье. — Таперича можно и поговорить, если ни у кого больше возражений нет.
Кабан покачал головой. Возражения у него, может, и были, но он чувствовал, что ситуация к ним не располагает. Я подумал, что из известных мне на данный момент личностей только Ильич мог бы этому типу аргументированно возразить, и то больших денег на исход этого боя я бы ставить не стал.
— Тогда пусть последний игрок выйдет из дома, — сказал Соломон.
Кабан сжал Оксанкину руку. Его жена робко улыбнулась в ответ.
— То есть, тебе нужна не она? — спросил Стас.
— Не она, — подтвердил Соломон.
По лицу Кабана расплылась довольная улыбка, которую он тщетно попытался скрыть от жены.