Мужчины разделились по группам. Кто обсуждал международные вопросы, кто служебные дела.
Мне это наскучило, и я попросила Виктора незаметно улизнуть в сад. Но не тут-то было. На пути появился Иван Петрович.
- Как поживает Алексей Иванович? - обращается он ко мне.
- Спасибо. Хорошо. Передает вам привет.
- Скажите ему... Впрочем, сейчас не могу... Так хочется тишины...
- Вид у вас измученный...
- Досталось ему, - вставил Виктор.
- Пришлось немного... Но ничего, отдохнем. Передайте и мой привет Алексею Ивановичу. Извините, я, кажется, вас задержал, молодые люди.
Мы вышли с Виктором в сад. Я еще не была здесь, поэтому для меня все было в диковинку. Двухэтажная дача утопала в сосновом лесу. Перед домом - большая клумба с тюльпанами. Дорожка к дому по бокам обсажена примулами, тюльпанами. В мае они уже зацвели. Красиво. Чистый воздух. Пьянящий запах хвои. Кругом все начинает зеленеть. Представляю себе, что здесь будет в пору общего цветения.
- Как хорошо здесь! - невольно вырвалось у меня, когда мы сели в диван-качалку, под красивым разноцветным тентом. Виктор толкнул диван, и мы, поджав под себя ноги, начали плавно раскачиваться.
- Хорошо. А ты все упрямилась приехать сюда. Я рад, что тебе здесь нравится, - говорит Виктор, нежно обняв меня и поцеловав в щеку. Я повернулась к нему, и мы оба замерли в долгом поцелуе.
- Вот они где, - вдруг как гром среди ясного неба раздался голос мамы Виктора. - Я пришла за вами. Пошли, - тоном, не терпящим возражений, закончила она.
Смущенные и покрасневшие, мы пошли за нею вслед.
Когда мы вошли в дом, гости уже сидели за столом. Все ждали нас. Продолжилось прерванное застолье.
Отношения с Роджерсам развивались по плану, разработанному чекистами. Доверие Роджерса ко мне и моим сообщениям вроде бы укреплялось и, судя по всему, сулило ему обнадеживающие перспективы.
Очередное письмо от Роджерса вызвало разные суждения и предположения. Оно было коротким и лаконичным, как призыв к атаке.
«Дорогой друг! 20 августа в 18 часов 10 минут будьте у входа метро «Кировская». Вот и все.
- Что бы это означало? - обращается полковник ко мне и Владимиру Николаевичу.
- Передать что-то хотят, - первым откликаюсь я.
- Мне думается, что это идет проверка... - отвечает Владимир Николаевич.
- Выходит, не доверяют? - удивился я.
- Доверяя, проверяй - - одно из обязательных условий работы разведки... Михаил Петрович, мне кажется, Роджерс переходит к чему-то важному... Извините... - говорит Владимир Николаевич, вставая с дивана и направляясь к окну.
- А если и то, и другое? - говорит полковник, провожая взглядом Насонова.
- Возможно... Но сейчас не тот вроде бы резон, - отвечает Насонов.
- Почему? - словно на экзамене допытывается полковник.
- Слишком большой риск. А во имя чего? Есть более безопасный способ передачи - тайник. Михаил Петрович, а на улице начинается дождь. - В голосе Насонова звучат радостные нотки.
Полковник при этих словах быстро подошел к окну.
- Наконец-то дождались, - говорит он, задерживаясь около Насонова.
Подошел и я. Все мы обрадовались долгожданному дождю. Лето в этом году выпало жаркое, засушливое. В лесах Московской области уже кое-где отмечались пожары.
- Вот вы говорите, что риск в данном случае как бы не соответствует обстоятельствам сложившейся ситуации. А знаем ли мы, что на данном отрезке времени они затевают по ту сторону? - спрашивает полковник, возвращаясь с Насоновым на прежнее место.
Я тоже последовал за ними.
- Понимаю, - отвечает Насонов.
- Надо быть готовым ко всему. Подумайте, как понадежнее обеспечить Алексею Ивановичу встречу, - говорит полковник, усаживаясь на диван.
Мне не терпелось, как и в прошлый раз, задать вопрос: «А почему я должен быть у метро именно в 18 часов 10 минут? Зачем тут еще минуты? Куда проще ровно в 18 часов - и никаких гвоздей».
- Учтите, Владимир Николаевич, время встречи не случайно выбрано в час пик, - словно отвечая на мои мысли, замечает полковник и, обращаясь ко мне, говорит: - Ваша задача - не суетиться, вести себя естественно, непринужденно, а главное... - И полковник начал мне объяснять, что я должен делать в ситуации, в которой, возможно, могу оказаться. - Знайте, мы будем рядом, - заключил полковник и, теперь уже обращаясь к Владимиру Николаевичу, заключил: - Предусмотрите на всякий случай наблюдение за Кротом.
Я слушаю диалог между чекистами и думаю: какими же надо обладать качествами, чтобы, вовремя уловить, разгадать и обезвредить ход противника. И еще большим уважением я проникаюсь к ним.
Мы втроем находимся на квартире Владимира Николаевича и подводим некоторые итоги пройденного пути. Он меня заранее предупредил о встрече с полковником, и я, идя на нее, очень волновался. Я до мелочей помню первое наше знакомство с ним, разговор, который произошел в его кабинете на Лубянке, и его напутственные слова. Тогда я еще обратил внимание на его манеру повеления. Он, как и сейчас, был сдержан, строг и внимателен. В его глазах светились ум, проницательность, энергия и какая-то необъяснимая притягательная сила. Он словно завораживал вас, проникая взглядом в самые потаенные уголки души.
- Как обстановка дома? - спросил меня полковник, когда мы закончили деловую часть разговора.
- Нормально.
- Есть к нам какие-либо просьбы?
«Не хватало еще, чтобы я обращался к чекистам с просьбами, после того что со мной и моим братом произошло», - подумал я и даю отрицательный ответ.
- Ваш сосед, кажется, скоро переезжает на новую квартиру?
- Д-аа... - растерянно подтвердил я. Для меня этот вопрос был приятной неожиданностью.
- Ну, что же, Алексей Иванович, тогда, как. говорится, ни пуха ни пера.
Разве могу я такому человеку сказать то, что полагается в этом случае? У меня язык не поворачивается.
Полковник понял мое смущение и, улыбнувшись, мягко произнес: «К черту», - после чего, попрощавшись, покинул квартиру.
Через некоторое время, обговорив некоторые детали, мы с Насоновым расстались.
И вот за пять минут до назначенного срока я стою рядом с входом в метро «Кировская». Только что закончился рабочий день, и народ сплошным потоком повалил в метро. Впервые за долгие годы жизни в Москве я так внимательно наблюдаю за людьми. Вот он, час пик, о котором говорил полковник. Все суетятся, спешат. Я всматриваюсь в сосредоточенные лица прохожих, ловлю на себе безразличные взгляды. И все мимо, мимо меня плывет людской поток.
Невдалеке от меня прохаживается Насонов. Я его вижу, и у меня спокойно на душе. Смотрю на часы. Осталось две минуты. Скоро должно что-то произойти. Вдруг рядом со мной останавливается молодая женщина. Она нервно оглядывается, кого-то ищет, а затем обращается ко мне:
- Сколько времени?
- У вас же часы на руке.
- Простите... - И она поспешно поднимает руку к глазам. - Десять минут. Все. Больше не могу, - говорит она с огорчением, и поток людей тут же уносит ее в метро.
Я продолжаю стоять, изредка поглядывая на часы.
Время - 18 часов 20 минут. Все. Мое время истекло.
Так ничего и не произошло, если не считать той женщины, которая интересовалась временем. Кроме нее, ко мне никто больше не подходил. Значит, это была жена Крота, решил я, вспомнив разговор полковника с Насоновым. Интересно, что это за фигура - Крот? Впрочем, это уже находится за пределами моих возможностей.
На внеочередной встрече Насонов сообщил:
- «Смотрины» состоялись, Алексей Иванович. Так что будем начеку.
- Догадываюсь. Это была жена Крота. Здорово она разыграла меня с часами, - ответил я с досадой.
- Между прочим, она наблюдала за вами из машины «такси».
- Как?! А кто же подходил ко мне?
- Господин случай.
- Выходит, промазал... Владимир Николаевич, я что-то не понимаю цели «смотрин».