“Даже если Золотой-Голос и права, — вступил в беседу Кривой-Хвост, другой представитель старейшин, — это не значит, что мы покинем старые пути за один единственный день, Старшая Певица. Если мы сделаем так, как говорит она, то мы, разумеется, для начала пошлем в другой мир Танцующей-на-Облаках лишь немногих. Не больше руки, самое большее — двух”.

“Не обманывай себя, Кривой-Хвост, — ответила Ветер-Памяти. — Да, мы начнем лишь с немногих. И по крайней мере одна певица памяти должна быть с ними, поскольку — она метнула на Золотой-Голос ироничный взгляд — я не имею намерения пытаться убедить замужнюю кошку, обремененную собственными котятами, которая к тому же была связана с человеком, сделать то, в необходимости чего все старейшины Клана Солнечного Листа не смогли убедить неопытного котенка так много смен сезонов назад! И среди них должны быть охотники и разведчики… я бы сказала, по меньшей мере три руки. Но главную роль здесь играет не число — оно неважно. Значение имеют перемены. Я не думаю, что они придут сразу же, и я по-прежнему советую продвигаться вперед осторожно, однако само это продвижение потребует от Народа явить свой истинный разум людям. А это изменит сами взаимоотношения между людьми и Народом, повсеместно, навсегда”.

“Ты говоришь правду, Старшая Певица, — согласилась Золотой-Голос. — Но я добавлю вот еще что. Хотя Поющая-Истинно и советовала нам остерегаться, она всегда знала, что придет тот день, когда Народ сделает этот шаг. Я думаю, что она могла бы согласиться с вами в том, что мы не должны двигаться с опрометчивой поспешностью… но я так же думаю, что она бы удивилась, что мы так долго шли к этому”.

“Что же именно ты советуешь, сестра-по-выбору?” — спросила Ветер-Памяти мыслеголосом, в котором больше не слышалось и намека на враждебность.

“Кошка-мать, связанная с человеком, обычно оставляет своих котят в своем родном клане, — ответила Золотой-Голос. — Я так не поступлю. Вместо этого, Смеющийся-Ярко и я возьмем их с собой в другой мир Танцующей-на-Облаках. А когда мы это сделаем, то, как и предлагала Ветер-Памяти, мы возьмем с собой других помогать нам обучать и растить их… и открыть людям новую дверь”.

“Это смелый план…и опасный, — медленно произнес Мастер-по-Коре. —Окончательное решение будет принято не здесь и не сейчас, сестра-по-выбору, и это касается не только нашего клана. Мы должны посоветоваться с другими кланами и их старейшинами”.

“Я понимаю. Но я также понимаю, что, как часто случалось и прежде, остальные кланы последуют за Яркой Водой. Этот клан был первым, распахнувшим дверь; если он решит открыть следующую, то недолго будет оставаться в одиночестве”.

“Возможно, так оно и будет, — признал Мастер-по-Коре, — однако было бы невежливым, а так же и опасным приступить ко всему этому, по крайней мере не выслушав их мнения. Это займет какое-то время, по крайней мере две или три руки дней”.

“Это достаточно быстро, — сказала ему Золотой-Голос. — Танцующая-на-Облаках наверняка не покинет наш мир в течение этого времени. У нас будет время для множества споров”.

“Это точно, — вставил Смеющийся-Ярко, гордость за подругу ярко сияла в его мыслесвете, когда он обнял ее рукой. — Но каким бы не оказалось решение, Золотой-Голос и я, и наши котята, уйдем с Танцующей-на-Облаках”. За этим заявлением разведчика не последовало такого шока или удивления, который оно бы вызвало в других кланах. В конце концов, это же был клан Яркой Воды… и старейшины знали Смеющегося-Ярко с его младых когтей.

“Мы это понимаем, Смеющийся-Ярко, — сказала ему Ветер-Памяти, ее мыслеголос и мыслесвет были насыщены сдерживаемым весельем, — но по крайней мере оставь нам иллюзию, что мнение всего остального Народа этого мира имеет хоть какое-то значение!”

“О, само собой, Старшая Певица! — со вспышкой радости заверил ее Смеющийся-Ярко. — В конце концов не следует проявлять неучтивость, ведь так?”

Хонор Харрингтон бросила взгляд поверх своего книжного проектора, когда открылась старейшая на всем Сфинксе кошачья дверь. Ее пра-пра-пра-(и так далее)бабушка Стефани и Львиное Сердце были первыми, кто стал пользоваться этой дверью сотни стандартных лет назад, и она улыбнулась, в то время как еще два древесных кота воспользовались ею, чтобы просочится в помещение.

— Привет, Паршивец! — сказала она, отставляя свою кружку с какао. — Ну что, хорошо провел время с родней?

— Мяу! — согласился Нимиц, мягко перетекая по полу к ней и излучая почти невыносимое самодовольство. Он выглядел так, словно только что обнаружил, что является полновластным хозяином целой грядки с сельдереем, подумала Хонор, и с усмешкой покачала головой.

— Он иногда бывает ужасно самодовольным, не правда ли? — спросила она меньшую по размеру пеструю древесную кошку, которая сопровождала его, и Саманта согласно мяукнула. Она направилась к кушетке и легко запрыгнула на нее, чтобы заглянуть в корзинку, стоявшую рядом с Хонор. В ней спокойно спали четыре восхитительных клубочка пушистого меха — причем один из них слегка похрапывал — и Саманта снова мяукнула, мягче и более нежно, и протянула тонкую руку, чтобы ласково погладить одного из своих детей.

— Я же обещала присмотреть за ними — сказала ей Хонор, потянувшись, чтобы в свою очередь приласкать ушки Саманты, и подруга Нимица повернулась, чтобы посмотреть на нее ярко-зелеными глазами. Секунду они выглядели такими серьезными и осмысленными, что Хонор удивленно моргнула, но затем Саманта, похоже, одернула себя. Она отвернулась от своих спящих детей и мягко взобралась на колени Хонор, сворачиваясь в аккуратный бублик, а Нимиц устроился позади своих подруги и человека.

Саманта уткнулась носом в Хонор и глубоко вздохнула, затем закрыла глаза и заурчала в медленном, глубоком мурлыкании, поскольку длинные пальцы Хонор стали поглаживать ее пушистую шубку. Меньше чем через пять минут ее мурчание превратилось в медленное, глубокое дыхание, и Хонор взглянула сверху вниз на полностью расслабленную, шелковисто-теплую кошку, так доверчиво уснувшую у нее на коленях. Затем она посмотрела на Нимица, столь же аккуратно свернувшегося около нее на кушетке, и покачала головой.

— Взгляни на нее! — мягко произнесла она, и усмехнулась. — Такая усталая, что можно подумать пока ее не было, она мир изменяла, или творила еще что-то в этом роде!

— Мяу! — согласился Нимиц, а затем устроил собственный подбородок на бедре своего человека рядом с Самантой, и мягкое урчание его мурлыканья перекрыло медленное дыхание его подруги, а Хонор снова усмехнулась и положила руку ему на голову.