Он опустился перед ней на колени. Его умные, чувственные руки, спустившись по спине, проникли под резинку и обхватили ее круглые ягодицы, а рот приник к ней впереди, лаская ее сквозь тонкую ткань. Ее отклик был почти мгновенным — теплая жидкость хлынула из нее. Колени задрожали, и она должна была опереться о его загорелые плечи. Она беспомощно цеплялась за него, пока его рот медленно исследовал покрытую шелком форму. И потом она снова оказалась в его руках — когда он поднялся и подхватил ее, чтобы опустить на кровать, а сам с ленивой грацией накрыл ее своим телом.

Почувствовав его силу и мощь, она опустила руку между их тел, чтобы ощупью оценить степень его желания. Она намеренно неторопливо изучала его жесткость, длину и толщину, пока он не зарычал ей в ухо и не откатился на спину. Ей только того и нужно было. Она стащила с него плавки и стала целовать его живот, узкие бедра, колени, голени и ступни, смакуя соленый вкус его кожи, пробуя на язык его жесткие волосы и тепло нагретой солнцем плоти. И потом он схватил ее, привлек к себе на грудь, заключил в монолитное тепло своих объятий и с жадностью впился губами ей в губы, до боли прижимая ее затылок одной ладонью.

Рейчел закрыла глаза и прильнула к нему всем телом. Его умелая рука скользнула вниз и с легкостью сорвала с нее персиковые трусики, чтобы проникнуть в самую влажную и жаркую ее сердцевину и довести ее до экстаза. Она не отставала от него, действуя не столь умело, но с не меньшим воодушевлением. Когда под ее руками он потек тягучим шелком, желание в ее членах вспыхнуло и поглотило ее. Ее бедра похотливо изогнулись, из горла вырвался низкий нечленораздельный стон. Он опрокинул ее на спину и овладел ею, наполнил ее страждущую пустоту одним уверенным мощным толчком. Она вдруг оцепенела, сжимая его в тисках своих рук и ног, и содрогнулась несколько раз подряд. Он бережно держал ее и не шевелился, пока не замер ее последний спазм.

И затем он начал двигаться — в сладострастном, нарочито медленном, вечном ритме любви, точно океанский прибой, шумевший в это яркое, солнечное утро у них под окнами. Рейчел растворилась в нем, отдалась на волю волн, навеки связанная с океаном и землей и мужчиной, что снова и снова доводил ее до самой крайней точки удовольствия, пока она не зарыдала, беспомощно уткнувшись в его липкое от пота плечо.

— Не оставляй меня, будь со мной, — попросила она сквозь слезы.

И со следующей волной она ощутила, как он напрягся и вздрогнул, услышала его сдавленный вскрик, и они стали нераздельны и вместе поплыли в нежно колышущий их океан вечности. В тот момент они были одни в целом мире. Все потеряло смысл, кроме мужчины в ее объятиях, который хрипло и устало дышал, уткнувшись мокрым лбом ей в шею. Скоро реальность снова вступит в свои права, неся ей обиды, боль и ложь. Новую ложь. Это неизбежно. Но пока что она крепко его обнимала, пряча лицо в его влажных светлых волосах, и улыбалась.

Долгое время Бен лежал без движения, затем перевернулся на спину, на измятые белые подушки, и стал потягиваться, многозначительно поглядывая на Рейчел.

Она лениво откатила свое усталое, теплое и довольное тело на другую сторону кровати и улыбнулась ему осторожной вопросительной улыбкой. Ей показалось, что он едва заметно вздохнул.

— Иди сюда, — проворчал он, притягивая ее к себе на грудь и устраивая ее голову на своем плече. Ей было хорошо лежать так, чувствуя, как его рука ласкает ее спину с нежностью, в которой его трудно было заподозрить.

— Я все равно не забуду об Эммете, — упрямо прошептал он ей на ухо.

— Я знаю, — шепнула она в ответ.

— Ты меня возненавидишь еще сильнее, — продолжал он, мысленно спрашивая себя, зачем он мучается сам и мучает ее.

Она качнула головой, и ее волосы у него на груди шелохнулись.

— Нет. Я не могу ненавидеть тебя, Бен. Как бы я ни старалась.

Ее губы дрогнули, целуя его плечо, вновь наполняя его болезненным напряжением, которое никогда надолго не покидало его.

У него был выбор: он мог остаться в постели и заниматься с ней любовью, пока они оба не насытятся сполна. Он мог встать и положить конец их связи, в которую впутался по глупости. Залечивать раны было уже слишком поздно. Ему нужно было избавиться от нее, физически и эмоционально. Если она останется, будет только хуже.

Но сначала он последний раз поддастся искушению. Не важно, что им больнее будет расстаться, что это продлит агонию. Прижав к себе ее хрупкое тело, он потянулся губами к ее губам. Поцелуй был долгий, изматывающий. Он сокрушил последние преграды между ними и привел его в состояние дикого возбуждения.

Она обиженно вскрикнула, когда он отстранился. Но он, не оборачиваясь, пошел в ванную. Он знал, что оглянись он сейчас — и расставание станет невозможным. Навсегда.

Рейчел грустно посмотрела ему вслед, чувствуя себя покинутой.

«Придется привыкать», — сказала она себе. Как бы она ни любила Бена, у них нет будущего. Прошлое, кровные узы — все это было сильнее того, что их связывало. Он не пожертвует сестрой ради нее, а она не откажется от брата. Их отношения зашли в тупик. Ничего, кроме боли, не ожидало их.

Льняной костюм был испорчен безвозвратно. В любом случае было бы немыслимо надевать его снова. Подобрав его с пола, где костюм лежал мокрой кучей, она сунула его в корзину для мусора и босиком пошлепала в гостиную. Из ванной доносился шум воды — Бен отгораживался от нее. Манил залитый солнцем океан. Она без раздумий последовала его зову. Она вышла на пляж в чем была и с разбегу нырнула, приветствуя и любовно обнимая холодные соленые волны.

Упругая морская вода придавала чувство свободы. Все страхи ее исчезли. Она перестала бояться медуз, акул и мириад других существ, снующих в сине-зеленой глубине и готовых, как ей раньше казалось, в любую секунду атаковать ее. Она погружалась, выныривала, снова ныряла, слившись воедино с океаном — наяда в своей морской стихии, — наполняя рот, глаза и сердце водой, из которой произошло все живое. Наплававшись до изнеможения, она медленно побрела на берег.

Бен ждал ее на крыльце в выцветших джинсах и джинсовой рубашке. Она вышла из моря с беззастенчивой грацией, откинула назад мокрую гриву волос и направилась к нему. В ее наготе не было сексуальности, было только чистое здоровое тело и свободные движения. Он никогда не хотел ее сильнее.

Когда она подошла, он приветствовал ее слабой улыбкой.

— Ты хочешь принять душ перед отъездом?

Она выслушала вопрос не дрогнув. Она не хуже его знала, что ей нужно уезжать, и как можно скорее.

— Я хочу привезти в Сан-Франциско частичку Гавайев на своей коже. — На миг ей стало жаль, что она смыла с себя все его следы и запахи, — она бы предпочла, захватить в Сан-Франциско именно частицу его. А она отдала это все океану. Хотя, наверное, правильно, что отдала.

— Одевайся, а я приготовлю нам перекусить.

Он не коснулся ее — стискивая кулаки от усилий. Лишь годы тренировки позволяли ему скрывать свои чувства и сохранять на лице невозмутимость.

Она поняла. В ее глазах зажглась грустная улыбка.

— Хорошо. Может быть, если я потороплюсь, мы успеем на самолет, который вылетает в два.

— Лучше в три, чтобы не торопиться.

«Или в четыре, — мысленно прибавил он. — Или завтра. Днем раньше, днем позже — какая разница? Не валяй дурака, О'Хэнлон. Отпусти ее».

Ленч в исполнении Бена был не лучше того ужина, который он приготовил в первый вечер. Черствый хлеб, водянистый тунец и вялые картофельные чипсы не вызывали ни малейшего аппетита. Они почти не притронулись к еде.

Она сидела на высоком стуле на кухне, свесив длинные ноги. Оба имевшихся у нее платья порвались и пришли в негодность. Оставались шорты и длинная туника. Когда она приземлится в Калифорнии, будет холодно, но ей было все равно.

— Попрощайся за меня с дядей Харрисом, ладно? — попросила она, кладя на тарелку нетронутый сандвич.