Класс встал.

– У вас, Светлана Сергеевна, диктовка? – удивился завуч. – Почему на последнем уроке диктовка? Или что-нибудь случилось? Впрочем, ладно, разберёмся после. Меня, Светлана Сергеевна, вызывают в гороно. Боялся, вернувшись, уже не застать вас. Я вот тут набросал вопросы по методике. Прошу вас основательно их продумать и не подвести меня. И пожалуйста, никаких объективных причин.

На учительский стол твёрдо легла маленькая синяя бумажка. Сверху завуч быстро прикрыл её классным журналом. Весь класс стоял. И большинство ребят успели заметить, что бумажка была совсем маленькая и синяя. Разве на таких бумажках пишут вопросы по методике?

– Но ведь, Иван Игоревич, я… – совсем не по-учительски пробормотала Светлана Сергеевна. – Ведь мы…

Она растерянно посмотрела на застывший класс. Щёки у Светланы полыхали красным цветом. И уши тоже. Даже клипсы-вишенки в ушах будто сделались ярче.

Дверь за Иваном Игоревичем закрылась решительно и плотно. Иван Грозный не терпел, когда с ним не соглашались. Это в равной мере относилось как к ученикам, так и к учителям.

Четвёртый «б» как поднялся с приходом завуча, так и продолжал молча стоять. И ребята молча смотрели кто на классный журнал, под которым лежала таинственная синяя бумажка, кто на закрывшуюся дверь, кто на учительницу.

– Садитесь, – сказала наконец Светлана Сергеевна, взяв себя в руки. – Урок продолжается. Пишем дальше. – И, заглянув в книгу, она продиктовала уже другим, своим прежним учительским голосом: – «Охотник поднял ружьё, но стрелять передумал. Охотник… поднял… ружьё…»

Над тетрадями нависли перья. Но по классу тут же зашелестел шепоток. Он возник по двум причинам. Во-первых, от парты к парте понеслось экстренное сообщение:

– Это Иван Грозный про методику специально для нас сказал. А сам принёс Светлане билеты на концерт, на москвичей, на сегодня. Билетов давно нету, а он ей всё равно достал. Вот.

Во-вторых, Светлана Сергеевна, разволновавшись, перескочила, наверное, через строчку в книжке с диктантами. И поэтому осталось неясным, кто же всё-таки сидел на лужайке. Ещё не написали, кто сидел на лужайке, а охотник уже поднял ружьё. Кто же там сидел-то: волк, медведь или бегемот?

– Можно вопрос? – вскинула руку Люба Агафонова. – У меня вопрос! Можно?

– Да, – сказала Светлана Сергеевна. Что ты хочешь спросить, Агафонова?

– А по методике, – вскочила Люба, – это значит, как нас лучше учить, да?

От такого неожиданного вопроса Светлана Сергеевна вспыхнула ещё сильнее, чем когда Иван Грозный положил ей под журнал синюю бумажку. Светлана Сергеевна хотела строго осадить Любу, да не успела. С задней парты раздался звонкий девчоночий голос:

– Вам теперь Иван Игоревич будет всё время приносить вопросы по методике?

И из другого угла ещё звонче:

– А дядя Андрюша вам будет приносить вопросы или не будет?

Шум-гам в классе поднялся – страх! Нужно диктовку продолжать писать, а от гама даже стёкла в окнах вызванивают.

Конечно, так вести себя с учительницей, да ещё на уроке, не позволено никому. Только ребята из четвёртого «б» удивительно чутко улавливали, где взрослые поступают не так. Почему завуч принёс билеты на концерт, а сам сказал – вопросы по методике? Зачем? Ученики не понимали завуча и боялись его. А свою Светлану они любили и хотели, чтобы у неё всё сложилось хорошо. Но как у неё могло сложиться хорошо, если ей больше нравился Иван Грозный, чем такой замечательный человек, как дядя Андрюша? Это же все видели -как она относится к механику из авторемонтных мастерских дяде Андрюше и как к Ивану Грозному. Вот поэтому-то Светлане Сергеевне и задавали такие вопросы. Нарочно. Чтобы она задумалась.

Сквозь шум и грохот, который возник в классе, робко пробивался вопрос и про то, кто же всё-таки сидел на лужайке. Но разве в таком гаме что-нибудь разберёшь? И плюс ко всему Светлана Сергеевна попросту растерялась Она была ещё молодой учительницей и порой совершенно не знала, как поступить, когда ехидный четвёртый «б» задавал ей вопросы, не имеющие никакого отношения к уроку.

Глава пятая

В ЛОБ ПО ЗАТЫЛКУ

Оказалось, на лужайке сидел не медведь, не волк и не бегемот. На лужайке сидел обыкновенный заяц. Охотник поднял ружьё, но стрелять в зайца передумал. Он был хорошим человеком и решил не убивать косого.

Приход в класс завуча и возникший затем гам привели к тому, что диктовку ребята дописывали уже после звонка. Глупые ребячьи вопросы совершенно испортили Светлане Сергеевне настроение. Собрав тетради, она ушла из класса со строго поджатыми губами.

Класс задержался после звонка всего на две-три минуты, но Витя Корнев всё равно сразу очень разволновался. Любе-то с Федей хорошо, они ничего и не знали про пароходы. Вернее, про то, почему пароходы уходят. И ещё Витя разволновался потому, что две-три минуты – тоже время. С двух-трёх минуток всегда всё и начинается. Забежишь к Феде на две минутки, оглянешься – час прошел. У Вити так тысячу раз случалось.

– Мне сегодня прямо совершенно некогда, – суматошно проговорил Витя, не глядя на Федю Прохорова. – Мы, понимаешь, с папой машину к техническому осмотру готовим. И у нас подшипник полетел. И не достать нигде. Мне сегодня прямо ужасно некогда. Я – сразу домой.

Учебники у Вити в портфель не запихивались. Витя их еле запихнул. С помощью коленки. И с трудом защёлкнул замок. Книг откуда-то понабралось! Да ещё спешил очень. А когда спешишь, всегда ничего не получается.

– Куда у вас, Корнев, подшипник полетел? – подскочила Люба Агафонова. – Ой, как интересно! Куда?

Витя как раз с пыхтением работал коленкой.

– Страшно ты прямо глупая какая-то, Агафончик, – пропыхтел Витя. – Полезла к Светлане со своими глупыми вопросами. Из-за тебя задержались вот. А я домой страшно тороплюсь. Я без вас сегодня побегу. Полетел – значит сломался. В технике нужно кумекать. Тютя.

– Ай-яй-яй, – сочувственно закачала головой Люба. – Сломался! Совсем-совсем сломался? И из него все шарики повыкатились?

Оказывается, Люба тоже немного разбиралась в технике: даже знала, что в подшипнике бывают шарики.

– Ясно, повыкатились, – со всей серьёзностью подтвердил Витя, не подозревая подвоха.

– То-то я смотрю… пхи-и, – весело фыркнула Люба, – у тебя, Корнев, шариков в голове не хватает. Пхи-и!

Она смеялась, словно чихала. Тоненьким голоском.

Витя обиделся. Он сдвинул брови, как всё равно Иван Грозный, и сказал:

– Жаль, мне сейчас некогда. А то бы ты у меня, Агафончик, прямо живенько получила.

– Да ну? – снова пхикнула Люба. -Неужели прямо живенько? А мне больше нравится не прямо, а криво. – И без всякого перехода она тут же выпалила: – А правда, мальчики, дяденька Андрюшенька лучше, чем Иван Грозный? Правда, лучше?

У Любы Агафоновой была странная привычка – спрашивать про то, что всем ясно и без её вопросов. Ведь отлично знала, как Витя с Федей относились к дяде Андрюше и как – к Ивану Грозному. Знала и всё равно спрашивала.

– Нет, правда, дяденька Андрюшенька лучше? – не унималась она. – Правда? И Иван Грозный Светлане вовсе не вопросы по методике принёс, а билеты на москвичей. Правда?

– А у тебя, Агафончик, две дырки в носу! Правда? – крикнул Витя и, волоча за собой тяжёлый портфель, выскочил в коридор.

Вниз по лестнице Витя скатился в одно мгновение. Тра-та-та! Скорее домой! Он протарахтел по лестнице с такой космической скоростью, что чуть не сшиб на площадке шестиклассника Васю Пчёлкина. Нагрузившийся чужими значками и марками, шестиклассник Вася Пчёлкин беседовал на лестнице с какой-то девочкой.

– Ну, мелочь пузатая! – возмутился Вася. – Как двину сейчас в лоб по затылку, так и ухи отвалятся!

В лоб по затылку? Во даёт! На бегу Витя даже и не успел сообразить, что на такое можно ответить. Да и где тут было соображать, когда Витя ужаснейшим образом торопился.