Подобная сцена стала чересчур узнаваема в городе Ариана. Из транспорта вышли шесть штурмовиков. Они непреклонно двинулись наверх по старым каменным ступенькам дома. Бластерные ружья подготовились к любому признаку тревоги. TK-121 посмотрел на своих товарищей и кивнул головой. Он вышиб дверь и четверо из штурмовиков ворвались внутрь.

Хозяева спали, но встревожено пробудились от звука вторжения. Перед дверью своей спальни появился Карл Барзон.

– Что все это значит? – потребовал он.

TK-718 оттолкнул его и вошел в спальню.

– Отпустите меня! – потребовал сын Барзона, борясь с двумя штурмовиками, тащившими его из другой комнаты.

– Здесь больше никого, сэр, – доложил TK-718.

– Хорошо. Посадите его в транспорт, – приказал TK-121.

– Куда вы уводите моего сына? – спросил доктор Барзон. – Он не сделал ничего плохого!

Штурмовики не обращали внимания на его мольбы, пока они грубо конвоировали Корда Барзона из дома. Молодой человек видел боль в глазах отца.

– Отец, не волнуйся. Со мной все будет в порядке, – сказал он ему на прощание.

Барзон в ужасе смотрел, как они уводят единственного члена его семьи. Он никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Прислонившись к дверному косяку и наблюдая, как отходит транспорт, он осознал, сколь иронично было то, что имперцы арестовали его сына. Корд – студент университета, где Барзон преподавал и проводил исследования – никогда не состоял в подпольном сопротивлении Гароса. И он даже не подозревал о роли своего отца в этом движении. Доктор Барзон постоянно ожидал, что штурмовики в один прекрасный день объявятся перед его дверью – но только для того, чтобы арестовать его самого, а не сына.

Теперь же, они просто увели Корда силой. И Карл Барзон ничего не мог с этим поделать.

Вдалеке выли два диких ботайя. Над головой пролетела стая крупа, маяча на фоне одной из гаросианских лун. Ночные твари направлялись в долину на восток, после того как похолодели ветра в горах, окружающих шахтный центр.

Ченс посмотрел, как крупа исчезли за пологом деревьев, затем вновь вернул свое внимание имперскому шахтному комплексу. Это был первый раз за долгое время, когда он приближался так близко – увеличение имперских патрулей и следящих устройств к югу от Арианы не позволяло подполью вести открытое наблюдение на протяжении последних нескольких месяцев.

– Эй, МД, – сказал Ченс, используя прозвище, означавшее <маленькая девочка>, которым он называл своего товарища с момента их первого совместного задания почти четыре года назад, – Я слышал, ты была единственной, кто отыскал ту дыру в сенсорной сети.

– С подходящим оборудованием на аэроспидере можно проделать еще и не такие штучки, – ответила двадцатилетняя Алекс Вингер.

Не говоря уже о том, что Воздушная оборона не горела желанием сбивать аэроспидер ее отца.

Они уже по горло были сыты сумасшедшими выходками Алекс, и лишь вежливо напоминали ей покинуть запретную полетную зону. То, что она была дочерью гаросианского имперского губернатора, приносило свои плоды.

– Ага, – сказал Ченс, широко улыбнувшись, – с подходящим оборудованием и с подходящим пилотом!

Алекс навела свой макробинокль на вход в шахты.

– Это похоже на перестановку смен, – сказала она.

Пятьдесят шахтеров, все как один одетые в одинаковые серые комбинезоны, под конвоем штурмовиков вышли из шахт. Огни повсюду в комплексе осветили усталые выражения на перепачканных грязью лицах рабочих. Они в изнеможении тащились по гарнизону навстречу тюремным баракам.

– А у них теперь все по распорядку, – улыбка Ченса сползла с его лица, когда он, чтобы отразить холод, поплотнее натянул на голову капюшон. – Как думаешь, – спросил он, разглядывая остальную часть комплекса, – где-то десять, двенадцать часов остается до того, как они закончат эту челночную платформу?

Алекс рассмотрела сооружение, поднимающееся над юго-западной частью комплекса.

– Не больше, – согласилась она.

Ченс не мог оторвать глаз от посадочной платформы, обдумывая возможные варианты.

– Знаешь, МД, мы ведь можем подбить ее с помощью <Плекса>. Расстояние отсюда примерно метров двести. Два или три выстрела должны принести довольно большой ущерб, – сказал он.

– И натравить на нас половину имперских сил на Гаросе! – напомнила она. – В этой части комплекса, Ченс, наши шансы сбежать довольно малы. Единственный путь к отступлению – уйти на восток. Но они закрыли бы эту брешь настолько быстро…

– Так ты не думаешь, что это стоит риска?

Алекс покачала головой.

– Не похоже, что эта накопленная руда куда-нибудь отправиться. За целый месяц здесь ни разу не появлялся <звездный разрушитель> чтобы подобрать ее. Надеюсь, мы узнаем больше о том, что же тут происходит, – сказала она, подняв голову к звездам. – Здесь так тихо.

– Да, – он достал из своего рюкзака выпивку и откинулся на небольшой валун, уставившись в полное звезд небо.

Алекс заметила, какой взгляд был у Ченса в глазах. Он и впрямь не принадлежал этому миру. Как и у нее, у него в крови были звезды.

– Я всегда чувствовала, что моя судьба где-то там, наверху, – сказала она ему. – Ты ведь тоже не с Гароса, так ведь, Ченс?

Он повернулся, заметив как полон эмоциями ее голос, и удивившись, откуда она знает. Он никогда никому не рассказывал о своем прошлом.

– Точно, – сказал он.

Алекс вздохнула.

– Меня привезли сюда, когда мне было шесть. Мою семью убили в ходе имперского рейда, – тихо произнесла она, пока ее разум пронзали далекие крики.

Она едва помнила бабушку с дедушкой, которые тогда растили ее. Алекс была оставлена на их попечение отцом, которого она помнила еще меньше, отцом, который вероятно даже не подозревал, что она все еще жива. Но воспоминания о рейде после всех этих лет по-прежнему были ясны.

– Я… – Ченс запнулся, выбирая, рассказать ли ей о том, что он знал о ее прошлом, или о его собственном. Он потянулся и осторожно коснулся ее руки. – Прости, – наконец сказал он.

Он был там, когда они нашли схороненную под завалами, бывшую без сознания шестилетку. Он лично увидел разрушения, вызванные Империей, которой он служил когда-то. Это изменило ее жизнь… и изменило его.

Она отогнала свои грустные мысли прочь.

– Ты веришь в судьбу, Ченс?

– Имеешь в виду, из-за того, что случилось с твоими родителями, ты вступила в ряды гаросианского подполья? Ну, да, – он кивнул головой, – я бы назвал это судьбой, МД.

Она улыбнулась ему.

– Ну, друг мой, так когда же я услышу твою историю?

– Когда-нибудь, – ответил он. – Возможно.

Тусклое освещение в оперативном центре подпольного сопротивления создавало впечатление бесконечной ночи. Но захороненное глубоко под имперским штабом помещение было круглые сутки заполнено оперативниками, ссутулившимися над коммуникационным оборудованием и компьютерами, освещавшими их лица мягким голубоватым свечением. Ход времени отмечался лишь хронометром, висящим над дверью.

Войдя в 08.00 внутрь, Алекс кивнула оперативникам за перехватывающими комм станциями и помахала одному из приятелей, который работал за основным дисплеем по другую сторону комнаты. Затем она заметила Мику Каэбра, резво указывающего ей в направлении офиса Магира Паки.

Она взглянула за прозрачную стену, отделявшую скудно обставленный офис Паки от главной оперативной комнаты. В ней вспыхнуло чувство страха. На мгновение ее мысли заполнило видение запорошенного снегом горного склона, видение, являвшееся ей уже много раз.

Карл Барзон сидел со спрятанной в руках головой. Магир Пака – один из глав сопротивления – склонился над ним, его рука утешительно касалась плеча доктора.