– О, моя деточка на всех парах несётся. – сказал Витин папа. – Ты ног, деточка, случаем не обломал, когда этак-то на пароход торопился? Кто мне сегодня утром клялся, что будет сразу после четвертого урока?
– Да тебе, папа, и не нужно теперь никуда ехать! – ещё издали закричал Витя. – Ни в какой магазин тебе не нужно! Потому что мы, па, достали тебе этот самый подшипник! Настоящий подшипник! Наружный! Во! Совсем новенький! Прямо совсем-совсем! Мы только из-за него и задержались. Честное слово.
– Ага, – подтвердила Люба, – мы только из-за подшипника и задержались. Мы знали, что вам очень нужен подшипник, и поэтому задержались. Иначе ничего не получалось с подшипником.
Феде Прохорову было хорошо: добрёл до водоразборной колонки на углу своего Дегтярного переулка – и уже дома. И ни перед кем ему не нужно оправдываться. Можешь хоть у полевого походного телефона ручку крутить, можешь хоть на Волгу идти. Делай, что пожелаешь. А тут и подшипник папе достал, и всё равно оправдывайся.
Ну почему Витя должен оправдываться? Он ведь не для себя, для папы старался. С подшипником пришёл. У Вити так всё и пело в груди. Это же нужно! Никогда ничего, кроме хлеба в булочной, не покупал, а тут сразу – подшипник! Папа не мог достать, а они достали. Сами!
…Дядя Андрюша не подвёл ребят, хотя и довольно долго прождал их у школы. Но он-то не знал, что они не к Любе бегали за билетами. К Любе бы они живенько обернулись. А тут – в театр, на Подгорную, снова в театр.
Один билет ребята отдали дяде Андрюше. А он им привёз завёрнутый в промасленную бумагу подшипник. Со вторым билетом поехали домой к Светлане Сергеевне. Люба непременно сама хотела отвезти билет учительнице. А учительница живёт совсем на другом конце города. Вот и ещё ушла целая куча времени.
– Какой ещё такой подшипник? – хмуро спросил папа, осторожно поправляя грязным пальцем очки на носу.
– Да вот же, вот! – ещё громче закричал Витя. – Самый прямо настоящий! Для переднего колеса! Наружный! Новёхонький! Вот!
Папа развернул промасленную коричневую бумагу и недоверчиво покосился на Витю с Любой.
– Чудеса, – сказал папа. – Видал, Семён. И где же это вы умудрились раздобыть?
– Молодчаги, что умудрились, – похвалил ребят дядя Сеня. – С такими детьми не пропадёшь. И за подобную инициативу, Вадим Николаевич, людей поощрять нужно. Молодая-то смена разбирается, что к чему.
Поднявшись с корточек, дядя Сеня открыл дверцу своей новенькой сверкающей машины и протянул Любе с Витей по маленькой шоколадке. У дяди Сени всегда были с собой или шоколадки, или конфеты. Без гостинцев он никогда не появлялся. Витиной маме он обычно привозил цветы. Хоть один-два цветочка, но обязательно привозил.
– За что же это их, интересно, поощрять? – возразил папа и сердито швырнул на асфальт подшипник, который так и прилип к промасленной коричневой бумаге. – За то, что они пронырами растут?
– Ну, вы уж сразу, Вадим Николаевич: пронырами! – не согласился дядя Сеня. – Какие они проныры.
– Иди сюда, – подозвал папа Витю. – Ближе иди. Расскажи, где вы взяли подшипник.
Держа в кулаке размякшую шоколадку, Витя с горечью смотрел вниз на Волгу. Подошёл к папе и, отвернувшись, смотрел вдаль. Добытый с такими муками подшипник валялся на асфальте. Оказалось, он вовсе папе и не нужен. Папа не то что обрадовался, он даже наоборот. Ещё и на дядю Сеню накинулся. Будто дядя Сеня неправильно ему сказал.
Просторная река сверкала под солнцем золотыми чешуйками. Пронёсся, почти не поднимая волны, «метеор» на подводных крыльях. Через железнодорожный мост медленно тянулся над водой товарный состав. А на том берегу Волги белела церквушка с пятью куполами-луковками: в центре одна большая луковка, по краям – четыре маленькие.
Надувшись, Люба стояла рядом с Витей и тоже смотрела на Волгу. В одной руке она держала шоколадку, в другой – портфель.
– Это вовсе и не Витя достал подшипник, – вдруг, не оборачиваясь, тихо сказала Люба. – Это я достала. Я не знала, что он вам не нужен. Я думала, нужен. Витя сам в школе говорил, что нужен.
– Да нет, почему же он мне не нужен? – несколько смущённо проговорил Витин папа. Нужен он мне. Да только… Сколько вы за него, ребята, заплатили? А деньги, что, Витя, Любины?
– Ничего мы за него не заплатили, – буркнул Витя.
– Ладно. Без обид обойдёмся. Сколько? – похлопал себя по карманам папа. И тут же добавил: – Впрочем, в этом пиджаке у меня всё равно ничего нету.
– Да вы не беспокойтесь, Вадим Николаевич, – вскинулся дядя Сеня. – У меня – пожалуйста! Сколько, Любанька? Два рубля? Три?
– Витя же сказал, что мы за него ничего не заплатили, – обиженно отозвалась Люба.
– Ах, какие мы гордые! – воскликнул дядя Сеня. – Ах, какие мы благородные!
Кошелёк у дяди Сени был из мягкой коричневой кожи с пупырышками. И для каждой денежки имелся свой особый кармашек: для меди, для серебра, для мелких бумажек и для крупных.
– Держи, Любанька, – протянул дядя Сеня Любе хрустящую трёшку. – Огромнейшее тебе спасибо, девочка. И не обижайся, пожалуйста. Вадим Николаевич просто немного устал. И с тормозами у него не ладится.
– Семён! – возмутился Витин папа. – Ну разве в этом дело?
Но дядя Сеня словно и не услышал никаких слов. Аккуратно положил в Любин кармашек фартука трёшку и потряс перед Витиным носом хрустящим бумажным рублём.
– А это тебе, старик! – Длинные дяди-Сенины пальцы ловко сложили рубль пополам и сунули к Вите в нагрудный кармашек.
Даже деньги и те у дяди Сени были на удивление новёхонькие, нетронутые, будто только что из банка.
– Мне всё же кажется, Вадим Николаевич, – сказал дядя Сеня, снова присаживаясь рядом с Витиным папой на корточки, – что колесо у вас не держит из-за колодок. Тормозной барабан сильно износился, и эти колодки вам всё равно не подогнать. Новые нужны. Давайте я всё же быстренько смотаюсь и постараюсь раздобыть новые колодки.
– В субботу-то? – неуверенно произнёс папа. – Да и времени сейчас уже сколько. Куда ты сейчас сунешься?
– Как-нибудь, – заверил дядя Сеня, направляясь к своей сверкающей тёмно-вишнёвой машине. – Мои друзья меня ещё никогда не подводили. Подшипник же я вам достал, хотя сегодня и суббота.
Вот оно, оказывается, что! Витя искоса глянул на папу. Так бы сразу и сказал. Выходит, подшипник дядя Сеня папе уже привёз. С раннего утра. Вот почему папа и не обрадовался новому подшипнику, швырнул его на асфальт, словно какую-то испорченную железяку. И ещё пронырами обозвал.
Из подъезда молча вышла Любина мама.
Подошла к Любе, взяла её за руку.
– Сколько можно тебя дожидаться, Любовь? У меня окончательно лопнуло терпение. И теперь пришла, снова тут стоишь. Как тебе не стыдно?
– Здравствуйте, Нинель Платоновна! – издали закивал Любиной маме дядя Сеня. Не ругайте, пожалуйста, Любаньку. Она у вас замечательный человечек. Благородное дело сегодня совершила, друзей выручила.
Любина мама поздоровалась с дядей Сеней. Даже улыбнулась ему краешком рта. И, крепко держа дочку за руку, скрылась в парадном. А у Любы из кулака, за который её держала мама, выглядывала яркая дяди-Сенина шоколадка.
Глава десятая
ПИСЬМО ОТ ДЕДА
Витин папа чиркнул спичку и закурил. Сигарета у него сразу поехала в угол рта. Витя, не зная, куда деть глаза, задрал голову к небу.
Высоко над Вознесеньем тянулись белыми мазками прозрачные, как дымка, облака. Телевизионная мачта пронзала их острой пикой. Казалось, не облака плывут над мачтой, а она сама, наклонившись, стремительно падает им навстречу.
Открыв дверцу «жигулей», дяди Сеня бодро спросил у Вити:
– Может, со мной, старик? По городу прошвырнёмся.
– На переднем сиденье? – дёрнулся Витя, но тут же остановился и умоляюще поглядел на отца. – Можно, па?
– Нет, – сухо отрезал отец. – Неужто до тебя так и не дошло, что случилось? Или ты все еще совсем несмышлёное дитя, каким тебя считает мама?