— Ой, ой! — теперь уже обе княжны в ужасе прижали руки ко рту.

— Да, так вот… И взмолилась тогда Ирина: "Господи! Всё, что имею, отняли у меня злые люди, а за что? За веру православную, за то, что не предала огню святые иконы, от матери на счастье полученные! Вразуми, Господи, мужа моего, и верни мне отнятое!"

— Вразумил? — вновь встряла Мария.

— Ну, не то, чтобы вразумил… Видать, не подлежал божественному вразумленью базилевс Лев. Чересчур крепка голова оказалась, крепче цареградского шелома, — девушки прыснули от смеха. — Но вот неправедно отнятое царице Ирине вернул Господь, да и с лихвой. В общем, вскорости помер Лев Четвёртый Хазар, в тот же год. А сыну его, Константину, тогда и десяти годков не исполнилось ещё. И вот стала Ирина единовластной правительницей всей ромейской империи.

— Он от того помер так скоро, что охранять его стало некому! — вдруг убеждённо заявила Феодулия. — Царица Ирина до той поры молилась за него, а тут перестала. А все остальные желали ему только зла.

— Думаешь? — хмыкнул Фёдор — Очень даже возможно, что и так.

— А дальше? — подала голос Мария.

— Спустя сорок дней после смерти свёкра собрались ближние бояре бывшего базилевса на тайный сход, и порешили поставить императором Никифора, брата покойного Константина. Однако заговор был раскрыт. Ирина, добрая душа, не стала никого казнить смертью, хотя и следовало бы. Велела только высечь заговорщиков, — обе княжны прыснули, — да постричь в монахи. И заставила их на Рождество служить при всём народе молебен за своё здоровье, да за долгое царствование.

Девушки засмеялись.

— Так им и надо, змеюкам подколодным! А дальше?

— Дальше — хуже. Став вожаком волчьей стаи, поневоле выть научишься… И потянулись интриги, заговоры, опять интриги… Власть, она ведь засасывает. И сын у царицы Ирины рос в этом гадюшнике, насквозь пропитанном ядом. А как подрос, надумал маменьку от власти отстранить, и самому царствовать. Ладно… Поначалу Ирина и не противилась — родной ведь сын, опять же по закону право имеет… Но молодой император так повёл себя, что в народе стали говорить — "хуже магометанского нашествия только императорская власть". Да сверх того Константин собрался было возобновить гонения на святые иконы. Вот этого уж царица Ирина стерпеть не смогла. И решилась она тогда на злое дело — свергнуть своего сына и заточить. Сказано — сделано… Казна у неё была немалая, и сторонники были. Вот только когда взяли его, Константина то есть, так тут же ослепили.

— Ой, ой, ой! — ужасались девушки.

— Да, тёмное дело… В общем, вышло так, что как бы извела она своего единственного сына своими собственными руками. Да только Господь наш всё видит. Отвернулась с той поры удача от царицы Ирины, и малость погодя саму её свергли, и заточили в сыром подвале мрачной каменной башни, без окон, на уединённом острове Лесбос посреди пустынного моря. Там она вскорости и померла, от жестокого обращения…

— Ой, ой, ой!

Фитилёк одной из двух горевших свечек вдруг лёг плашмя в лужице растопленного воска, зашипел и погас. Сразу стало ещё темнее, мрачные тени из углов подступили вплотную.

— Ох и хитрые вы, девки! — спохватился боярин Фёдор — Заговорили-таки… Арифметикой-то когда заниматься будем?

— Завтра, дядя Фёдор, — убеждённо заявила Мария, честно глядя в глаза учителю. — Сегодня уж никак.

Тут княжна Феодулия не выдержала, засмеялась-таки, а спустя секунду захохотал и боярин.

…

— … Филя, Филь, ты спишь?

Пауза.

— Нет, Мариша. Не сплю я.

— Ты про царицу Ирину думаешь, да?

Снова пауза.

— Я думаю, как оно так выходит… Вот почему так — и красивая, и умная, а счастья нету, — вновь заговорила Мария. — Почто так?

— Да ведь дядько Фёдор сказал же… В змеином гнезде доброй девушке жить никак невозможно, Мариша. Либо сама змеёй станешь, либо зажалят тебя насмерть. У них там в Цареграде отравы в каждой чашке…

— Хорошо, что у нас не так тута.

Феодулия помолчала, обдумывая ответ.

— Да, у нас на Руси не так. У нас проще — вот меч, а вот голова с плеч… А крови да грызни и тут хватает, Мариша.

Она повернулась лицом к сестре.

— Вот взять хоть батюшку нашего. Разве мало он бьётся со злодеями, кои ладятся стол у него отнять? И так оно по всей земле русской идёт. Я вот в книгах читала — раньше на земле русской порядку было больше, один князь в стольном граде Киеве всю Русь держал, и все остальные князья под ним ходили. А теперь всяк сам себе господин…

— Это потому так, что раньше князей мало было, — Мария приподнялась на локте. — А сейчас много больно, и у каждого сыновья, и каждому сыну подай город во княжение. А городов мало, на всех не хватает…

— Сон я видела, Мариша, — помолчав, ответила Феодулия. — Очень страшный.

— Да ну? — Мария окончательно привстала на постели — Про что хоть?

— Будто разверзлась геенна огненная. Представь, расступается земля, и выпыхивают из неё языки пламени, ровно из кузнечного горна — бледные такие… И проваливаются в бездну люди, города и веси, и стон стоит по всей земле… И нет никому спасения… И опускается на землю выжженную мрак кромешный…

В темноте лицо Феодулии призрачно белело, но выражения глаз разобрать было невозможно. Голос звучал ровно, медленно, и оттого Марию пробрала дрожь.

— Ой, Филя! — Мария смотрела в темноте на сестру — Ты маменьке сказала ли?

— И маменьке, и батюшке, и отцу духовному…

— А они?

Пауза.

— Плечьми пожимают все. Никто не знает, как истолковать сон сей. Батюшка вон смеётся: "Не ешь, мол, на ночь жирного да перчёного". А я и так не ем.

Сёстры помолчали.

— Филя, Филь… А какая хоть земля-то была? Ну, разверзлась которая… Греческая?

И снова пауза.

— Да нет, Мариша. Наша то была земля, русская.

…

— … Гости, гости прибывают!

— Да кто хоть?

— Сказывают, молодой князь Ростовский Василько Константинович!

Сенная девка приблизила лицо к самому ухо Марии, понизила голос, придав ему чрезвычайную таинственность.

— Сказывают, будто невесту себе он ищет, да всё никак не найдёт. Уж почитай всю землю русскую объехал кругом, а никоторая девушка ему не приглянулась…

— Олеська, бездельница, вот ты где! А работать кто будет? А ну, марш! — старая ключница замахнулась на неё связкой ключей, выглядевшей устрашающе — ни дать ни взять разбойничий кистень.

— Ой, ой! — девушка убежала, оставив Марию усваивать полученную информацию.

В княжьем тереме царил шум, гам и невероятное оживление. Девки-служанки сновали туда-сюда, таща кухонную утварь, какие-то тряпки, свёрнутый в трубу шемаханский ковёр… Из кухни доносились аппетитные запахи, голоса, лязг и звон, словно из кузницы.

— Вот ты где, Мариша, — княгиня Феофания шла навстречу дочери. — А ты пошто не одета?

— Да ай, мама!

— А ну быстро переодеваться! Вон Феодулия уж готова, а ты у меня ровно сенная девушка выходишь, в этаком-то наряде! Живо!

…

— Дорогим гостям наш почёт и уважение!

Князь Михаил возвышался на крыльце, красуясь в парадном наряде, надетом по случаю прибытия именитых гостей — соболий мех, цареградская парча, рытый бархат и алый атлас придавали ему весьма и весьма состоятельный вид. Гости, в своих тёмных дорожных одеждах, по сравнению с ним выглядели куда как попроще.

— А который, который из них князь-то Василько?

Девушки перешёптывались. Мария искоса взглянула на сестру. Феодулия была сегодня очень даже хороша — бледное, тонкое лицо, маленькие розовые губки, огромные глаза, отороченные густыми мохнатыми ресницами, опущенными долу и оттого кажущимися ещё длиннее.

— Да вот же он, вот!..

Мария перевела взгляд на гостей, ища глазами. Высокий молодой человек, с тонким, открытым лицом и глубоким, внимательным, чуть настороженным взглядом встретился с ней глазами. Сердце стукнуло невпопад, забилось чаще.