Вот по какой причине папа напомнил сегодня утром про пароходы.
И вот почему Вите сегодня совершенно нельзя было задерживаться после четвёртого урока. Ведь папа там разберёт возле дома «москвич» и будет сидеть, дожидаться сына. Того самого сына, который обещал, что сразу после четвёртого урока – во!
А тем временем Светлана Сергеевна смотрела прямо на застывшего Витю Корнева, проглотившего с перепугу недожёванную резинку, и говорила:
– Так что же мне с вами, с такими совершенно несознательными, делать? Очень мне не хочется оставлять вас в субботу на пятый урок. Но, с другой стороны, какой у меня ещё есть выход?
Глава вторая
ХРАНИТЕЛИ СОКРОВИЩ
Безвыходных положений в жизни не бывает. Поэтому Светлана Сергеевна тоже быстренько нашла выход из положения: она решила устроить диктовку на четвёртом уроке, вместо урока труда. И у Вити Корнева сразу отлегло от сердца. Теперь-то он больше не боялся, что подведёт папу. Теперь всё зависело только от него самого, от Вити.
Впрочем, немножечко Витя всё равно волновался. Потому что до дому нужно было ещё добраться. А это не всегда бывало так просто, как может кому-нибудь показаться.
Обычно от дома до школы Витя добегал за пять минут. Здесь ведь рядом. А на обратный путь у него уходило то час, а то и целых два. И получалось так вовсе не потому, что в школу Витя бежал с горы, а из школы поднимался в гору. Тут была совсем другая причина, куда более важная.
Витя Корнев проживал на горе, которая называлась «Вознесенье». На седьмом этаже высотного точечного дома. Рядом с телевизионной башней.
В школу с горы Витя чаще всего бежал один. Торопился. Попробуй опоздать к первому звонку! Живенько очутишься перед завучем Иваном Игоревичем, в кабинете у которого висит картина «Иван Грозный и сын его Иван».
– Знаешь, за что Иван Грозный убил своего сына? – ласково спросит завуч. – Так что, родимый, следующий раз имей в виду на всякий случай.
Дома у Вити таких вещей не спрашивают. Поэтому обычно из школы Витя не торопится. Из школы Витя возвращается вместе с Федей Прохоровым и Любой Агафоновой. Люба живёт с Витей в одном доме. А Федя – не доходя до них, в Дегтярном переулке, где на углу стоит чугунная водоразборная колонка.
В покосившемся бревенчатом Федином доме, что приткнулся на крутом спуске к Волге, у ребят устроено особое секретное хранилище. Хранилище у них в комнатке-чуланчике с маленьким оконцем в сад. Прямо перед окном растёт старая вишня, которая загораживает свет. В ребячьей каморке от неё всегда полумрак, даже в самый солнечный день. Ребята хранят здесь свои сокровища. В их распоряжении своя собственная отдельная комнатка, в которую Федины родители почти никогда и не заглядывают. Феде особенно повезло с мамой. Не то что Вите и Любе.
У Вити, например, мама прямо необыкновенно какая чистоплотная.
– Я вам не позволю, – постоянно ворчит она на Витю с папой, – устраивать из квартиры хлев.
У Корневых в квартире – точно в музее. Все, кто приходят к ним в гости, надевают мягкие тапочки. Гости ходят в мягких войлочных тапочках по квартире и расхваливают покрытые польским лаком полы, финскую мебель и чешский хрусталь.
И Любина мама тоже достаточно чистоплотная, терпеть не может, когда мусорят.
В доме у Прохоровых всегда полно всяких родственников, друзей и знакомых. Всё время кто-то уезжает и кто-то приезжает, кто-то уходит и кто-то приходит. Двери, как говорится, не закрываются ни на минуту. И всё-таки, несмотря на это, каморка Феди и его друзей всегда в полной неприкосновенности.
Люба приносит в каморку конфетные фантики, разноцветные камушки, разных старых и покалеченных кукол и мишек. Витя с Федей приносят разумеется, более солидные вещи, в основном, металлические. И ещё у ребят есть пластмассовые солдатики и настоящий военный полевой походный телефон. Телефон каким-то чудом сохранился ещё с войны. Зелёная краска на его деревянной коробке облупилась. Трубка, что лежит под крышкой, вся в мелких царапинках. А сбоку у ящичка – ручка. Когда ребята играют в войну, они по очереди крутят ручку и отдают в трубку приказы своим войскам.
Работает телефон или нет, друзья не знают. Для этого нужно иметь другой такой же аппарат. Но где его возьмёшь! А на все приставания Васи Пчёлкина, который давно предлагает за телефон пятнадцать и даже двадцать долек жевательной резинки, ребята, ясное дело, отвечают решительным отказом. Витя, Федя и Люба не согласятся на такой глупый обмен, дай им за телефон хоть тысячу штук самой наивкуснейшей жевательной резинки.
Вот какое у ребят есть своё собственное особое секретное хранилище. И вот почему Витя добегает от дома до школы за пять минут, а от школы до дому ему порой не добраться и за два часа.
Но сегодня-то Витя твёрдо знал, что промчится мимо Дегтярного переулка и водоразборной колонки со скоростью реактивного самолёта. И ни Федя, ни Люба не уговорят его заглянуть в каморку даже на полсекундочки. Витя знает, почему уходят пароходы. Витя Корнев, не смотри, что ему одиннадцать лет, если уж сказал, то сказал. Витя Корнев не какой-нибудь болтун. Витя Корнев – человек слова.
Глава третья
ОХОТНИК – КАК: «О» ИЛИ «А»?
Ну уж эта жевательная резинка! Из-за неё вот приходится в субботу писать на четвёртом уроке диктант. На улице весна. Солнце вовсю светит. Воробьи надрываются. А ты пиши.
– «Посмотрел охотник в сторону, – медленно диктует Светлана Сергеевна, – и замер».
Учительница ходит по классу, заглядывает в ребячьи тетрадки и медленно, с ударениями диктует. На учительском столе, в баночке из-под майонеза, букетик подснежников. В ушах учительницы подрагивают крупные, вишневого цвета клипсы. А вокруг скрипят перья да сопят носы.
Откуда у Светланы Сергеевны букетик в баночке с водой, догадывается весь класс. Это или грозный завуч потихонечку принёс, или шеф дядя Андрюша. Но если – дядя Андрюша, то он, конечно, не потихонечку. Дядя Андрюша не то что Иван Грозный.
– «Посмотрел охотник в сторону, – диктует в тишине Светлана Сергеевна, – и замер».
Витя Корнев скосил глаза и посмотрел в сторону. В тетрадку к Феде Прохорову. У Феди «всторону» было написано вместе. Витя взял и написал «всторону», как у Феди. Хотя ему вообще-то показалось, что «в сторону» лучше написать отдельно.
Сзади Вити раздалось шипение, и его ткнули чем-то острым в спину.
– Охотник как: «о» или «а»? – прошипело у Вити сзади.
– Агафонова! – строго произнесла Светлана Сергеевна. – Что это ещё такое! Думай, пожалуйста, собственной головой, Агафонова.
Ух, тяжело на четвёртом уроке, весной, да ещё в субботу писать диктовку. Ошибок, наверное! И ведь почему? Только потому, что Ивану Грозному вдруг возненавиделась жевательная резинка. И теперь выходит, будто её делают специально для того, чтобы выплёвывать. Жевать её, видите ли, в школе неприлично. А выплёвывать её в школе, да ещё прямо на уроке, вполне прилично.
Вполне понятно, что, если бы не Иван Грозный, Светлана Сергеевна никогда бы ничего такого и не сказала ребятам. Всё из-за него! И диктовку бы Светлана Сергеевна спокойненько провела на втором уроке. Она сама недавно закончила институт и была не прочь пожевать резинку. Это же по лицу видно, что не прочь. А из-за Ивана Грозного вон что вышло.
Глава четвёртая
ВОПРОСЫ ПО МЕТОДИКЕ
– «Посмотрел охотник в сторону, – медленно диктует Светлана Сергеевна, – и замер». Написали? Точка. Пишем дальше. Внимательно пишем. «Охотник увидел на лужайке…»
Кого охотник увидел на лужайке, Светлана Сергеевна продиктовать не успела. Дверь неожиданно распахнулась – и в класс вошёл грозный завуч Иван Игоревич.