— Да не может быть! Откуда ты, Яковенко? Как попал в эти края?

Яковенко был товарищем Курнатовского по Петербургскому университету. Они вместе участвовали в протесте, организованном против нашумевшего адреса Андреевского. Но Яковенко избежал тогда " репрессий. Лишь позднее полиция докопалась до фактов, говоривших об участии Яковенко в этом деле и его конспиративных связях. И тогда Яковенко прошел тернистый путь, напоминавший усеянную мытарствами дорогу Курнатовского. С трудом выбравшись за границу, он решил завершить свое медицинское образование в Цюрихском университете. Вскоре Яковенко поступил на предпоследний курс медицинского факультета.

Нужно ли говорить, как счастлив был Яковенко, встретившись с Курнатовским, как был он ему благодарен за теплое, товарищеское участие.

Яковенко, наблюдательный человек и уже почти сформировавшийся врач, обратил внимание на странное поведение Курнатовского. «Почему Виктор часто переспрашивает слова? Почему он во время беседы прикладывает ладонь к уху? Почему он так замкнут?» Яковенко решил проверить возникшие у него опасения. Однажды он очень тихо задал Курнатовскому вопрос. Тот не ответил. Яковенко повторил вопрос чуть громче. Курнатовский переспросил его. Тогда Яковенко громко повторил тот же вопрос и настойчиво заговорил с приятелем:

— Ты что, стал плохо слышать? У тебя что-то неладное с ушами?

Курнатовский смутился. Он не любил жаловаться на свое недомогание.

— Да нет, это случайно, скоро пройдет. Но от Яковенко трудно было отделаться. Шаг за шагом он выведал у Курнатовского все о его болезни и узнал, что глухота то усиливается, то становится порой слабее, а иногда и совсем исчезает. Рассказ Виктора взволновал Яковенко. Среди преподавателей факультета он разыскал швейцарца-специалиста по ушным болезням, душевного человека, который согласился бесплатно осмотреть Курнатовского — ведь, собственно, отсутствие денег всегда мешало Виктору прибегнуть к медицинской помощи.

Доктор подтвердил основательность опасений Яковенко.

— Положение вашего друга действительно очень серьезно. Если болезнь не приостановить, он скоро совсем потеряет слух.

Но весной 1893 года Курнатовский неожиданно почувствовал себя значительно лучше. Глухота почти исчезла. Благодатный климат Швейцарии сделал свое. У Виктора изменилось настроение. Он много работал, не пропускал ни одной лекции, семинара.

— Химия нужна нам, революционерам, — говорил Курнатовский, — химические чернила для тайнописи, химические краски для мимеографов, изготовление взрывчатки для бойцов революционных баррикад.

1893 год был годом подъема не только в жизни Курнатовского, но и в жизни всего рабочего Цюриха. С наступлением весны сюда съехались многие деятели международного рабочего движения. Город готовился к очередному конгрессу II Интернационала. Проходили оживленные рабочие собрания. Политические деятели выступали перед рабочими с лекциями. Общественная жизнь била ключом.

Но именно в это время пришла весть, которая взволновала всех: президент США Кливленд готовился вместе с русским императором Александром III подписать трактат о взаимной выдаче преступников. Печать всего мира откровенно писала, что и Кливленд и Александр III, ведя переговоры, имеют в виду не только убийц, аферистов, взломщиков, но и политических противников русского царизма.

Обеспокоенные этим сообщением, русские эмигранты решили организовать митинг протеста. Вожди германской социал-демократии Август Бебель, Вильгельм Либкнехт и Пауль Зингер, которые находились тогда в Цюрихе, согласились принять участие в митинге. От группы «Освобождение труда» из Женевы приехали Аксельрод и Засулич. Назревало крупное политическое событие. И мальчишки, продавцы газет, с утра до позднего вечера оглашали улицы Цюриха криками:

— Купите «Нейе Цюрих цейтунг»! Сенсационное сообщение. Америка ведет переговоры с русским царем о выдаче политических эмигрантов! Готовится митинг протеста! Купите, купите газету!

На митинг пришли рабочие, студенты, швейцарские и немецкие социал-демократы, политические эмигранты, главным образом, конечно, русские.

Митинг был непродолжительным, но бурным. Тон задали ветераны германского рабочего движения — Либкнехт и Бебель. Выступали и другие ораторы. Среди них оказался и Курнатовский. Он недавно сам прошел через тюрьму и ссылку и мог, как очевидец, рассказать собравшимся о том, что творится в его несчастной стране, где царит произвол, где секут и вешают, гноят людей в тюрьмах и ссылках.

Когда Курнатовский спустился с трибуны, к нему подошел человек лет пятидесяти с очень привлекательным лицом.

— Пауль Зингер, — представился он и, взяв Курнатовского под руку, подвел его к Вере Ивановне Засулич. Познакомив их, он продолжал: — Вы прекрасно говорили. Немецкие рабочие — а я хорошо знаю их сердца и думы — на вашей стороне. Как депутат рейхстага сделаю все, чтобы у нас в Германии протест против этого гнусного трактата стал всеобщим.

Курнатовский впервые встретился с Зингером, но знал о нем давно. Ведь это он, Зингер, в разгар франко-прусской войны 1870 года открыто выступил против захвата полчищами кайзера Вильгельма 1 Эльзаса и Лотарингии. Немногие в тогдашней Германии, охваченной шовинистическим угаром, могли решиться на это!

Курнатовского и радовало и смущало знакомство с Зингером. А тут еще рядом сидела Засулич, имя которой было известно всей революционной России. Смущаясь, он с трудом вел беседу, отвечал невпопад. Однако очевидное расположение к нему новых знакомых ободрило Курнатовского, и он постепенно разговорился. Засулич обещала познакомить Виктора Константиновича с Плехановым.

— Георгий Валентинович, — сказала она, — слышал много хорошего о вашей работе.

В начале августа 1893 года Плеханов приехал в Цюрих на совещание представителей русских социал-демократов, проживавших за рубежом. Обычно сдержанный, Плеханов, знакомясь с Курнатовский, был приветлив, почти ласков с молодым человеком, наговорил ему много лестного. А такое с Плехановым случалось не часто. Георгий Валентинович подробно расспрашивал Курнатовского о возможностях распространения марксистской литературы в России. Внимательно выслушал он и отзыв Курнатовского о своей работе «Наши разногласия». Виктор Константинович искренне хвалил этот труд Плеханова, но заметил, что такого рода работу следовало бы дополнить примерами из русской жизни, тогда ее ценность, безусловно, возросла бы. Плеханов согласился с ним, сказав, что, к сожалению, материалов из России поступает очень мало. Прощаясь, он просил Курнатовского присылать критические замечания на все издания женевской типографии русских социал-демократов.

Спустя несколько дней Плеханов прислал Виктору Константиновичу билет на Цюрихский конгресс II Интернационала. А затем пришел тот незабываемый день, когда Виктор Курнатовский увидел Энгельса. Переполненный зал стоя встретил друга и сподвижника Маркса. Казалось, что овациям не будет конца. Никто тогда не предполагал, что это его последнее выступление перед посланцами рабочего класса всего мира.

Великий Энгельс, тяжело опираясь на край трибуны, поднял руку. Он просил тишины. Он был уже серьезно болен. Когда смолкли последние аплодисменты, в зале зазвучал, голос, который Курнатовский запомнил на всю жизнь.

Энгельс призывал всех истинных социалистов опираться на массовое рабочее движение. Именно в этом движении, в его развитии находился ключ к победе.

— Социалисты, если они, конечно, истинные социалисты, не должны забывать о конечной цели всего движения. Это завещал нам бессмертный Маркс…

Курнатовского точно подменили. Жизненные неурядицы, недоедания, болезнь — что все это по сравнению с той великой минутой, которую он только что пережил! Пусть снова тюрьма, каторга, пусть даже смерть, но до последнего своего часа он будет верен делу пролетариата. Он ушел с заседания конгресса, тоскуя по родине, думая о том, что ему необходимо как можно скорее вернуться туда и принять участие в разгоревшейся битве против царизма.