— Так оно и есть, — тотчас подтвердила Трикси. — Вспомни: ты позвала ребят на празднование Хэллоуина, и все явились, и отлично провели вечер. Возьми меня, к примеру, — добавила она со смехом. — Каждое твое приглашение я принимала, не задумываясь, и с превеликим удовольствием. Правда же? Но готова поклясться: если я сию секунду не приведу себя в порядок перед обедом, меня больше не пригласят в этот великолепный дом. Посмотри на будильник — уже почти восемь.

Ди повернулась к часам, стоявшим на письменном столе.

— Мне бы очень хотелось, чтобы дядя Монти не явился к обеду и нам не пришлось с ним сидеть за одним столом. Я слегка побаиваюсь этой встречи. Сможем ли мы обе сделать такие бесстрастные физиономии, чтобы он не понял, сколько нам теперь про него известно и как мы к нему относимся? Боюсь, по моему лицу легко все прочитать, как по книге.

— А ты не бойся, — проговорила Трикси. — Мы не должны себя выдать и, значит, не выдадим. Только и всего. Другого выхода я не вижу. Да особенно сложного тут ничего и нет. Не смотри на меня и не смотри на дядюшку… Так называемого дядюшку. Это лучший способ скрыть свои чувства.

— Ах, если бы нам с тобой надеть маски! — Ди явно забеспокоилась. — К сожалению, это нереально. А знаешь, пожалуй, самое правильное — притвориться, будто твое настоящее лицо и есть маска.

Она подбежала к зеркалу и начала тренироваться.

— Взгляни, Трикс, похоже сейчас мое лицо на маску? Можно сказать, что оно ничего не выражает? Что оно абсолютно бесстрастно?

Трикси затряслась от смеха.

— Ничего себе бесстрастное! Щеки у тебя втянуты, челюсти сведены, глаза испуганные и выпучены, как у безумной. Ди, ты похожа на рыбу, выброшенную на берег… Да — да, вылитая рыба! Нелегко тебе придется за столом. Как, интересно, ты будешь есть с таким лицом? Оно будто замороженное. Ты и рта не раскроешь. Что касается меня, то я целиком сосредоточусь на вкусной еде, которую у вас всегда подают. Это меня безусловно выручит.

Тем не менее обед прошел гладко. Девочки ухитрились выглядеть и вести себя так, словно им не приходилось что — то утаивать от окружающих, словно дядя Монти в их глазах продолжал оставаться родным братом миссис Линч. Монти, в свою очередь, и виду не подал, будто подозревает их в том, что они, в свою очередь, подозревают его в очень нехороших вещах.

После обеда Трикси вдруг обнаружила, что у нее слипаются глаза и она абсолютно не в силах с этим бороться.

— Слава Тебе, Господи, что у нас, по крайней мере, сегодня нет домашнего задания. — Трикси безостановочно зевала, пока девочки раздевались и укладывались в постели, и заснула буквально в ту самую секунду, когда голова ее коснулась мягкой подушки.

Но поскольку спать она легла непривычно рано, то спустя несколько часов неожиданно проснулась. Открыв глаза, Трикси принялась соображать, как действовать дальше. Светящийся циферблат настольных часов сообщил ей, что уже без двадцати час. Девочка потихоньку, стараясь не разбудить подружку, вылезла из кровати, на цыпочках приблизилась к двери, осторожно отворила ее и прислушалась. В доме царила тишина. Ди одолжила ей на несколько дней свой теплый халатик; Трикси торопливо накинула его на себя и, почти неслышно ступая босыми ногами, спустилась вниз по лестнице. Холл был слабо освещен, но в столовой, которую ей, чтобы попасть на веранду, предстояло пройти насквозь, отсутствовал даже этот приглушенный свет; там стояла непроглядная тьма. Трикси настороженно вглядывалась во мрак, но сумела лишь с трудом различить нечеткие контуры массивной мебели красного дерева.

— Пожалуй, придется включить люстру, — сказала она тихим шепотом, жалея, что заранее не приготовила карманный фонарик или свечу. — Иначе я наткнусь на какой-нибудь буфет или стол и подниму на ноги весь дом.

Трикси двинулась вперед, руками ощупывая стены и не сразу, но все — таки отыскала выключатель. Послышался негромкий щелчок, показавшийся ей оглушительным грохотом. Море света, излучаемого огромной хрустальной люстрой, разом залило гигантскую столовую и террасу. Трикси, ослепленная, зажмурилась и в испуге застыла на месте, не смея шевельнуть рукой или ногой.

Через минуту — другую девочка пришла в себя и продолжила путь. Не то чтобы она перепугалась насмерть, но руки ее, когда она открывала высокие створчатые двери веранды, предательски дрожали. По выложенному каменными плитами полу она пробралась к потухшему камину. Бедняжка боялась оглянуться по сторонам: ей мерещились тысячи глаз, хищно следящие за каждым ее движением.

Если не принимать во внимание два увесистых, гладко оструганных полена, в камине было пусто. Но Трикси же вспомнила, что на террасе есть еще один камин, и, забыв страх, торопливо устремилась в дальний конец. Она быстро разгребла золу и через несколько мгновений держала в руках то, что уже почти перестала надеяться увидеть собственными глазами. В глубине души она вообще не слишком уповала на такую баснословную удачу, хотя не сомневалась, что ход мысли дядюшки Монти был просчитан ею в принципе правильно. Пальцы девочки сжимали два туго скатанных в трубки холста, кем — то аккуратно подсунутых под нижнее полено. С изнанки их основательно подпалило, однако целиком сгорели только углы.

Задыхаясь от нетерпения, Трикси развернула холсты и, опустившись на колени, разложила их на каменных плитах. Снизу на нее глянули две пары голубых глаз. Голубых!

— И чем же ты здесь занимаешься?

Это был всего только шепот, но он прозвучал над самым ухом у девочки, и та вздрогнула, как от громкого крика. В первый момент она оцепенела от ужаса и неожиданности, потом медленно повернула голову и узрела дядюшку Монти, стоящего у нее прямо за спиной. Загадочный гость Линчей был тщательно одет, точно дело происходило не ночью, а среди бела дня; однако даже в этот ужасный миг она заметила на ногах у него домашние шлепанцы. Вот почему он сумел беззвучно подкрасться к ней сзади.

Трикси перевела взгляд на лицо мистера Монтеню Уилсона. Оно изображало такую ярость, что девочка открыла рот, желая закричать, позвать на помощь… Увы, только глухой хрип вырвался из ее пересохшей гортани.

Дядюшка Монти схватил ее за руку и с силой, грубо рванул вверх. Теперь она стояла на ногах, едва дыша, потеряв дар речи.

— Заорешь, — прошипел он злобно, — я тебя тогда…

Но тут Трикси вновь обрела голос. Она тоже разозлилась, и гнев ее был так велик, что заглушил страх.

— Уберите прочь от меня свои руки, — потребовала она решительно. — Я вовсе не намерена кричать. Я не боюсь вас.

Он показал пальцем на портреты, которые тем временем сами понемногу опять скатывались в рулоны.

— Вот кто, значит, совершил этот чудовищный акт вандализма, — прошептал он сипло, с ненавистью буравя Трикси своими маленькими глазками. — Я так и думал. Теперь ясно, что ты делала, когда в праздник Хэллоуин я застал тебя врасплох в галерее. Одну — одинешеньку. Ты вырезала картины из рам, чтобы украсть их!

Трикси перехватило дыхание. Если сейчас кто-нибудь спустится вниз и обнаружит их здесь, на террасе, с этими изуродованными, полусожженными портретами, обвинение Монти против нее прозвучит вполне правдоподобно

— Знаешь, что тебе сейчас правильнее всего сделал. Правильнее и умнее? — продолжал он тем же сиплым шепотом. — Немедленно подняться наверх, лечь в постель и убедить себя, что эта небольшая сценка — всего лишь дурной сон, приснившийся тебе под утро.

Трикси гневно вскинула голову.

— Я буду обманывать сама себя, а вы тем временем, надо полагать, довершите уничтожение портретов родителей миссис Линч? Вы же специально для этого явились на террасу посреди ночи, не так ли? Какая жалость — вам не пришлось удостовериться в их полном исчезновении. Они так и не сгорели дотла. Страшно обидно! Теперь вы собираетесь поджечь их вторично?

Он не сводил с нее холодного злобного взгляда.

— Глупым девчонкам, паршивым соплячкам, которые то и дело таскаются на Хоторн — стрит, следует избавиться от вредной привычки задавать наглые вопросы взрослым людям!