Мою любовь к истории всегда сдерживали учителя, полагавшие все происшедшее после 1750 года современными событиями. Я словно взглянула на мир иными глазами, узнав, что во время наступления англичан Пол Ревир[4] списал транспортные расходы, выразившиеся в стойловом содержании его лошади, на счет колонии Массачусетс-Бей. Первая супруга этого великого патриота (как сообщил наш гид, он же водитель автобуса) покинула эту юдоль печали, осчастливив супруга многочисленным потомством. А жена номер два, как мы узнали, со временем взяла щекотливую проблему деторождения под личный контроль. А я-то раньше ломала голову, почему это с наступлением ночи мистер Ревир ошивался верхом на коне в окрестностях старой церкви. Теперь же все стало ясно. Муженька попросту пинком выставляли не только из спальни, но и из дома.

Таскаясь за своим ненаглядным по бесконечным музейным залам, рассматривая перекореженные шпоры и ржавые фляжки, экспонированные в стеклянных шкафчиках, я все больше убеждалась, что все в этом мире, в том числе и история, запросто может зависеть от одной-единственной женщины – славной женщины, которая, прижимая простыни к своей натруженной груди, рычит: "Нет уж, муженек, с меня довольно! Я уже и так вся в растяжках, с головы до ног!"

Поистине некоторые вещи могут быть понятны только членам старейшего в мире клуба.

Покинув гостеприимные стены музея, мы сунули нос за ближайший забор – частокол острых копий, угрожающе ощерившихся на незваных гостей; там оказалось кладбище местных героев. Дождь закапал тихими слезами, но мы продолжали осмотр. Затем перешли к мемориальным табличкам на домах. Такие-то и такие-то жили, служили и плели интриги в этих убогих лачугах с облупившимися стенами и раздолбанными ступеньками. Упоминались лишь лица мужеского пола. Наверное, их жены были слишком заняты выращиванием маленьких патриотов и не успели сделать ничего значительного. Слава тебе господи, в наши дни быть женщиной не значит безвылазно торчать в темнице.

Отмахиваясь от дождя, Бен нацелил объектив своего "никона" на старую церквушку.

– Милая, свежий воздух так тебе на пользу! Твои щеки пылают, как гранаты. – Спрятав фотоаппарат в карман, Бен взял меня за руку. – Как думаешь, мой синий галстук в красную и золотистую полоску подойдет для первой встречи с Кулинарами?

– Бесподобно! – выдохнула я.

Мимо проковыляла парочка влюбленных, сплетенных на манер скульптуры Родена. Кто-то с размаху швырнул пустую банку из-под колы в мусорный бачок, где она закружилась в пьяном танце.

– Можно поинтересоваться, где и как ты должен вступить с ними в контакт?

Бен зажмурился, как сиамский кот. На меня он упорно не смотрел.

– Хороший вопрос, Элли. Думаю, нам стоит отправиться в путь сразу после ланча.

– Так скоро?! – С чего это я взяла, что нам будет даровано два или три дня счастливой праздности? Наверное, из-за своего поганого самочувствия слушала не тем местом.

Упомянутые размышления помешали мне заметить, что Бен обошел мой вопрос – в точности как сейчас мы обходили стороной банджоиста, усевшегося по-турецки посреди тротуара. Куда бы ни отправился мой любимый, я последую за ним, хорошо бы только знать – куда.

Вцепившись в мою руку, Бен потащил меня за собой.

– Солнышко, я совсем не хочу тебя торопить.

– Что?.. Испортить такой чудесный день?!

– А он был… чудесным? – Может, ему муха в глаз попала или зуб разболелся, но у меня создалось странное впечатление, будто Бен надеялся, что Бостон не оправдает моих ожиданий. Ну разумеется! В брошюрке "Да, мы рожаем!" всячески подчеркивается, что беременность весьма своеобразно влияет на мужчин.

Во время ланча в ресторане, где мраморные столешницы и декор из нержавеющей стали навевали ассоциации с моргом, Бен признался, что порт не произвел на него впечатления.

– Что же ты ожидал увидеть – корабли в форме заварных чайников?

Позднее, когда мы укладывали наши чемоданы в багажник автомобиля, Бен заявил, что владелица "Малберри-Инн" выглядела как-то подозрительно, когда он оплачивал счет.

– Милый, но ты ведь вертел перед ее носом толстенной пачкой денег! Я и сама-то задумалась, уж не сбегал ли ты за угол по-быстрому грабануть банк, пока я плескалась в ванной.

– Я хотел сперва потратить наличные, которые дала нам Доркас, а уж потом переходить на дорожные чеки.

– Разумно. Когда Доркас предложила нам остатки своих американских денег, я думала, что речь идет о мелочи. Слушай, а может, это она ограбила банк?

Три дамы с лакированными башнями на головах, суетившиеся подле соседней машины, дернулись и разом прижали к груди свои сумочки. На их трикотажных костюмах красовалась монограмма "Д.А.Р.". Я уже знала, что эти буковки означают славную организацию под названием "Дочери американской революции". Любопытно, их шокировала моя шутка насчет Доркас или же наш британский акцент? Неужто сейчас одна из них приподнимет юбчонку, выхватит из колготок револьвер и заорет: "Руки вверх!"?

– Пойдем, Дорис!

– Да-да, Энн!

– Дебора, ты сядешь сзади?

Они отчалили с таким ревом мотора, что я аж закачалась. Бен запихнул последнюю сумку и захлопнул багажник, едва не отхватив себе ладонь.

– Дорожные чеки у тебя, так ведь?

– Ты же сам мне их отдал! – Я похлопала по своей сумке. – Сказал, что приготовишь из меня рождественскую котлету, если с ними что-нибудь случится. И кстати, раз уж мы подняли эту тему, – никак не возьму в толк: что ты имеешь против кредитных карточек?

– Это у меня пунктик, еще с тех времен, когда я работал в "Сопровождении на ваш вкус". – Он баюкал палец своей левой руки. – Одна бесчувственная особа наняла меня в качестве сопровождающего для охоты на куропаток и нагрела как раз посредством этого изобретения.

– Что?! – ужаснулась я.

– Элли, ну полно тебе! – Смоляные брови Бена сдвинулись. – Я же никогда не делал тайн из своего прошлого.

– Но ты никогда не говорил, что надевал шерстяные кальсоны и убивал бедных птичек!

– Если тебе будет от этого легче, – Бен двинулся вокруг машины, – та я все до единого выстрела промазал. Девица сочла меня совершенно непригодным и отказалась платить вообще, – он придержал для меня дверцу. – Что это с твоим лицом?

– Почему ты садишься с этой стороны? Руль, по-моему, вон с той.

Отступив назад, Бен едва не сбил мотоциклиста, который с диким клекотом ворвался на стоянку.

– Потому что я хочу, чтобы ты вела машину.

– Ни за что! Доктор Мелроуз запретил моим ногам касаться педалей на чужой земле!

Воцарилось молчание – из тех, что обычно называют звенящими и гнетущими.

– Дорогая, здесь и ехать-то всего ничего. А я куда-то задевал свои очки.

– Ты положил их в бардачок.

– Совершенно верно. Не хотел тебя огорчать, но… – Морщась, он вытянул передо мной ладонь и отвел взгляд. – Помнишь, как я однажды поранил палец и едва не умер от заражения крови[5]?

– Что-то такое было.

– Ну вот, а только что я прищемил его крышкой багажника.

– Бен, это не тот палец.

– Разве? – Бен нахмурился. – Ну… ты ведь не станешь спорить, что рука-то та самая. Кроме того, доктор Мелроуз настоятельно советовал мне быть предельно осторожным в посттравматический период… Элли, я не могу рисковать! Только не сейчас. Если ты поведешь этак с часок, пока я дам руке отдохнуть…

Я подергала за руль, в тайной надежде, что он отвалится и положит конец этому безумию.

– Бен, я не могу учиться двум вещам одновременно. Беременности с меня вполне достаточно. А ездить не по той стороне улицы – это уже чересчур.

Пока я мямлила, Бен плавно скользнул на соседнее сиденье, достал из нагрудного кармана ручку и с торжествующим видом нарисовал на моей правой руке букву "П".

На пороге нашего брака я считала, что обязана Бену жизнью. Но не в буквальном же смысле слова! Тысяча проклятий на его красивую голову! Чтоб его подвел дезодорант в разгар собрания Кулинаров!