Я хотел бы еще раз вернуться к Nobis quoque, молитве священника из римского канона. Священник вспоминает тех, кто указует нам путь, тех, кто стал нашим заступником, прежде всего Иоанна Крестителя, и за ним — дважды семь святых: семь святых мучеников и семь святых дев. Они представляют собой разные географические сектора Церкви и воплощают различные призвания в ее лоне, то есть весь святой Народ Божий. Священник может быть только «несомым» святыми и всей общиной верующих. Мне кажется особенно показательным, что римский канон упоминает святых женщин в этой молитве за священников. Целибат священника ни в коем случае не означает женоненавистничества. Не означает он и отсутствия всяких отношений с женщинами. Внутреннее созревание священника очень существенно зависит от его способности найти правильное отношение к женщине. Он нуждается в поддержке духовных матерей, сестер, посвященных женщин, просто работающих женщин, вдов — которые принимают его миссию и сопровождают его на всем его пути своей добротой и чисто женской бескорыстной преданностью.

4. Слово и Таинство. Место культа

Наши размышления происходят в рамках идеи Храма живого, в который мы должны быть устрояемы. Храм создан для культа, воздаваемого Богу, для [принесения] жертвы, как говорит нам Первое послание Петра. Мы, христиане, верим в Слово, ставшее плотью. Поэтому священническое служение не сводится к простому проповедованию, к простому разъяснению Библии: то, что от Слова стало видимым, перешло, по словам св. Льва Великого, в Таинства Слово веры — это прежде всего слово Таинства. Так что подготовка к священству должна быть, по сути, подготовкой к служению Таинств, к церковной литургии Таинства. Нам не обязательно входить в длинные рассуждения, потому что все, уже сказанное, мыслилось с точки зрения Таинств. Ясно одно: ежедневная Евхаристия должна быть центром подготовки священника. Часовня должна быть сердцем семинарии, а Евхаристическая встреча должна продолжаться и углубляться в личном поклонении присутствующему Господу. Таинство Покаяния должно быть, так сказать, очищающей головней, о которой говорит пророк Исаия в ведении, определившем его призвание (6, 6). Оно должно быть силой примирения, с помощью которой Господь всегда извлекает нас из состояния разлада и помогает вновь обрести гармонию согласия.

И молчание, и праздничное действо занимают в литургии свое место. Когда я вспоминаю свои собственные семинарские годы, самым прекрасным воспоминанием остаются часы утренней мессы в ее нетронутой свежести и чистоте и праздничные церемонии во всем их блеске. Красоту литургии составляет как раз то, что не мы сами являемся ее актерами, что она делает нас участниками чего-то большего, нежели мы, охватывающего нас и приобщающего к Себе. Еще раз обращусь к канону римской Мессы: в Communicantes он говорит о двадцати четырех святых, напоминающих о двадцати четырех старцах, окружающих Престол Божий на небесной литургии, описанной в Откровении. Всякая литургия есть литургия космическая, дающая нам превзойти наши бедные сборища и вводящая нас в великую общину, обнимающую небо и землю. Именно это сообщает ей ее охват, ее вселенское дыхание. Именно это делает всякую литургию праздником. Именно это делает наше молчание богатством и обязывает нас стремиться к творческому послушанию, которое делает нас способными петь в унисон с вечным хором.

Культ невозможен без культуры: здесь это бросается в глаза. Культура без культа утрачивает душу, но культ без культуры принижает свое собственное достоинство. Если по сути, в основе своей подготовка к священству есть подготовка к литургии, то семинария должна быть также местом широкой культурной формации. Музыка, литература, классические искусства, радостное открытие природы — все это должно найти в ней свое место. Существуют различные дары, и красота семинарии в том, что самые многообразные дары могут влиться в единое целое. Никто не может охватить всего, но никто не должен пассивно соглашаться на бескультурье. Литургия — это встреча с самой красотой, с вечной любовью. Она должна излучать радость в доме, она должна всегда давать возможность преобразить и превзойти тяготы дня. Как только литургия становится центром жизни, мы оказываемся в русле слов Апостола: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь.... Господь близко» (Флп 4, 4-5). Именно исходя из этого литургического центра, и только из него, мы сможем понять, что хочет сказать апостол Павел, когда говорит о священниках Нового Завета как о «споспешествующих радости» (2 Кор 1, 24).

Во времена моей юности еще встречались люди, особенно в деревнях, которые считали, что подготовка к священству состоит в основном в том, чтобы научиться служить Мессу. Они удивлялись, что на это требуется столько времени, даже зная, что нужно выучить латынь, а это дело не из легких. Чтобы ясно понимать вещи, можно сказать, что в конечном итоге подготовка к священству действительно состоит в том, чтобы научиться совершать Евхаристию. Но ведь можно сказать и обратное: Евхаристия существует, чтобы научить нас жизни. Школа Евхаристии — это школа подлинной жизни. Она делает нас учениками Того, Кто один может сказать: «Я есмь путь и истина, и жизнь» (Ин 14, 6). А это делает совершение Евхаристии прямо-таки ужасающей миссией: ведь священник обязан говорить «я» от имени Христа Стать и быть священником — значит постоянно идти вперед по пути этого отождествления. Этот процесс бесконечен, но если мы стремимся к такому отождествлению, то мы на верном пути: на пути, который ведет к Богу и к людям, на пути любви. По этому критерию и нужно судить о любой подготовке к священству.

Кардинал ЙОЗЕФ РАТЦИНГЕР "КАМНИ ЖИВЫЕ"

Перевод с французского: Юлия КУРКИНА Редактор: Людмила МЯЛИНА

Издательство св. Петра, Санкт-Петербург 2002